— Это ваши созоровали, — заявили рыбаки Петру Васильевичу. — Они все лодочкой интересовались. Что ж вы за своим народом плохо так смотрите? Где их теперь искать?
Вдобавок ко всему, невдалеке от рыбачьего лагеря было найдено одно из весел.
— Все ясно. Упустили весло, а одним не управились. Их течением потянуло вниз.
Петр Васильевич оставил Вовку охранять лагерь, а сам с Гарриком, Ленькой и рыбаками пошел по бечевнику искать лодку. Уже поздно вечером они увидели ее. Лодка стоял у косы. Рыбаки, ругаясь на чем свет стоит, погнали ее обратно, а Петр Васильевич, теряясь в догадках, заночевал с ребятами на косе.
Утром Ленька вызвался забраться на ближайший утес и оттуда осмотреть округу — может быть, беглецы где-нибудь рядом.
Ленька полез на гору. Он прилежно осмотрел все вокруг, ничего не обнаружил и собрался было спускаться обратно. Но так как парень он был обстоятельный и зря тратить время не любил, то решил заодно заглянуть в заросли лещины, чтобы определить, какой будет в этом году урожай орехов. Для этого Леньке пришлось на километр с лишним углубиться в горы. И вот здесь-то он услышал выстрелы. Ленька подумал, что это браконьеры. Он сразу же вновь превратился в Леонида Терентьевича, помощника лесника. Правда, ему очень не хватало для этого берданки и патронташа.
Шел он, по его рассказам, «версты три с гаком», а браконьеров все не было видно.
«Ну и ружья у них, — думал Ленька. — Гром-то какой сильный!» Он даже признался нам, что в глубине души побаивался связываться с браконьерами, вооруженными таким грохочущим оружием. Наконец Ленька вышел к кромке глубокого оврага и увидел, как из-под скалы вырываются клубы дыма, прорезаемые вспышками огня.
Сперва он подумал, что это извержение вулкана, потом, присмотревшись, решил, что все же, пожалуй, больше похоже на дот. Он долго сидел и наблюдал за стрельбой, изучая длину промежутков между выстрелами. Когда Ленька твердо установил, что один выстрел следует за другим не быстрее чем через десять минут, то решился, наконец, заглянуть в «амбразуру». И тут он услышал Витькины команды.
Прошло еще очень много времени, пока сходили к деду Фоме за ломом и киркой. Мы предлагали воспользоваться боевым топором и даже просунули его в щель, но Петр Васильевич заявил, что, во-первых, это ценный музейный экспонат и с ним надо обращаться бережно, а во-вторых, нас за наши делишки не следует спешить выпускать на волю.
Говорил он так, конечно, для вида. А сам был до смерти рад, что мы отыскались, а не погибли где-нибудь в пещерной темноте.
О том, как он нас ругал, рассказывать не стоит. Неинтересно. Все взрослые делают это совершенно одинаково. Мы с Витькой ни за что не выдавали Ветку, но она сама героически все рассказала.
Петр Васильевич выслушал ее и строго заявил:
— Мы в свое время позабыли выполнить принятое нами же решение: в конце первой недели подвести итог твоего испытательного срока и таким образом решить — оставлять тебя здесь или гнать домой березовым веником. Позабыли… Но лучше поздно, чем никогда. Будем решать сейчас.
Опять в шляпу Флибустьера полетели сложенные бумажки. Он вынимал их по одной и медленно разворачивал. «Да», «да», «да»… в общем только одно «нет». Скорее всего, самого Петра Васильевича. Но что он один мог поделать против нас? И все-таки Флибустьер решил наказать всю нашу компанию. Причем совсем неожиданным образом. В тот же вечер, когда мы собрались у вечернего костра, он достал из рюкзака рукопись Энрике Гомеса и свою тетрадь.
— Знаем, знаем! — сказал Витя. — Ветка ведь нам уже все рассказала. Мы поэтому в пещеру и полезли. Для приоритета.
Петр Васильевич усмехнулся и заявил, что Ветка решительно все нафантазировала. От начала и до конца. Энрике Гомес никаких царских барок никогда не топил и казаков от воевод не спасал. Все это Веткины выдумки.
Гомес благополучно снялся с мели и, спустя несколько месяцев, приплыл с Адамом Олеарием к берегам Персии. А потом возвратился в Голландию, где и жил до самой смерти.
— Что касается казаков, — добавил Петр Васильевич, — то ими Олеария главным образом пугали, рассказывая всякие леденящие кровь истории о разбойниках из заволжских гор. Это даже нашло отражение в записках путешественника. Вот что он пишет. — Петр Васильевич раскрыл свою тетрадь, нашел нужную страницу.
«Вместе с тем нас уведомили, что от двухсот до трехсот казаков собрались и поджидают нас для нападения в известном месте. Известия эти, хотя и до них мы принимали надлежащие предосторожности, сделали нас еще более осторожными.[43]»
— Так говорит история. Ну, а как говорит Ветка, я уже слышал. С историей она явно не в ладах. Потому что это строгая наука — наука фактов. И она не допускает никаких фантазий и выдумок. Вот так. — Он закрыл тетрадь и, свернув ее трубочкой, засунул в карман рюкзака. — В самое ближайшее время я поведаю вам, друзья, о последних страницах рукописи Энрике Гомеса. Я уже почти до конца прочел ее, и теперь мне остается лишь пересказать прочитанное.
— А наваха?! — чуть ли не крикнул Витька.
— Наваху эту, друзья, я купил в Гаване, в антикварном магазине. И хотя она и антикварная наваха, лет ей все же не больше ста пятидесяти. Поэтому принадлежать Гомесу она никак не могла. В провал же ее бросила все та же сеньорита Ветка. Стащила у меня наваху и бросила в провал. Напрасно я сразу же не разоблачил ее проделки.
— Когда же она сделала это? — Я глянул на Витьку, и мне показалось, что в его глазах что-то подозрительно блеснуло. Ведь в пещере мы были все время вместе.
— Вероятно, она сотворила это сразу же после нашего первого посещения пещеры, — ответил Петр Васильевич. — Несмотря на все свои страхи, эта самовольная девчонка пробралась к провалу и бросила туда нож. Конечно, без всякого на то моего разрешения. Она, видите ли, решила, что без такой штуки экспедиция наша будет неинтересной, вы заскучаете и запроситесь домой. Мне кажется, что примерно по этим же соображениям она подбила Витю и Гену на «исторический» поход за приоритетом. Кстати, о приоритете. Запомните, друзья, вовсе не приоритет — главное в науке. В науке главное истина, упорство в достижении поставленных целей, глубокие знания и честность поиска. Вот так-то, дочь моя непутевая…
Ветка сидела, опустив голову, и молча теребила складку на своих брючках. Но все мы, кроме, пожалуй, дотошного Профессора, не сердились на нее. Даже Витька. Она же хотела как лучше. Она старалась для нас. Она так боялась летучих мышей, и все же, несмотря на это, добралась ведь в одиночку до провала, чтобы бросить туда наваху Флибустьера.
И, конечно же, была уверена, что Энрике поступил именно так, как рассказала она. Если уж на то пошло, я тоже об этом подумывал. Пусть Гомес не дрался плечом к плечу с волжскими казаками. Это только случайность. Мы уверены, что, приведись ему увидеть осажденных воеводой казаков, он обязательно пришел бы им на помощь, несмотря на всякие осторожности доктора Олеария. Ведь он такой, наш Энрике, неустрашимый повстанец с далекой и прекрасной Кубы…
— Мне, друзья, — сказал в заключение Петр Васильевич, — было кое-что известно и о вашем плане поездки на Кубу, и о тренировках в тире… — Витька грозно глянул в сторону потупившегося Профессора. — О ваших операциях в саду Плантатора не без тревоги рассказывал Григорий Иванович. И ему, и мне очень понятна была ваша тяга к романтике и в то же время хотелось доказать вам, что не обязательно за романтикой ехать куда-то в неведомые южные или северные страны. Романтика, она ведь порой совсем рядом. Ее только надо увидеть. Так родилась идея экспедиции в пещеры Заволжских гор. Вполне реальная экспедиция и плюс немножко фантазии. К сожалению, не только моей, но и Веткиной.
Все рассмеялись. Даже Ветка.
— Петр Васильевич, а как же атаман Федор Шелудяк? — дрогнувшим голосом спросил Витька.
— Во время путешествия Адама Олеария будущему атаману было отроду лет десять, а то и меньше.
Витька разочарованно опустил голову. Петр Васильевич улыбнулся, а Гаррик мстительно заметил:
— Хронологию надо знать. История — наука фактов.
— Могу со всей серьезностью утверждать, — сказал Петр Васильевич, — что наша экспедиция, хоть она некоторым сеньоритам. — Он глянул на Ветку, — представлялась всем лишь игрой, неожиданно переросла в очень серьезное, по-настоящему научное дело. Ваша находка вызывает большой интерес. Завтра мы начнем систематическое исследование пещеры, сфотографируем подземный арсенал, вынесем и упакуем все его экспонаты. В общем, экспедиция продолжает работу. Кстати, как она называлась?
— «Пять-карст-пять!» — выкрикнул Вовка.
— Нет, — возразил Гаррик, который во всем любил точность. — Теперь, раз мы утвердили в правах Ветку, и, кроме того, нам помогает Леня, экспедицию следует назвать «Семь-карст-семь».
