— Почему?
— Дедушка говорил, что с этого гребня в ущелье можно спускаться только на рассвете.
— Глупости. Спустимся и внизу поставим палатки.
— Он говорил, там негде их ставить. И вообще… откуда ты знаешь, что там?
— И правда, — сказал профессор. — Сегодня отдохнём, пораньше ляжем спать, а утром на рассвете выйдем.
Николай пожал плечами и снял рюкзак.
Виталька достал маленькую паяльную лампу, набрал в котелок снегу. Снег лежал плотным длинным пластом с северной стороны гребня. Высота здесь не превышала трёх с половиной тысяч метров. Завтра предстоял самый тяжёлый день пути. И не здесь, наверху, а внизу, в тёмной, затянутой туманом глубине ущелья. Если бы не эти проклятые рюкзаки с уймой приборов, палатками и аквалангами! Перед дорогой Николай размышлял над каждой консервной банкой. Виталька едва уговорил его взять лёгкое малокалиберное ружьё. И всё-таки рюкзаки казались наполненными свинцом.
Виталька открыл только одну банку с тушёной бараниной, бросил мясо в кашу. Посолил, попробовал. Получилось неплохо.
Пока он готовил ужин, были поставлены обе палатки.
— А что всё-таки там, внизу? — спросил за ужином Лёня.
— Туман, — ответил Виталька. — Скользкие камни. Придётся идти по воде. Весь день. И по снегу.
Едва забрезжил тусклый холодный рассвет, когда они, позавтракав и напившись крепкого чаю, связались верёвкой и начали спускаться в глубину залитого густым туманом ущелья.
Виталька не отдохнул за ночь. Такими же усталыми выглядели Матвей, Николай и Лёня. А на профессора и Эллочку было жалко смотреть. И всё из-за этих проклятых рюкзаков.
Когда поднимаешься вверх и видишь вершину, то чувствуешь прилив сил. А здесь людей окружала серая мгла, зловещая и немая.
Крутой спуск скоро стал почти отвесным.
— Ничего, — сказал Матвей. — Дедушка здесь пройти, пожалуй, мог, а бабушке не пройти…
Спустились по верёвке, привязанной к скальному выступу. Замыкал группу Николай. Он отвязал верёвку, сбросил её вниз и стал медленно спускаться, цепляясь за едва заметные выступы. Матвей и Леня следили за ним с вытянутыми напряжёнными лицами. Они, как видно, всё-таки не ожидали столь трудной и опасной дороги. Рэм полз за Николаем. Он внимательно следил, куда ступал альпинист, и сам довольно ловко сползал от выступа к выступу. Только в одном месте, где склон переходил в отвес, собака остановилась и тихо засвистела.
Николай посмотрел вверх. Оглянулся на стоявших внизу и стал подниматься к собаке. Он взял Рэма на руки, осторожно взвалил его на плечо. Одна рука его теперь была занята. Медленно и осторожно он спускался всё ниже и ниже. Но вот все увидели, как его нога скользит по гладкой каменной стене, не находя опоры. Виталька почувствовал, что у него перехватило дыхание. Ещё миг, и Николай покатится вниз вместе с собакой. Но нет, он нашёл какой-то невидимый снизу выступ…
И вот Николай уже стоит вместе со всеми, весёлый и спокойный, прижимая к себе собаку.
Рэм лизнул его в щёку.
— Ну ладно, ладно. — Николай потрепал гриву собаки и взвалил на плечи свой рюкзак.
— Жить надоело? — спросил Матвей. — Нельзя, что ли, было спустить собаку вместе с Виталькой, так же, как мы их поднимали?
— Не стоило возиться. Я знал, что обойдусь…
— Собака могла испугаться, рвануться из рук.
— Не стоило её брать, — сказала Эллочка. — Ведь она нам здесь совершенно не нужна. Просто излишняя роскошь или излишняя обуза.
— Допустим, обуза небольшая, — ответил Николай. — Подумаешь, пришлось нести его немного.
— Рэм может сорваться. Будет очень жаль такого чудесного пса. А главное — он нам здесь совершенно не нужен.
— Знаешь, Эллочка, ты сейчас говоришь о собаке именно то, чего о ней никогда нельзя говорить. Дело в том, что собака может не понадобиться всю жизнь. Если бы мы могли заглянуть в будущее…
— Ты хочешь сказать — может и понадобиться?
— Кто знает…
— Интересно, испугалась бы она ящера?
Николай быстро и серьёзно взглянул на Эллочку.
— По-видимому.
Наконец спустились вниз, в туман. Ущелье походило скорее на узкую трещину в горном хребте, чем на ущелье.
— И что, всегда здесь этот туман? — спросил Леня.
— Дедушка говорил, — ответил Виталька, — если лето сухое, туман немного реже.
— Немного реже — немного гуще, всё равно, хоть глаз выколи.
На дне ущелья лежал мокрый снег. Ноги проваливались в ледяную воду. В тумане над бесконечным громом потока висели ажурные снежные арки, ходить по которым могли бы отважиться лишь духи.
Под мокрым снегом были скользкие камни, ноги то и дело срывались, и тогда ничего не оставалось, как ткнуться руками и лицом в снег.
— По таким бульварам я ещё не гулял, — угрюмо сказал Николай.
Ему никто не ответил. Всё труднее становилось идти по податливой слякоти. Несколько часов пути по мокрому снегу в сплошном тумане так вымотали всех, что дети начали тихонько поругиваться. Виталька рад был, что они перестали снисходительно острить насчёт его дедушки.
Вскрикнула Эллочка, видно, неловко оступилась. Все остановились.
— Ну… — выжидающе спросил Николай..
— Нет, ничего, — ответила Эллочка.
— Виталик, будет когда-нибудь этому конец? — спросил профессор.
— Ещё, наверно, километра полтора…
— И там будет легче?
— Труднее.
И вот наконец все остановились перед голым каменным откосом, уходившим в туман. Снизу доносился тяжёлый монотонный гул. Ясно было, что там водопад.
— Что дальше, Виталик? — спросил Леня.
— Дедушка говорил, что до сих пор может пройти каждый дурак.
Вызов был брошен. Детям теперь ничего не оставалось, как признать Виталькиного дедушку. Между Лёней и Николаем произошла короткая борьба за рюкзак Эллочки, достался он Николаю. Матвей взял рюкзак у Ивана Пантелеича.
— Эх, годы, годы, — чуть не со слезами в голосе говорил старик. А Эллочка, не таясь, плакала от стыда и усталости.
— Эй, научный сотрудник, может, и твою торбу прихватить? — крикнул Витальке Матвей.
Виталька приблизился к нему и разглядел, как обострилось его лицо, увидел, каких сил будет стоить ему лишняя ноша.
— Ладно уж, ковыляй, — ответил Виталька.
Вдоль откоса проходил едва заметный узкий каменный карниз. Кое-где он почти сходил на нет. На него можно было поставить только полподошвы ботинка. Все продвигались вперёд, затаив дыхание, прижимаясь к каменной стене. Закоченевшие ноги не слушались. А внизу мерно и грозно ревел водопад. Сорвись — и не успеешь даже вскрикнуть. Дед говорил, что ревущий в тумане водопад имеет не менее двадцати метров высоты и что именно здесь он едва не сорвался, когда проходил первый раз.
Карниз оборвался, и Виталька прыгнул вниз, в туман. Стал на твёрдую довольно широкую площадку, крикнул сквозь рёв воды:
— Прыгайте, здесь уступ!
Дальше путь шёл по воде. Ноги скользили и подвёртывались на подводных камнях. Пальцы сводила судорога. Виталька то и дело шевелил ими в ботинках. Вода ледяным огнём хлестала по ногам.
Из последних сил шёл Виталька со своим маленьким рюкзаком. Горячий пот заливал ему глаза, а ноги всё больше деревенели от ледяной воды. Громко всхлипывала Эллочка. А день уже клонился к закату. В ущелье нельзя было ничего разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки.
— Неужели нет никакой площадки, чтобы поставить хоть одну палатку? — спросил Матвей.
Виталька не ответил. И никто больше не стал ни о чём спрашивать.
Наконец, скользя и оступаясь, вышли из воды и побрели вверх по склону. Ноги совсем не слушались. Надо было собрать все силы, чтобы ставить их правильно.
Дети спотыкались, встряхивали свои огромные рюкзаки и шли дальше, всё выше и выше по крутому каменному склону, к снеговой полосе.
Наступила ночь, а они всё шли и шли, нигде не останавливаясь, не отдыхая.
Когда добрались до широкого уступа, едва хватило сил сменить мокрую одежду.
Поставили одну большую палатку. Расчалки кое-как натянули к выступам скалы, для задней, коньковой, крюка вбивать не стали, к передней привязали камень. Разулись и, не ужиная, заснули. На то, чтобы стянуть мокрые ботинки, у каждого пошла последняя капля сил.
Виталька погладил Рэма, собака прижалась к нему.
Сон был подобен камню на дне смоляного озера. Чёрный, беспросветный, лишённый сновидений… Сон, когда человека уже ничто не может разбудить.
Медленно плыла луна над диким ущельем, выхватывая грани и выступы скал, освещая плотный белый туман, что, казалось, жил в сумрачных глубинах своей таинственной жизнью.
Но вот раздался какой-то невнятный глухой звук. Внезапно исчез лунный свет.
