— Ты помнишь Когтистого Ловца и Милую Трель, Рык? — устало спросил шаман. — Помнишь, что с ними случилось?
— Ловец никак не мог собрать ожерелье и попросить себе Трель, — ответил Храбрый Рык. — Не вытерпев, они вдвоём убежали. Поселились на дальней закатной стоянке. Мы нашли там топор, копьё, рваную одежду и кости. Ловец не смог защититься, когда на них напал какой-то зверь.
— Вот поэтому древний обычай, оставленный ещё Мудрым Бобром, и запрещает брать жён охотникам, не собравшим достойного ожерелья. Они слишком малоопытны, чтобы прокормить семью и защитить её в день опасности. Тигриный Волк доказал, что умеет и то, и другое. Если он уйдёт, с ним беды не случится. Но наше племя лишится хорошего охотника. Ты боишься его обидеть, Храбрый Рык. А ты не боишься того, что от обиды он просто уйдёт в иные леса искать свободное место для охоты? Ведь Снежана уйдёт вместе с ним. Они не испугаются, Рык. Один раз они уже прошли это испытание. Если Снежана и Волк захотят, они всё равно сделают по-своему. Но тогда своей дочери ты не увидишь уже до конца жизни.
— Поэтому мы и пришли к тебе, Чужой Голос! Я не хочу запрещать и причинять обиды. Пусть духи-покровители вразумят Тигриного Волка! Если он не станет просить Снежану, мне не придётся отказывать. Не будет обид, не нарушатся обычаи предков. Всё будет хорошо.
— По исконному обычаю племени, охотник может просить себе любую жену, которую сможет одеть и накормить, — устало прикрыл глаза шаман. — Я не стану просить духов менять заветы Мудрого Бобра. Если ты не хочешь отдавать свою дочь Тигриному Волку, откажи ему, ты имеешь на это право. Ни я, ни духи, ни кто-либо другой не станем делать этого вместо тебя.
Вскоре после праздника Праматери небо опять затянуло тучами, начался долгий снегопад. В лесу заметно потеплело, а вместе с тем — все следы и звериные тропы оказались завалены свежим рыхлым снегом. Охотиться в такую погоду было трудно — но у детей Мудрого Бобра хватало хлопот и помимо поисков еды. Охотники со старшими детьми, взяв волокуши, потянулись по реке за дровами, которые в каждом доме заканчивались с ужасающей скоростью. Хоть всё лето запасай — на зиму не хватит.
Самая большая зимняя неприятность состояла в том, что невозможно было найти самые удобные и доступные дрова — валежник. Он надолго исчезал где-то далеко внизу, под сугробами.
Поэтому людям приходилось искать высохшие на корню деревья, валить их и кромсать топорами на небольшие куски, способные вместиться в топку. Домов в селении было восемь, и топить требовалось каждый. Поэтому понятно, почти на день пути от стойбища никакого сухостоя давным-давно не осталось.
Тянуть волокушу по ровному льду куда удобнее, чем пробираться через поваленные деревья, овраги и кусты. Охотники расходились вдоль Большой Реки на закат и рассвет, потом сворачивали на какую-нибудь речку, от неё — на ручей и шли вверх, высматривая по сторонам серые сухие стволы, ещё летом растерявшие ветви и кору.
Ломаный Клык и Тигриный Волк ходили в лес трижды, прежде чем смогли восстановить поленницу возле дома до прежних размеров и снова в два слоя выстелить поленьями пол. Так и ногам теплее было, и дрова суше сохранялись. Во время третьего похода они застали пасущихся в ивняке оленей и ухитрились подбить двух из них гарпунами, прежде чем животные успели скрыться. А потому, вернувшись, юный охотник торжественно вручил Хромому Зубру обещанные окорока.
— Зайца никак не выследить, — пожаловался мастеру Пыхтун. — Точно вдруг пропали все в округе.
— Заячья кожа мягче, — ответил Зубр. — Но коли нет, давай оленью, сошью из неё. Или другая какая, может, завалялась?
— Барсучья есть, — встрепенулся охотник. — Половину порезали — ребёнка заворачивать, а другая осталась.
— Барсучья даже лучше, — согласился Зубр. — Коли так, то… шило вклеить недолго, на сумку — день. Из кости вырезать лисьи морды — по два дня на каждую. Ну, и хлопоты всякие в доме случаются. Шесть… Семь дней мне ещё возиться. Потом приходи.
— Семь… — кивнул юный охотник. — Приду.
Однако ему и самому ещё много чего нужно было сделать. И потому новым утром он вышел к священной иве, сел возле старого мастера, достал костяную пластинку из волчьего черепа и тоже взялся за каменный резец. В доме, может, и тепло — но в свете очага тонкой аккуратной работы не получится.
Хромой Зубр, занимаясь своим делом, то и дело поглядывал на старания паренька и вскоре, не выдержав, начал давать советы:
— Сперва пасть вырежи. Она глубокая, кость треснуть может. Не так обидно будет выбросить… Это у тебя дырки намечены? Сперва просверли, а уж потом обтачивай, так легче… На глаз не дави резцом, поломаешь! Вот, маленький пробойник у меня возьми и тихонько палочкой сверху постукивай, не торопись. Да любой! Вон, у костра подбери. Ресницы процарапай кончиком. И щели между зубами наметь.
Под руками Пыхтуна кусочек волчьего черепа уже к вечеру превратился в оскаленную пасть неведомого зверя, в ушах которого темнели сквозные дыры. Ещё два дня он потратил на полировку получившегося украшения, после чего, по совету Зубра, промазал его для блеска медвежьим жиром. В добытых на последней охоте клыках он за день просверлил отверстия, нанизал их на ремешок, кончики которого вдел в отверстия на костяном звере. С гордостью показал мастеру:
— Достойно такой подарок поднести Храброму Рыку?
— Столько клыков, да ещё и оскал. От такого никто не откажется, — ответил мастер. — Этак ты лучше меня скоро украшения делать начнёшь.
— Начну, — согласился Тигриный Волк.
Теперь у него был подарок для отца Снежаны, для её матери. Для обряда обмена оставалось приготовить угощение для всего племени. Не просто приготовить — а добыть всё нужное для этого самому.
Начал юный охотник с дров. Найти дрова для большого костра легче, чем для семейного. Ведь в открытый костёр у котла не нужны короткие поленья, как для домашнего очага. В него можно класть длинные слеги, а после того, как они прогорят посередине — сложить их вдвое, а потом ещё раз.
Посему с первой сложностью Пыхтун справился всего за три дня — притащив с противоположного берега три здоровенные лесины, которые никто не брал, потому что рубить толстые стволы на куски было бы слишком муторно.
— Когда ты это сделаешь? — перехватила его Снежана вечером третьего дня. — Когда, Пыхтун?
— Что?
— Перестань! — Она с размаху ударила его кулачками в грудь. Через двойную шкуру куртки и накидки юный охотник ощутил только слабый толчок. — Всё племя только и говорит, что ты жену менять собрался. Мастерил что-то с Зубром, лесины один носишь, никого в помощь не позвал. Коли один — так это только ради одного дела… — Она вдруг отпрянула, округлила глаза: — Ты другую взять хочешь? Ты отказался от меня, да? Ласку хочешь звать? Мотылька?
— Да тебя, тебя, — устало отёр лоб Тигриный Волк. — Странно это. Отец сколько раз про обряд выменивания жены рассказывал, и каждый раз это у него «вдруг» было. Быстрый Олень весной «вдруг» созвал племя на угощение и Звонкую Иволгу испросил. Он сам, едва ожерелье собрав, «вдруг» Каплю у её отца потребовал. Все удивлялись, радовались. А тут ещё и не готово ничего толком, а всё племя давно про всё уж ведает. Мне ещё оленей нужно добыть. Думаю, трёх хватит?
— Я тебе траву принесу, — шёпотом пообещала Снежана. — Ты ведь не знаешь, какую для вкусного отвара нужно.
— Нельзя. Охотник, что жену хочет выменять, сам для праздника всё приготовить должен.
— А ты потом добавишь, когда подарки отдашь. Тогда будет честно…
Снежана крепко его обняла и умчалась со всех ног.
— И Зубр сказал, что родители от неожиданности растеряются, — припомнил юный охотник. — Или я неправильно что- то сделал?
Он отёрся снегом и в слабых вечерних сумерках нырнул под полог дома. Здесь было тепло, в открытом очаге бился огонь и, не помещаясь, иногда выхлёстывал в стороны. Чистая Капля кормила малышку Зимнюю Звезду, отец расстилал на глубокой боковой постели оленьи шкуры: полог из волчьих родители использовали как одеяло.
— Скажи, Ломаный Клык, а когда ты просил свою жену, всё племя тоже знало об этом за много дней?
— Конечно, нет! — ответил отец.
— Ещё как знали! — улыбнулась Капля. — Когда охотник вдруг в одиночку начинает запасать дрова возле большого котла, все понимают, что он собирается делать. Я, помню, извелась вся, не зная, кому он поклонится. А Клык молчал, и даже не подошёл ни разу. Только слеги кривые с того берега возил.
— День дрова потаскаешь, вечером только спать хочется, и ничего больше. — Пыхтун зачерпнул из берестяного ведра талой воды, с наслаждением напился.
— Вот и сейчас один охотник, недавно собравший ожерелье, дровины каждый день волохает, — добавила Капля. — К чему бы это? Ой, сколько девушек сейчас тайной этой маются: к кому на празднике подойдёт этот охотник, чьим родителям поклонится? Шепчутся, гадают, Праматери подарки носят.
