По крайней мере, до сегодняшнего дня.
— Эй! — Эйб, нацепивший новую бейсболку с логотипом Академии, наклоняется ко мне и жестом призывает Лимона. — Оцените обстановку. Как думаете, сможем мы сегодня разделаться с большой шишкой? Может, незаметно подольем ему спирта в яблочный сидр и подловим его, когда у него притупятся чувства?
Он кивает на мистера Громера. Тот в одиночестве сидит за преподавательским столом, пока все его коллеги болтают со старшекурсниками.
— Нет, — говорит Лимон. — Сегодня праздник. Пусть у него будет выходной.
Эйб надувается, но не протестует.
— Может, мы тогда наконец придумаем себе название?
— Название? — повторяет Лимон.
Эйб оглядывается и придвигается так близко, что я чувствую запах шипучки у него изо рта.
— Для нашего аль-сьяна, — шепчет он. — Сналь-яна. Для…
— Альянса? — спрашивает Лимон.
Габи протискивается между Эйбом и столом, как раз когда Эйб удивленно открывает рот.
— Эгей! — Она вгрызается в шоколадную индейку размером со свою собственную голову. — Пусть я и девочка, но я такой же участник альянса, как…
Эйб рукой зажимает ей рот. Габи вытаращивает глаза, потом сощуривается и пристально смотрит на Эйба. Не в силах тягаться с ее взглядом, тот убирает руку.
— Прости, — говорит он. — Но не могли бы мы не так открыто об этом говорить? Хотелось бы воспользоваться преимуществом, пока оно у нас есть.
— Значит, ты хочешь придумать название для нашей… салатной вилки? — спрашивает Лимон, поднимая вилку со стола.
Эйб трясет головой. Лимон склоняет голову набок.
— О!.. Да. — Эйб оглядывает стол и смотрит через плечо, стараясь выглядеть непринужденно. — Да, я бы очень хотел придумать название для нашей салатной вилки. Это ведь килтерская салатная вилка, и она очень, очень отличается от обычных салатных вилок.
Габи откусывает у индейки голову.
— Хитро придумано, Эй-мэн. [5]
— Ух! — Эйб оборачивается и понижает голос. — Как насчет Команды Эй? Или это слишком?
Они начинают обсуждать разные варианты. Я постепенно отключаюсь — и тут что-то ударяет мне в затылок. Я смотрю вниз и вижу возле кроссовки резиновую фигурку пилигрима [6]. Когда я ее поднимаю, пилигрим выпучивает глаза, будто в него попала вражеская стрела. Я переворачиваю фигурку и вижу, что к спине пилигрима привязана сложенная бумажка.
…
Симус!
Если ты не будешь осторожен, ты до смерти замерзнешь в Новом мире. Спасибо, с тобой легко работать. И забавно.
Айк
P. S. Хорошо, что британцы не отправились ради своей религии в Австралию. Иначе как знать, где бы мы сейчас были? [7]
Я оборачиваюсь и окидываю взглядом толпу. Моего куратора нигде нет — что и неудивительно. Я перечитываю записку, а потом заглядываю под стол. Там ничего нет, кроме рваной оберточной бумаги и ленточек. Я проверяю, нет ли у меня чего-нибудь под стулом.
И нахожу его. Увесистый коричневый пакет. На нем нет никаких блесток и украшений; когда я вытягиваю его из-под стула, на дне я замечаю жирные пятна, будто в этом пакете когда-то лежала жареная курица. А может, до сих пор лежит. Ее я, конечно, тоже не заслужил, но, судя по чужим подаркам, эта курица наверняка оказалась бы более уместной, чем все, что лежит в нераспакованных коробках у меня на столе.
Но это не жареная курица. И не жареное что угодно. Это новая, с иголочки, отменная зимняя куртка.
Черная. Прямо как у Айка.
— Красивая.
Я поднимаю глаза и вижу, что Лимон смотрит на меня. Он откинулся на стуле и, видимо, ждет, пока Эйб и Габи прекратят спорить о том, подходит ли нашей команде название «Армия Абрахама».
— Странно, что не серебристая, — добавляет он, — но красивая.
— Спасибо, — говорю я. — Пойду примерю.
Он кивает. Я встаю. Габи плюхается на мой стул, не спрашивая, почему я ухожу.
Я пытаюсь улыбаться, пока торопливо шагаю через обеденный зал. Я до сих пор не вижу Айка, но это не значит, что он не видит меня, и я хочу дать ему знать, что мне понравился его подарок. Я даже выхожу на улицу, будто действительно собираюсь сделать то, что сказал Лимону. Оказавшись за стеклянными дверьми, я встаю слева от входа и считаю до тридцати. На всякий случай я возвращаюсь в Кафетерий, пристроившись сзади к компании других хулиганов.
А потом опрометью кидаюсь в ближайшую уборную.
Я врываюсь в двери и вижу мальчика, который моет руки. Не желая возбуждать подозрения — или любопытства, — я машу ему рукой и проскальзываю в кабинку. Я жду, пока он закончит, и думаю, что скажу Айку на следующей тренировке, когда он спросит, почему я не надел его куртку. Я потерял ее? Кто-то ее украл? Лимон случайно ее поджег?
Звук льющейся воды затихает. Дверь открывается и закрывается. Я открываю дверь, выхожу из кабинки — и немедленно захожу обратно, когда вижу Дэвина, моего учителя музыки и мою единственную оставшуюся мишень, помимо мистера Громера. Должно быть, он вошел, когда тот хулиган выходил.
Я задерживаю дыхание и гляжу в узкую щель между дверью и стенкой кабинки. Дэвин должен пройти мимо меня к писсуарам… но не проходит. Он останавливает у раковин. Достает из кармана джинсов маленькую белую коробочку. И начинает чистить зубы зубной нитью.
Мне кажется, что это не может долго продолжаться, но я ошибаюсь. Он тратит на один зуб столько времени, сколько у меня уходит на весь рот, — а мама помешана на гигиене полости рта, так что я не из торопливых. Я бы вышел и сделал то, зачем пришел, позже, но с тех пор, как Дэвин вошел, я не издал ни единого звука. Он не знает, что я здесь. Если я сейчас выйду, он может поинтересоваться, что я здесь делал и почему держался молчком. Наконец, мое внезапное появление наверняка его напугает. Настолько, что, возможно, я смогу вычеркнуть его из своего списка.
Я думаю об этом. Хочу ли я вычеркивать его из списка? Всех остальных учителей я подловил нечаянно, а это будет намеренно. Если я сделаю это, я стану настоящим хулиганом — не просто мальчишкой, который попадает в переделки чаще, чем другие. Как я после этого поеду домой? Зная, что я сделал что-то, чего бы не одобрили мои родители, после всего того, что я уже успел натворить?
Но потом я вспоминаю, какой радостный был голос у мамы по телефону. И каким счастливым выглядел Лимон, когда подарил мне этот звонок.
И тогда я поджимаю губы и свищу.
Свист получается короткий и пронзительный. Снаружи, в переполненном обеденном зале, этот звук бы затерялся, но здесь он даже усиливается, отражаясь от кафеля и фарфора. И производит нужный эффект.
Дэвин роняет коробочку с зубной нитью. Хватается за сердце. Оборачивается:
— Кто здесь?
Я сдерживаю улыбку и снова свищу — на этот раз громче, чтобы он подумал, что я ближе, чем на самом деле.
Он бросается к ближайшей кабинке и рывком распахивает дверцу. Когда он видит, что кабинка пуста, то переходит к следующей, потом к следующей. Я тоже перемещаюсь из кабинки в кабинку — подныриваю под перегородки, закутав ноги черной курткой. Каждые несколько секунд я свищу, и Дэвин останавливается и пытается вычислить, откуда раздается свист.
Но ему это не удается. Наконец он опускает руки, поднимает с пола зубную нить и уходит.
— Поздравляю, — бросает он через плечо перед тем, как за ним закрывается дверь.
Я выжидаю несколько секунд и выхожу из кабинки. Подхожу к мусорному баку и комкаю в руках куртку. Как только я распаковал этот подарок, моим первым позывом было избавиться от него. Черная куртка Айка выделяется на фоне серебристых и постоянно напоминает о том, что он отличается от прочих хулиганов. С самого прибытия в Академию Килтер я упорно старался слиться с толпой и не отличаться от остальных еще сильнее, чем я уже отличался.
Но сегодня что-то изменилось. Я изменился.
Поэтому я не выбрасываю куртку. Я разворачиваю ее. Стряхиваю с нее пыль.
И надеваю.
Штрафных очков: 1260
Золотых звездочек: 180
— Пластик или нержавеющая сталь?
Айк держит в руках два диска. Один похож на обычную тарелку-фрисби; с помощью другого можно было бы спилить небольшое деревце.
— Нержавеющая сталь, — говорю я.
— Серьезно? — Улыбка сходит с его лица. — Я вообще-то пошутил. Мы всегда начинаем с тренировочных моделей.
— Что я могу сказать? Я сегодня настроен рискнуть.
— Ну хорошо. — Он было протягивает мне стальной диск, потом передумывает и отводит руку. — У тебя все в порядке? На личном фронте без перемен?
— На личном?
— Со снежной королевой Элинор.
Самые близкие личные отношения между мной и Элинор завязались во время ночной пробежки по территории и закончились тем, что я упал носом в реку. Прежде чем я успеваю объяснить, что ни о каком фронте речи не идет, Айк продолжает:
