– Показалось будто шевельнулась, – сказал Жыж.
На кровати в платье угольного цвета, ещё более подчёркивающем мертвенно-серый оттенок кожи, лежала хозяйка Страны Туманов– властная ведьма. Урсула не дышала или притворялась, что не дышит.
– Улса, тебя Жыж пловедать плишел. Скажи, что нам для тебя сделать, как помочь?
Мальчик-кот впрыгнул к своей хозяйке под правую руку и замурлыкал. Урсула не двинулась. Ни один седой волос, ни одна её ресница не дрогнули.
– Да ты не горюй, Рысь, – Жыж снова полез за курительной трубкой. – Может, она устала очень. Может, ей сил нужно набраться? Пускай не дышит– сердце-то ведь всё равно бьется!
– Бьётся! – подтвердил мальчик-кот. – Только ланьше такого никогда не было. А вдлуг это ей кто-то зла пожелал? А вдлуг кто-то заговол специальный придумал.
– Заговор? – Рыжий Жыж расхохотался. – Ну ты насмешил, ну насмешил! Кто ж сильнее Урсулы? Нет такого в Стране Туманов!
* * *
Милька думал о Юсинь не переставая. Его дни состояли из цифр, которые он складывал и отнимал, с тем чтобы точнее определить время новой встречи. Тридцать четыре минуты до окончания урока плюс пять минут по коридору до её класса… Десять минут ходьбы до её дома плюс невыносимых тринадцать с половиной часов до того, как они снова увидятся утром.
И хотя Милька ни разу не признался Юсе (и даже самому себе) в том, что он влюблен, это было очевидно всякому, кто видел друзей вместе.
В прошлом году Юсинь первая рассказала Мильке о своих чувствах. Она сказала ему, что влюблена, и он будто прозрел после добровольной незрячести. Ему стало понятно, почему в его присутствии она заикалась сильнее, ему стало очевидно, почему она краснела, как только он оказывался слишком близко. Но Милька не испугался и не смутился. Он взглянул на Юсинь по-новому– она открылась ему, как открывается книга, которую ты прочел давно и не слишком внимательно.
По привычке Милька считал гудки в телефоне. От каждого унылого гудка сердце его вздрагивало. Оно было похоже на пустой стеклянный сосуд, в который бросают звонкие монеты, – ударяясь о тонкие стенки, они причиняли боль.
Сегодня Юсинь попросила Мильку не провожать её. Она была еще задумчива и печальна. Милька страдал от того, что не знал причины её волнений, а потому не мог помочь.
Он хотел убедиться, что Юсинь уже дома, пьёт чай, играет со стариком Микой или делает зарисовки в одном из трёх своих блокнотов. Но телефон молчал.
Милька обтёр ставшие влажными ладони о джинсы– если он не дозвонится, то сейчас же отправится к ней домой.
Гудок, ещё гудок…
– Да, говорите! – Голос незнакомца заставил Мильку подскочить с места.
– Где Юсинь? Кто вы?
– Я просто шёл мимо и увидел девочку. Она лежит здесь, на дороге. Кажется, упала в обморок. Телефон все звонил и звонил, я решил взять. Вы её друг?
– Где это место? – крикнул Милька и, едва дослушав ответ, выбежал из комнаты.
Сворачиваясь в клубки, сцепляясь хвостами, скрещиваясь шипящими языками, по шее Урсулы ползали чёрные гадюки. Они то и дело хищно замирали у самого ведьминого лица, готовясь к смертельному укусу, но, так и не сделав его, снова принимались извиваться в своём хитроумном танце. Юсинь смотрела на них заворожённо, не в силах пошевелиться, отвести взгляд, и, только когда одна из змей, соскользнув с Урсулы, шлёпнулась на пол и направилась к Юсе, девочка опомнилась. Она попыталась сообразить, как следует вести себя при встрече с гадюкой, но, не сумев с ходу разобраться в своих скудных знаниях на эту тему, решила бежать. Ей показалось, что лучше всего стремительно броситься к изголовью Урсулиной кровати и попытаться разом сбросить змей длинной палкой, которая отчего-то уже находилась у неё в руках. Но лишь только Юсинь собралась бежать, Урсула открыла глаза. Ведьма повернулась к Юсе и глухо произнесла: «Помоги мне. Спаси меня». В эту же секунду гадюки с остервенением вцепились в шею Урсулы, ведьма скорчилась от боли, а Юсинь проснулась…
Её знобило, как в разгаре болезни, – раньше сны о Стране Туманов не внушали Юсе такого ужаса.
Из окна, занавешенного полупрозрачным тюлем, просачивалась вечерняя мгла. Послушные фонари всё еще дожидались команды неведомого командира начинать свою борьбу с темнотой. Темнота теперь пугала Юсинь. Она казалась ей обманчиво мягким бархатным мешком, в котором прячется обжигающе острая жуть.
– Проснулась? – спросила мама, заглядывая в комнату сквозь приоткрытую дверь. Заметив, что Юся села в кровати и утвердительно кивнула головой, мама тут же распахнула дверь настежь и подлетела к дочке. – Девочка моя! Хорошая моя! Мы так испугались за тебя! Завтра же поедем в город, сдадим все анализы– вдруг с тобой что-то серьёзное! – И, хотя маме мешал большой живот, она прижала к себе Юсинь с такой силой, что между лопатками у неё что-то хрустнуло.
– Ты ме-меня задушишь, мама! – Юсинь улыбнулась. – Ка-какие анализы, какой город– со мной все хо-хорошо. Просто устала немного, го-голова закружилась, я споткнулась и упа-упала.
– Но ведь раньше с тобой такого не случалось, – мама покачала головой. – Меньше чем через месяц я должна буду лечь в больницу– давай всё же сходим к врачу. Ты же понимаешь, что я не смогу спокойно спать, пока не узнаю всё ли с тобой в порядке.
– Тебе н-необходимо спать с-спокойно, – Юсинь положила руку ей на живот. – Как там наш ма-мальчишка?
– Как все мальчишки, – мама пожала плечами, – буянит! Ой, – спохватилась она, – кстати, о мальчишках! Там на кухне тебя Милька ждёт!
– Милька? – переспросила Юсинь и покраснела. – Ка-как он здесь очутился?
– А он тебя на руках принёс! – воскликнула мама, и в ее глазах блеснули слезы. – Ты представляешь? На руках.
Колокольчик над дверью задрожал, и Рыська снова бросился посмотреть в овальное окошко, кого там принесло. Межевик не решался войти. Он мямлил что-то маловразумительное, переступал с ноги на ногу, с опаской поглядывая на клювы спящих крылаток.
Впрочем, мальчик-кот тоже не горел желанием впускать в дом духа. Ему было важно сохранить тайну хозяйки Страны Туманов. О том, что Урсула больна, не должно было узнать даже самое безвредное здешнее существо.
– Здлавствуй! С доблом ли ты к нам пожаловал? – Рыська расплылся в улыбке, стараясь, чтобы она выглядела как можно естественнее.
– Мне с Урсой поболтать о том о сём, о пятом о десятом, – Межевик почесал когтем брюхо.
Рыська почти неслышно вздохнул, распахнул дверь шире и жестом предложил духу войти.
– Улса сейчас в самой дальней части стланы, улаживает кое-какие дела… Но ты можешь поговолить о пятом о десятом со мной. В отсутствие хозяйки– главный я!
– Без Урсулы? – Межевик снова кинул испуганный взгляд на крылаток. – Я хотел о том о сём, понимаешь? А больше ни о чём.
– Значит, ничего важного? – Рыська вдруг почувствовал, как шерсть на его затылке приподнимается. Он не любил долго стоять на пороге.
– Не знаю, – протянул Межевик и уставился на Рыську разноцветными глазищами. – Не знаю, важно ли то, что я услышал этой ночью, или не важно… Не знаю, могу ли я говорить об этом с тобой. Урсула наказала только ей, понимаешь?
– Если не можешь лешить важное ли твое сообщение, ласскажи его сначала мне, – Рыська громко фыркнул. – А то ведь, если побеспокоишь Улсу зля, она за ушком за это не почешет!
Межевик от досады скорчился, потом скрючился, словно стараясь уменьшиться в размерах, и, наконец, прошёл в дом.
– Я это, – сказал он, оглядываясь по сторонам, – я когда спал там у себя в норе, слышал как шептал кто-то. Шептал, что духи и души дороги сюда найти не могут, что Урсула слабой стала, и пришла пора с неё плату взять.
Рыська вздрогнул.
– За что?
– Ну там неразборчиво дальше. – Межевик потупился, – за пятое, за десятое.
– За чтооо? – крикнул Рыська, и встрепенувшиеся разом крылатки зашипели, свесившись с потолка.
– Не знаю я, за что, – Межевик обхватил носатую морду лапами. – Я подумал сначала, что это снится мне, а когда сообразил, уже не шептал больше никто.
Рыська молчал. Ему сделалось невыносимо страшно. Это новое «страшно» было страшнее, чем когда Урсула, однажды вернувшись с просительной полянки, прилегла отдохнуть и с тех пор больше не просыпалась. Страшнее, чем когда его с разодранным собаками боком выкинули умирать, и он думал, что так тому и быть. Страшнее, потому что Рыська знал, что если кто и мог шептать там, под землей, то только тот, кому Урсула была многим обязана. Только тот, кто может лишить её своего дара. Только тот, чьё слово такое же сильное, как Урсулино. И если этот «кто-то» решил взять с хозяйки Страны Туманов плату, то она не может быть мала…
В щёлку двери Юсинь тайком разглядывала Мильку, отрешенно уставившегося на сиротскую кружку с остывшим чаем, и слышала, как её сердце просит передышки, то и дело останавливается, не справляясь с нахлынувшими эмоциями. «Милька принёс меня на руках, – повторяла Юсинь про себя, – на руках…»
