Нэнси Фармер - Море Троллей

Сгущалась ночь, но разгульному веселью конца-края не предвиделось. Настал черед стихов самых что ни на есть омерзительных; Джек даже порадовался, что его маленькая сестренка заснула. Хуже всех вела себя Торгиль — она изображала Фрейю и вопила. «Ой-ой-ой, как страшно! Как страшно!», то и дело шумно пуская газы.

— Скоро Олаф потребует свою песню, — прошелестел голос у Джека за спиной. Мальчик стремительно обернулся: у мачты стоял Руна Старик был так тощ, что в сгустившихся сумерках практически сливался с мачтой. Отважное Сердце открыл глаза и угрожающе щелкнул клювом.

— Отчего ты не пируешь вместе со всеми? — удивился Джек.

— Кости ноют, — просто пояснил Руна. — Да и грабеж мне больше не в радость. — Он умолк и хрипло отдышался: слова явно давались ему с большим трудом — Пожалуй, это Драконий Язык во всём виноват. Он был из тех, что умеют любить жизнь. Видимо, он-то и сбил меня с толку…

Джек снова глянул в сторону берега, на пирующих берсерков. Олаф Однобровый изображал из себя влюбленную троллью деву. Отважное Сердце, подобравшись поближе к Джеку, потянул мальчика за рукав.

— Экий у тебя, однако, любимец, — прошелестел престарелый воин. — Драконий Язык, помнится, тоже всё разговаривал с воронами…

— Он-то и научил меня этому искусству, — признался Джек. Какой смысл упускать шанс поднять себе немножечко цену?

— Хороший он был человек, — внезапно сказал Руна. — Совсем не похож на нас, но настоящий воин.

Джек промолчал На глаза его навернулись слезы.

— Я знаю, что ты не сможешь написать песню в честь Олафа, — едва слышно прошептал Руна. Джек обернулся к нему: фигура старика едва угадывалась в затопляющем судно полумраке. — Драконий Язык так и не научился восхвалять тех, кого ненавидел. Уж слишком честный он был.

— И что Олаф со мной сделает? — С утверждением Руны Джек спорить не собирался. Всякий раз, вспоминая о резне в усадьбе Гицура, Джек чувствовал, как к горлу его подкатывает тошнота.

— Скормит тебя рыбам, — отозвался Руна. — Кроме того, ты нашего языка толком не знаешь. Говоришь ты, вроде бы, неплохо, но с ошибками.

— То есть ты советуешь мне сбежать? — Джек сам не знал, с какой стати он вздумал довериться старому воину — инстинктивно, должно быть. В Руне ощущалась некая глубина, некая неодолимая, властная сила — почти как в Барде.

— Ты не выживешь. К югу лежат земли Магнуса Мучителя. А к северу — владения Эйнара Собирателя Ушей. Эйнар собрал целую коллекцию сушеных ушей, которую, к слову сказать, никогда не прочь пополнить.

— Ясно, — кивнул Джек.

— Я дам тебе песни, — прошелестел Руна — Когда-то и я был скальдом. Нет, конечно, не таким великим, как Драконий Язык, но всё равно неплохим. Изо дня в день стихи бьют во мне ключом — а голоса для них нету. Ты станешь моим голосом.

Вопли пирующих воинов теперь доносились откуда- то издали. Весь мир словно сузился: теперь он вмещал в себя лишь троих — Джека, его сладко посапывающую сестренку и этого нежданного нового союзника.

— Думается, Олаф особо возражать не станет, — предположил Джек.

— Только не вздумай ему сказать! — Внезапная вспышка вызвала у старика затяжной приступ кашля. Джек переминался с ноги на ногу, не вполне понимая, что делать. Наконец Руна пришел в себя и несколько раз судорожно втянул в себя воздух. — Олафу нужен свой собственный скальд. Он хочет, чтобы ты принадлежал ему всецело и полностью, как вот этот конь Гицура. Это умножит его славу. Если он решит, что петь ты не умеешь, он тебя просто убьет.

Гордый скакун, о котором шла речь, стоял стреноженным рядом с поблескивающей грудой серебра. Великолепный конь, что и говорить: белый, словно соляная глыба, со странной черной полоской вдоль хребта. Он косил темным глазом на разгулявшихся скандинавов — взгляд был умный, понимающий…

— Ну тогда, я благодарю тебя. — Джек был признателен старику, но мысль о том, чтобы стать чьей-либо собственностью, возмущала его до глубины души.

— Начнем же, — прошелестел Руна.

Урок продолжался не один час. Отважное Сердце вновь задремал, и Джек пожалел, что не может последовать его примеру. Прошлой ночью мальчик вовсе глаз не сомкнул, а день выдался тяжелый. Наконец костер на берегу прогорел до углей. Скандинавы устроились на ночлег, расстелили покрывала и улеглись ровными рядами. По спине у Джека пробежал холодок. Выходит, даже упившись вдрызг (на сторонний взгляд), берсерки всё равно ведут себя по-воински.

Наконец Руна объявил, что на первый раз успехами Джека вполне доволен. Мальчик рухнул на груду одежды и заснул, можно сказать, еще в падении.

Теперь корабль плыл вдоль берега на север. Благополучно миновав земли Эйнара Собирателя Ушей, викинги взяли в привычку вставать лагерем на берегу. Отсюда и далее они не встретят никого, кто дерзнул бы на них напасть.

Олаф и его люди никуда не торопились. В конце концов, кто-кто, а они отдых заслужили. Благородный скакун — Олаф назвал его Облачногривым — стоял, переминаясь с ноги на ногу, в самом центре палубы. Каждый день его сводили на берег попастись на свежей травке.

Воины охотились в темных лесах, окаймлявших берег, и возвращались назад с олениной и кабанятиной.

Ловили сетью речную форель. Эрик Безрассудный помолол одну из соляных глыб на приправу к еде. Джек вновь отметил про себя, насколько скандинавы жадны до соли. Жадны еще больше, чем до вина — а это вам не пустые слова.

— У нас дома соли нет, — объяснил Руна.

— А мы выпариваем соль из морской воды, — отозвался Джек. — Почему вы не можете делать так же?

Солнца мало, — коротко отозвался старый воин, отворачиваясь. Он отказывался тратить дыхание на такого рода пустую болтовню и сберегал голос для поэзии. Каждую ночь он натаскивал мальчика — но так, чтобы Олаф не прознал. Джек просто поражался тому, насколько сложны его стихи. Поэт ничего не называл истинным именем: чем больше вариаций умещалось в одной строке, тем лучше. В одном и том же куплете корабль именовался то «быком штевня», то «конем мачты», а то и «лебедем Ньёрда». Руна никогда не говорил «битва», Руна говорил «сход кольчуг и лезвий». Всё это ужасно сбивало с толку — и, на взгляд Джека, ни малейшего смысла не имело.

— Нет! — хрипел Руна, когда Джек пел «Король поплыл за море на битву» вместо «Кольцедаритель направил лебедя Ньёрда по дороге китов на сход кольчуг и лезвий». — Нет! Нет! Нет! — Он сгибался в приступе кашля, а Джек готов был со стыда сгореть: и зачем он дразнит старика?!

— Нет! — повторил Руна, отдышавшись. — Ты же не просто поешь. Ты творишь магию.

— Магию?! — разом встрепенулся Джек.

— Неужто Драконий Язык тебе не объяснил? Каждая песня берет свое могущество от Иггдрасиля, великого Древа, что прорастает сквозь девять миров.

— В жизни не слышал ни про какой Иггдрасиль.

— Драконий Язык назвал бы его жизненной силой. Она дает тебе способность творить. А теперь ты меня утомил и даром потратил мое время. — Руна умолк и принялся восстанавливать дыхание. Джек непроизвольно поежился: что за ужасный звук — резкий, хриплый и болезненный. И всякий раз старый воин чуть медлил, словно каждый новый вдох давался ему с немалым трудом.

— Прости меня, господин, — промолвил Джек.

Руна жестом отпустил мальчика.

Джек вернулся в лагерь; в голове его теснилась сотня вопросов. Стало быть, скандинавы живут не только резней и грабежом. Они верят в такую штуку как Иггдрасиль — а это всего лишь иное название для жизненной силы. Интересно, это Древо существует на самом деле? Если да, здорово было бы на него посмотреть — ну хоть одним глазком! Кого бы спросить?

Джек понаблюдал немного за тем, как Свен Мстительный и Эрик Красавчик демонстрируют Торгиль, как сподручнее раскроить череп. Девчонка, вдохновленная уроком разложила в ряд оленьи головы — и теперь яростно крушила их дубинкой. Этих про жизненную силу спрашивать бесполезно. Вздохнув, Джек пошел к сестре. Та играла в крохотные деревянные фигурки: Олаф Однобровый выточил ей на забаву коровку, лошадку, мужчину и женщину.

Люси построила из палочек ограду и нарисовала на песке домик. Отважное Сердце зорко наблюдал за девочкой. Вот он сцапал корову — и тут же выронил ее обратно на песок. Люси заверещала, ворон ликующе запрыгал вверх-вниз. И утащил лошадку.

— Пусть перестанет! — закричала Люси, замахиваясь на ворона. Отважное Сердце ловко увернулся. Джек выхватил у него из клюва резную фигурку и вернул сестренке. Отважное Сердце принялся чистить перья, делая вид, что с головой увлечен этим занятием. А мгновение спустя ухватил фигурку мужчины и перелетел на ближайший валун.

Люси завизжала. Свен Мстительный уронил секиру на ногу Эрика Красавчика, и воины принялись бурно выяснять отношения.

— А ну, перестань! Ты что, не видишь, она вот-вот расплачется! — прикрикнул на ворона Джек. «И с какой радости я разговариваю с глупой старой птицей?» — подумал он про себя. Однако Отважное Сердце всё понял! Он послушно прилетел обратно и положил игрушку перед Люси.