Ты умнее, чем я, поэтому уже понял, что такой земли не существует. Тем не менее я отправляюсь туда. Мне кажется, есть смысл в том, что я должна найти место, которого не существует. Именно там в маминых кошмарах я умираю.
Передай, пожалуйста, маме, что свеча горела очень хорошо. И еще скажи, что я сама решила зажечь ее, я не виню маму.
Вина моя, мне и в путь отправляться. Я должна пойти одна. Поэтому не пытайся найти меня. Исправлю то, что натворила, и тогда смогу вернуться домой. Поверь мне, Недди, и постарайся не беспокоиться.
Скажи папе, что я люблю его, а маме, Зорде, Виллему и Заре – что я скучаю по ним и надеюсь, что скоро мы все снова будем вместе. С любовью твоя сестра Роуз
Следующие несколько дней стояла ясная погода. Тор все еще лежал, а я приносила ему еду и питье – по большей части пиво. В конце концов он велел мне поставить флягу рядом с ним, чтобы он сам мог пить, когда ему вздумается.
Я сомневалась, что пиво, особенно в таких количествах, поможет его выздоровлению. Но, по крайней мере, он решил жить, а сложение у него было как у быка. С каждым днем силы его прибавлялись, и рана на лбу почти зажила.
Вскоре он смог сидеть, а потом даже встал и простоял несколько минут, опираясь на самодельный костыль, который я соорудила из сломанной доски.
Когда он снова лег, я спросила:
– Как ты думаешь, Гест и Горан могли спастись?
Тор фыркнул и сделал большой глоток пива.
– Можно ведь за что-нибудь зацепиться и остаться на плаву. Они хорошо плавали, и если где-нибудь поблизости земля… – Я обвела взглядом бесконечное морское пространство. – Неужели это невозможно?
– Возможно что угодно, – сказал Тор. Наполнил кружку и лег. Закрыл глаза. – Знаешь, у меня был сын.
– Да? – глупо проговорила я. Я не могла себе представить, что у Тора была семья и жизнь вне лодки.
– Его звали Эгил. Моего сына убила шайка воров. Вместе с матерью. Моей женой. – Голос Тора дрогнул.
Когда он открыл глаза, в них застыла горечь.
– Они остались бы живы, если бы я был рядом и защитил их. Но они умерли. Как Гест и Горан. И я умер бы, если бы ты меня бросила.
– Я не могла тебя бросить. Ведь ты спас мне жизнь. Это обычная вежливость в ответ на доброе дело.
Тор вдруг запрокинул голову и рассмеялся. Это был беспечный искренний смех, и мне он понравился, хотя я знала, что Тор пьян.
– Я рад, что ты вежливая, – сказал он.
Я тоже рассмеялась: наши отношения налаживались. После этого мы, конечно, не стали близкими друзьями, но он хотя бы перестал делать вид, будто меня вообще нет.
В тот день я спросила Тора, представляет ли он, где мы находимся.
Он допил последний глоток пива из кружки и посмотрел на меня с неким подобием улыбки. Глаза его почти смеялись.
– Hafvilla.
– Где?
– Hafvilla. Это старинное слово, – пояснил Тор. – Викинги использовали его, когда нужно было сказать, что они окончательно заблудились.
– Думаю, мы плыли в основном на запад с тех пор, как закончился шторм, – предположила я.
Он пожал плечами и вновь наполнил кружку.
– Можно ли как-нибудь починить мачту? – сменила я тему. – Я залатала парус.
– Ух и сообразительная ты морячка, – нелюбезно проворчал он.
– Тор!
Он снова пожал плечами и критическим взглядом оглядел судно.
– Мы могли бы приладить что-нибудь – не такое высокое, конечно, но хотя бы способное поймать ветер.
– Если ты скажешь мне, что сделать… Я сильнее, чем кажусь.
– Серьезно? – недоверчиво проговорил Тор, оглядывая меня с ног до головы.
– Я хочу научиться всему, что ты знаешь: как управлять лодкой, как вычислять курс, всему… – быстро сказала я.
Он немного помолчал, потом повернулся и посмотрел на меня, как будто увидел в другом свете.
– Тебя не очень воодушевляет вечное плавание по морям со старым пьяницей, да? Ну, может, я и научу тебя. Я не шибко хороший капитан, – усмехнулся он, – да и запасы спиртного рано или поздно закончатся.
– Думаю, рано, – вставила я.
– Ты должна быть предельно внимательна. Я дважды не повторяю. К тому же я нетерпелив.
Это он явно преуменьшил. У него был ужасный характер и отвратительные манеры, и все это вместе зависело от того, сколько он выпил. Если слишком мало, то он был невыносим, если слишком много – беспечен и невыносим.
Но Тор великолепно знал морское дело и любил его, что сполна возмещало его грубость. Он рассказал мне, как починить штурвал и приспособить вместо мачты доску от палубы. Он научил меня управляться с парусом и даже объяснил в подробностях устройство кнорра.
В конце он добрался до навигации.
– Способов определять направление существует столько же, сколько на свете моряков. Почувствуй вкус побережья, прислушайся к изгибу берега, понюхай воздух…
Он объяснял, как читать по звездам, солнцу и луне, приливам, погоде, рассказал про жизнь птиц и рыб, про температуру воды и ее цвет. А потом торжественно показал, как пользоваться его драгоценным магнетитом.
На меня разом обрушилось огромное количество сведений, и временами я падала духом и думала, что мне этого никогда не запомнить.
К вечеру второго дня на руках у меня вздулись волдыри от снастей, спина разламывалась, а голова болела от несметного количества новых знаний. Я вспомнила, как в прошлый раз пересекала океан. Как в сказке: меня, завернутую в тюленью шкуру, нес, словно младенца, белый медведь. Да, без колдовства жизнь намного сложнее. Я втирала в покрытые волдырями ладони льняное масло и с тоской размышляла о том, как все просто, когда можно использовать магию. Наверное, поэтому она многих притягивает.
Но, с другой стороны, в сложностях и состоит вся прелесть жизни. Когда я сидела в замке – обители колдовства, – больше всего мне не хватало ежедневных дел. Именно поэтому я устроила прачечную и настояла на том, что буду стирать сама. На самом деле, это так здорово – сидеть дома за столом с мамой и сестрами и чистить картошку, кормить цыплят, этих пушистых шариков, которые копошатся у ног, и смотреть, не вернулся ли Недди из поля! Бесконечно гулять по полям и лесам, натирать на пятках мозоли, подолгу простаивать у лисьей норы, чтобы одним глазком подсмотреть, как мама-лисица кормит новорожденных лисят. Может, конечно, мозоли мне и докучали, но они были частью моей жизни.
Я знала, хоть мне никто этого и не говорил, что белый медведь с радостью променял бы удобную жизнь в заколдованном замке на целую гору сложностей.
Я продолжила втирать масло, а перед глазами стоял незнакомец, который раньше был белым медведем. И снова отчаяние сквозило в его взгляде. Я не могла сдержать слезы, и они ручьями потекли по лицу.
– Наверное, перетрудилась, а? – донеслись до меня слова Тора.
Я смахнула слезы и посмотрела на него: кружка с пивом в руке и насмешливое выражение лица.
– Конечно нет.
– Значит, солнце в глаза светило слишком долго, – саркастично продолжал он.
– Я кое-что вспомнила, – сказала я сухо и отвернулась. – Точнее, кое-кого.
Молчание. Потом:
– Прости меня. Я это зря, – неожиданно проговорил Тор.
Я удивленно на него посмотрела.
– Зачем ты плывешь в Сюрой? – вдруг спросил он. Первый раз за все это время он задал мне личный вопрос.
Я посмотрела на него и почему-то сказала правду. Наверное, из-за выражения его глаз. В них сверкнуло – только на секунду – что-то от взгляда Недди.
Я долго-долго рассказывала. Я ждала, что он начнет перебивать меня и недоверчиво смеяться. Но он молчал.
Я договорила и тяжело вздохнула. Пальцы безотчетно теребили серебряное колечко. Тор молчал.
– Необычный рассказ, – произнес он наконец.
Повисла пауза.
– Значит, ты отправилась на север, чтобы все исправить. Помочь белому медведю. Точнее, человеку, который был медведем.
Я кивнула.
– Мой дед как-то рассказывал, что однажды разговаривал с белым волком. Но тогда он был ужасно пьян, – ухмыльнулся Тор. – Видно, у меня его наследственность.
Я даже не улыбнулась.
– Я плавал на север, – продолжал Тор, глядя вдаль. – Севернее Норвегии. Видел на горизонте белую землю. Если на свете есть колдовство, то, полагаю, оно должно обитать на Крайнем Севере, там, куда люди не могут добраться.
Мы помолчали.
И когда Тор снова заговорил, я первый раз услышала, как он назвал меня по имени:
– И, Роуз, раз уж мы подняли этот парус, кнорр отвезет тебя на север. В конце концов, ты спасла мне жизнь. Это будет просто обычной вежливостью отвезти тебя туда, куда ты хочешь.
И мы оба рассмеялись.
Письмо Роуз удивило меня. Видимо, чем старше, тем серьезнее она становилась. Не сами слова, а тон сестры опечалил меня, как будто я потерял ее навсегда.
С того дня, как мама во всем созналась, они с отцом снова были вместе. Вдову Озиг выдворили с фермы, а отец перестал ездить в путешествия.
