— Выше! Это превосходные друзья!
— Им, небось, тоже по барбиту выложить?
— Больше!.. Прошу вас, ребята! — Он ввёл их во двор. — Приветствую вас в своём имении. — И опять обратился к слуге: — Больше, Крок! Им я отдам все своё богатство, если они возьмут и если ты сберёг его!
Слуга помрачнел, отвёл глаза в сторону и, выпустив правый ус, сказал:
— Сберечь-то сберёг, да вот только теперь это богатство не ваше, господин Лопушок!
— А чьё? Кто посмел?
— Его величество Барбитур-Альбинос. В прошлом году он подарил ваше имение новому барбу Сильвуплету!
— Сильвуплету? — взвизгнул Земленыр. — Этому дылде?
— Да! Вы знаете его?
— Знаю! — Земленыру хотелось затопать ногами, накричать на слугу, проклясть Сильвуплета и самого короля, но он смирил себя, живо рассудив, что в этой ситуации никто не виноват: ни Барбитур, который, очевидно, решил, что изгнанника давно нет в живых, ни новоиспечённый барб, которому вообще нет нужды задумываться, чьё состояние ему перепадает, ни уж тем более Крок, который при всей преданности Корберозам совершенно бессилен и бесправен перед лицом власти. Земленыр все же топнул, но лишь спросил:
— Это, наверно, Сильвуплет разбил голову крокодила над воротами?
— Да, мой господин! Он и с ворот сдирал, но не смог!
— Ясно! Новый король! Новый барб! Своих зверей хочет понатыкать и понавешать! Посмотрим, как ему это удастся! — пророкотал Земленыр. — Кстати, Крок, я уже несколько раз слышу это имя — Барбитур-Альбинос. Понятно, что за моё отсутствие король сменился, может быть, даже не один, но почему «Альбинос»?
— Очень просто. Обычно короли были пиковые, чёрной масти, то есть брюнеты, а тут родился рыжий. Его бы перекрасить или назвать выродком, но нет, назвали Альбиносом.
— Ясно!
— Господин Лопушок, барб Сильвуплет сейчас дома, он только что вернулся со службы и пирует с тремя своими подчинёнными. Слышите? — Из дома доносилась нестройная песня. — Вы можете с ним обо всем переговорить.
— И немедленно! — воскликнул Земленыр. — Хотя стоп! Ни в коем случае! Все разговоры и выяснения завтра. А сейчас у нас есть дела поважнее. Уже смеркается, надо спешить… Ду-ю-ду, ты жива? — шепнул старик в кувшин.
— Жива, — ответила тихо птичка.
— Молодец! Еще капельку терпения — и ты вернёшься в небо, как я — домой!
— Жду!
— Крок, никому ни звука о моем появлении. И вообще забудь про нас! Считай, что все это тебе приснилось!
Глава двадцать вторая
ЛАРЕЦ ПОД ТРЕМЯ БЕРЕЗАМИ
В это время высокие парадные двустворчатые двери с треском распахнулись, и пьяная троица — Сильвуплет, Нюкстёзя и Блефтяфтя, — шатаясь и горланя что-то сумбурно-весёлое, вывалилась на площадку. Земленыр мигом завалился за клумбу и жестом уложил рядом Любу и Васю.
— Крок, — окликнул Сильвуплет. — С кем это ты там?
— Нищие.
— Гони их в шею!
— Метлой! — подсказал Нюкстёзя.
— Собак надо завести! Р-р! — представил Блефтяфтя, рухнув на четвереньки, и затрясся жирными щёками. — Собаки — лучшее средство против нищих! Р-р!..
— Они и так понимают, люди же. Ушли, — ответил слуга, запирая ворота на железный засов.
— Да, нищие — тоже люди, — вдруг согласился Сильвуплет. — А вы, — он погрозил пальцем барбитуратам, — не задирайте, подлые, нос! А то!.. Крок, скажи им: пусть завтра приходят, у нас от стола останется кое-что вкусненькое и поесть и попить. Впрочем, Крок, всеми остатками ты можешь распорядиться по своему усмотрению!
— Спасибо, барб! — И слуга поклонился.
То ли Сильвуплет заподозрил что-то неладное, то ли просто захотел размять свои мосластые ноги, но он вдруг сбежал с крыльца и широко зашагал к воротам, прямо на клумбу, за которой притаились путешественники. Крок сорвался с места и, обогнув клумбу, замер перед хозяином навытяжку.
— Все в порядке, барб! Не волнуйтесь!
— Если все в порядке, то почему ты так стоишь?
— Как?
— То есть как «как?». Не по форме! Ты забыл, что при моем появлении должен принимать стойку смирно? А ты?
— Я и стою смирно! — И без того стоявший истуканом слуга для выразительности еще прижал метлу к плечу.
— Разве? А мне кажется, что ты качаешься.
— Никак нет, барб! Осмелюсь доложить, это вы качаетесь!
— Я? Не может быть! Хотя вполне может быть, что я качаюсь, мы же гуляем! Но заметь, Крок, я хоть и качаюсь, но стою на ногах, а мои барбитураты уже на карачках, хотя пьём одинаково. — Нюкстёзя при этих словах тоже упал на четвереньки и услужливо гавкнул. Сильвуплет вернулся к ним, потрепал их растрёпанные шевелюры и изрёк: — Слабочки, собачки! Отставить гавк! Вы пока не псы!
— А кто? — кувыркнувшись на спину, спросил Блефтяфтя.
— Вы пока… — Сильвуплет задумался, массируя череп пятерней, — Вы пока эти… как их… человеки!
— Это тяжёлая роль, барб! — простонали оба.
— Ну, ладно, подхалимы, если уж хотите оставаться псами, то вы голодные, и вот вам жирная кость! — И он швырнул им воображаемый мосол, из-за которого барбитураты схватились с настоящей собачьей яростью, воя и кусая друг друга. — Стоп! Очень хорошо! Спасибо! А теперь, когда мы передохнули маленько, проветрились, хлебнули кислорода, пойдёмте хлебнём чего-нибудь покрепче. — Барбитураты одобрительно гавкнули. — Пошли, мои верные псы! Стая, домой! — Раскинутыми руками Сильвуплет загнал солдат и закрыл за собой дверь.
С минуту было тихо.
Земленыр поднялся и подытожил:
— Гуляют, значит? Гуляй — гуляй, барб! Догуливай свои последние денёчки! Впрочем, кто знает, может быть, мне и не придётся возиться с ним. Даже лучше бы не возиться, а без лишней суеты организовать бы свои дела. Но в любом случае, Крок, нас не было и нет! Договорились?
— Слушаюсь, господин Лопушок!
— Крок, а у тебя нет ощущения, что Лопушок звучит как-то не так, а? Несерьёзно и несолидно! Какой же я сейчас, смешно сказать, Лопушок? Лопух, репей, чертополох, если уж на то пошло, но «господин лопух» звучит еще хуже. Так что давай остановимся на Корберозе или, если угодно, на Земленыре — это мне привычнее.
— Слушаюсь, господин Земленыр!
— Без господина, просто Земленыр.
— Слушаюсь, Земленыр!
— Во! Самое то! Ничего, Крок, мы еще вознесём своего крокодила над воротами! — Земленыр заправил слуге выпавший ус под мышку, — Молодцом! Впрочем, тебе, может быть, приятнее служить Сильвуплету? Решай сам!
— Нет, не приятнее. Барб Сильвуплет хоть и умён, кажется, но зол и криклив не по делу. Ему все вроде бы мало чести оказывают. Я вообще сведён до садовника и дворника-сторожа, а в дом меня не пускают. Я обижен, поэтому служу плохо, — признался Крок. — Сами видите. Если бы я хорошо служил, как прежде, разве бы я впустил вас, незнакомых, во двор и стал бы на целый час разводить тары-бары? Конечно, нет. Холодно мне как-то с Сильвуплетом, сиротливо, нет никаких воспоминаний, как с вами, например!
— Я тебя понимаю, Крок! Мужайся! Ну, друзья, последний рывок!
И схватив ребят за руки, старик повлёк их в сад, расположенный за домом. Три берёзы они увидели сразу, как только повернули за угол. Среди общей зелени они выделялись как три мощных, высоко бьющих фонтана. Земленыр не помнил, куда он спрятал ларец с чудодейственными медикаментами, но, бегло осмотрев сад, без сомнений нырнул под берёзы.
Выскочив на противоположной стороне, он решительными взмахами ладоней, словно рубя воздух, наметил себе несколько пересекающихся направлений для нырков и без промедления приступил к исполнению. Ребята, кинувшиеся было к нему, замерли опять, поняв, что лучше не гоняться за стариком, а смирно ждать результата. И результат не замедлил явиться. Земленыр после двух-трёх погружений вынырнул — наконец с небольшим ларцом, тут же уселся и взмахами рук подозвал ребят.
— Вот оно, наше сокровище, ради которого мы… — дед не договорил, смахнул с ларца землю и, отщёлкнув две петельки по бокам, откинул крышку. Под ней блеснуло несколько десятков пузырьков и баночек разной высоты и пузатистости, со стеклянными, деревянными, пробковыми и даже тряпичными затычками, с марлевыми повязками и ватными тампонами. — Все в целости, в сохранности! — заключил Земленыр. — Ду-ю-ду, иди ко мне, будем пробовать. — Вася вытряхнул птичку в ладони старика. — Ну, милая, сама выбирай себе лекарство. Я тут понимаю столько же, сколько и ты.
Ду-ю-ду с ладони перебралась в ларец, устроилась на флакончике с пробкой, где лапки не скользили, и клюнула ближайшую баночку, сказав при этом:
— Вот оно!
— Дай-то бог! Ну-ка! — Земленыр открыл баночку, подцепил пальцем белой мази и обильно смазал перелом. Мгновенного оживления не последовало. Чуть подождали, но и тут ничего не произошло. Не последовало срастания косточки и после второй, и после третьей, и после десятой склянки. Как было крыло безжизненно обвислым, так и осталось, лишь чирикала Ду-ю-ду оживлённее в ожидании исцеления.
