— А давайте вот это попробуем, которое под Ду-ю-ду, — предложил Вася, запиравший дыхание при каждой новой попытке.
— Давайте это, — согласился дед, пересадил птичку опять на ладонь, откупорил пузырёк и наклонил его над переломом. Вытекло всего две капли золотистой жидкости, которую Земленыр старательно размазал по ранке травинкой.
И вдруг у всех на глазах косточки стянулись, подёрнулись белёсой плёнкой, под которой тут же проступили сухожилия, и все это мигом покрылось сероватым пушком. Ду-ю-ду недоверчиво шевельнула крылом, подобрала его и радостно прощебетала:
— Неужели?
— Кажется, свершилось! — сказал Земленыр, легонько дёрнул вверх ладонью, птичка спорхнула с неё и со щебетом скрылась в кроне берёз.
— Ура! — коротко и хрипло, оттого что пришлось сдерживать голос, воскликнул Вася.
— Значит, не зря мы старались, — заключила Люба.
— Мягко сказано — старались, мы почти гибли за это, а кто-то погиб действительно. Смешно сказать, но мы… — не договорив, Земленыр отбросил пустой пузырёк, закрыл ларец и поставил его на траву. — Да, смешно сказать, но мы вопреки всем злым чудесам совершили доброе чудо — вернули жизнь живому существу. Это, ребятки, величайшее из чудес. По отдельности мы можем творить лишь мелкие чудеса, а все вместе — великие, как видите! А то ли будет, когда мы встретимся с братишкой! Мы завалим мир чудесами! Приходите к нам через пару лет!
— Увы, Зем, — сказал Вася, — через пару лет нам уже не будет «ЧД минус два», и вход в сказку для нас уже будет закрыт. Другие придут.
— А вы в обход сказочной страны, прямо в Королевство Берёзовых Рощ. Я думаю, что, соединившись с Кошуполом, мы будем жить здесь, а не у вас, потому что это наша Родина. А может быть, то здесь, то там. Найдём пути, проторим тропы и — милости просим! — продолжая сидеть на земле, весело рассудил старик.
Да, радостно было рассуждать, когда дело сделано и все беды позади.
— Уж лучше вы нас сами найдите потом, — посоветовала Люба.
— Хорошо! Посмотрим, — Земленыр притянул к лицу низко провисшую берёзовую ветку, пощекотал ею свою лысину и вернулся вдруг к уже однажды высказанной мысли: — Нет, ребята, не учителем мне надо становиться, а садовником. В данный момент это важнее, а учителем — позже, когда народ вздохнёт свободнее. А пока его надо из кабалы вытянуть, из нищеты и грязи, надо заняться разведением берёзовых саженцев. — И старик подёргал ветку, как бы спрашивая у самого дерева о своей правоте. — От моих берёз можно взять миллион побегов, если с умом взяться. Лет пяток — и народу обеспечено процветание, правда, пока лишь берёзовое, но дальше — больше, а там можно будет и за учёбу детей приняться! А? Как оценивает кружок мыслителей эту идею?
Ребята ни обдумать вопроса, ни ответить не успели — сверху мягким комочком упала на Васино плечо Ду-ю-ду и защебетала в захлёб:
— Думаете, я улетела? Нетушки! С друзьями так легко не прощаются! Вася! — Мальчик повернул к ней голову, птичка ткнулась клювиком ему в губы, от чего они как бы подёрнулись ледком. — Прощай, Вася, мой славный хозяин! Я буду помнить тебя всю жизнь! Да будет с тобой мир и счастье! — Перепорхнув на Любино плечо, она проделала то же самое, но с другими словами: — Да будет с тобой мир и любовь! — Потом перемахнула на лысину Земленыра, прошлась по ней, подскрёбывая жёлтую кожу коготками, и тюкнула несколько раз клювом, приговаривая: — Да будет с тобой мир и дружба брата! Он дал мне жизнь, и ты, Зем, закрепил её! Спасибо вам всем! Еще раз прошу вас простить свою проводницу-бездельницу, но, может, в будущем я еще пригожусь вам! А теперь прощайте! Я возвращаюсь в волшебный лес! — И Ду-ю-ду навсегда исчезла в угасающем небе.
Лишь секунды длилась печальная тишина расставания, потом Земленыр вдруг ойкнул, и ребята увидели, что загнутые уши его с капустным хрустом распрямились, и отполированная плешь потускнела и стала быстро покрываться чем-то вроде пуха.
— Зем, ты тоже оперяешься! — сказал Вася.
— Чую! — ответил дед и пощупал голову. — Да, оперяюсь и, кажется, знаю, что это такое. — Он встал на колени и несколько раз, словно верующий, ткнулся лбом в землю. — Не лезет! — Дед вскочил и заплясал. — Не лезет! Ребятки, голова моя больше не проваливается в землю! Я больше не земленыр! Ура! Ду-ю-ду сняла с меня волшебство! Какая молодчина! Я не чудо отныне, но обычный человек! Как хорошо! Смешно сказать, но мне хочется кричать и плакать! Наверно, и с вами должно что-то случиться, а, ребятки? Что-то хорошее, я имею в виду!
— Мы должны вернуться домой, — сказала Люба. — Корбероз так и обещал: дело, говорит, сделаете и вернётесь домой.
— Да, родной дом — это лучшая награда! — согласился Земленыр и засуетился, оглядываясь и охлопывая свои карманы. — Что бы такое вам на память подарить? Ларец с пузырьками? Рискованно. Вдруг то, что для нас лекарство, для вас — яд!.. Лучше не связываться, я его лучше тут поглубже закопаю — земля ничего не боится.
— Монету бы! — вырвалось у Васи, — Барбит или тибраб — вот был бы сувенир!
— Ох, и бесстыжий ты, Васька! Совсем совесть потерял! — сердито воскликнула девочка. — Зем и без того столько для нас сделал, а тебе все мало!
— Я же сказал «бы», значит, не обязательно! — оправдался Вася.
— К сожалению, у меня — ни монетки! Крок! — позвал он, но слуги не было видно. — Да и он все отдал Лимбу-Нимбу. К Сильвуплету идти рискованно. А вообще-то тибраб был бы отличным сувениром, Вася прав! А вот сувенир не хуже! — дед расстегнул свой патронташ и вручил мальчику. — Держи, сынок! Тут вся походная аптечка! Ты же охотник, пригодится!
— Спасибо, Зем! — Дедовский-то живот патронташ охватывал дважды, а Васю он опоясал трижды и еще слабина осталась. — О, идея! Зем, обними меня! — Старик крепко обнял его, и в этот момент Вася обхватил деда патронташем и застегнул пряжку у себя на боку. — Все, Зем, ты наш!
— Не понял! — удивился Земленыр.
— Чего тут не понимать? Сейчас мы вернёмся домой, и ты вернёшься с нами! Мы тебя похищаем, чтобы ты скорее встретился с братом.
— Думаешь, это возможно? — покряхтывая, спросил Земленыр.
— А почему бы и нет? Ремень толстый, двоих выдержит, так и полетим вместе!
— Дело не в ремне, а в том, не будет ли это нарушением каких-то сказочных норм и правил? — озабоченно рассудил старик, ворочаясь в тесноте стянутого патронташа.
— Не знаю, — смутился Вася.
— Я тоже, но думаю, что нормы и правила надо уважать даже в сказке, иначе она отомстит.
— Попробуем на всякий случай!
— Правда, и тут у меня еще дел предостаточно: Раскалённые Пауты, Сильвуплет, даже его величество Барбитур-Альбинос. Да ладно, разберусь, когда с братишкой сюда вернёмся!
— Даже легче будет!
— Правильно! Эх, была ни была! Испыток не убыток! — Дед успокоился и покорно прижался к мальчику.
По Васиным губам вдруг снова пробежал холодок, как при поцелуе Ду-ю-ду, холодок этот затем резко ушёл в пятки, как бы заземлился, и вот снизу, от ног по его телу, как огни по новогодней ёлке, побежали наверх ознобные мурашки, достигли головы и словно зажгли в ней самый главный огонёк — звезду. В мозгу Васи что-то вспыхнуло, и он стал терять сознание, отлично понимая, что это приступили к своей службе неведомые сверхъестественные силы, которым, видно, поручено переправить их домой, а для этого им нужна, разумеется, полная тайна и бесконтрольность, иначе какое же это будет волшебство, если за ним можно наблюдать, а именно этого Васе и хотелось — пронаблюдать, пусть не весь процесс, а хотя бы начало, первые импульсы, по которым позже можно было бы догадаться и о целом процессе, как по одной кости вымершего животного восстанавливают весь скелет. И Вася напрягся, сопротивляясь потере сознания. Но сказочные силы надавили какие-то дополнительные кнопки, и Васин мозг начал как бы таять, но перед самым последним мигом, самыми крохами чувств он успел ощутить, как вдруг лопнул патронташ и как тёплое тело Земленыра отделилось от его, Васиного, и дедовская рука что-то с хрустом сунула ему в карман. «Эй, стойте! Погодите!» — хотел было закричать мальчик, но не было уже ни сил, ни воли — все исчезло.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧЕМ ЖИЗНЬ — НЕ СКАЗКА
Глава двадцать третья
ПЕРВЫЕ ДОМАШНИЕ ХЛОПОТЫ
Вася очнулся вроде бы сразу же после того, как впал в спячку, как ему показалось, и именно потому очнулся, как ему опять же показалось, что кто-то уловил его страстный призыв «постойте!» и прервал процесс перемещения. Мальчик обрадовался, но тут же удивился: почему он лежит, а не стоит? И почему над ним не высокие шатающиеся кроны берёз, а низкий, неподвижный потолок? Он сел и мигом понял, что ничего прежнего нет: ни сада, ни Земленыра, ни патронташа, что перемещение уже произошло, и он в одних трусах и майке лежит дома в своей кровати, а рядом на табуретке — привычно брошенные брюки и красная рубаха. Но о том, как произошло это перемещение, у мальчика не было ни малейшего представления. Целиком ли он летел по воздуху или, распавшись на атомы и молекулы, перетёк как-то в кровать и тут снова собрался? Волшебство осталось тайной. Ну и хорошо! А то человек и так сует свой нос в каждую щель: что? как? почему? Пусть хоть сказка останется запретной зоной для науки, а то скучно станет жить, если все познаешь! А Земленыр остался по ту сторону границы. Стало быть, Вася действительно нарушил какой-то сказочный порядок, и сказка отомстила, не пропустив старика. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, сказке видней, а если каждый будет соваться в неё со своими идеями и бреднями, то от неё живо останутся рожки да ножки. А вот где пистолет? Или и он остался по ту сторону? А может, вообще ничего не было, никаких поразительных приключений, а был лишь поразительный сон? Мальчик сунул руку под подушку и успокоился — пистолет был здесь. Выхватив, он переломил его, вынул холодный, давно перезревший патрон и хотел было одеться, но, приподняв осторожно за воротник остатки своей красной рубахи, понял, что от неё осталось лишь одно философское понятие и что даже огородное пугало оскорбится, если на его крестовину накинуть эти отрепья. Скомкать их, сунуть в печку да поднести спичку, но судьбу ребячьей одежды, как, впрочем, и всей их жизни, решают родители. Мать наверняка помнит эту новую баскую рубашку, и ей легче будет понять и простить сыну износ или порчу вещи, чем пропажу, ибо износ — дело житейское, а пропажа — вопиющая бесхозяйственность. Вася достал из тумбочки, тоже послевоенного дедовского производства, голубую безрукавку, облачился в неё и натянул брюки, которые сохранились несравненно лучше, потому что мать сшила их из какого-то полубрезента.
