откинула с плеч выросшие за лето косы:
— Васёк правду сказал, что время у нас, как вода в решете! Работаем мы хорошо, я ничего не скажу, никто не ленится, но во всём другом мы просто какие-то неуспевающие! А против того, что раньше, когда мы… вообще… как дети были… у нас совсем другая жизнь стала…
— То, что было раньше, — вставая, сказал Одинцов, — мы вспоминать не будем. Сейчас война, и каждому человеку труднее стало.
— Да разве мы на что-нибудь жалуемся? — перебил его Мазин. — Нам лишь бы времени хватило. Мы после войны, может, ещё больше работать будем. Сколько всего у нас фашисты разбили и разрушили! Сколько сёл сожгли! Мы своими глазами видели. А кому это строить? Всем хватит работы! Вот этими самыми руками и будем строить! — Мазин вытянул руки, повернул их тыльной стороной, оглядел свои шершавые, загрубевшие ладони и с удовлетворением сказал: — Ничего, построим!
Ребята засмеялись:
— Мазин прямо в инженеры метит!
— Подождите! — крикнула Нюра. — Что это мы — то вперёд заглядываем, то назад оглядываемся! А у нас вот сейчас дело стоит. Разобраться надо, почему мы ничего не успеваем!
Васёк покачал головой:
— Нам нужно точное расписание, чтобы мы знали, куда у нас время уходит.
Петя Русаков поднял руку:
— Трубачёв, дай мне слово!
Васёк кивнул головой.
— Моя мама говорит… — начал Петя.
Но Мазин, сморщившись, как от зубной боли, махнул рукой:
— Ничья мама нам тут не поможет!
— Мазин! — сердито прикрикнул Васёк. Петя вспыхнул, закусил губы.
— Ну, рассказывай, что говорит твоя мама? — немного смутившись, согласился Мазин.
Но Петя уже рассердился.
— Она говорит, — гневно закричал он в лицо товарищу, — что ты понабирал себе жалких слов и носишься с ними, как дурак с писаной торбой!
— Что? Что? — Мазин остолбенело уставился на товарища.
— Что твоя мама говорит? — заинтересовались ребята.
— Повтори, Петя, — сказал и Васёк.
— Она говорит, что Мазин понабирал себе где-то жалких слов: не можем, не успеваем, не справляемся — и что такие слова надо совсем забыть и выбросить, потому что советский человек не должен их говорить! — залпом выпалил Петя.
Ребята переглянулись.
— Вот это здорово! — с восторгом сказал Одинцов.
Мазин вдруг склонил набок голову и, закрыв глаза, повалился навзничь.
— Убил! Прикончил! — заорал он, дрыгая ногами.
Ребята расхохотались. Даже Петя не выдержал и улыбнулся. Но Васёк прыгнул к Мазину и сердито дёрнул его за руку:
— Не кривляйся! Поделом тебе! И нам всем поделом! О чём мы тут говорим? На что жалуемся? Не можем, не успеваем, не справляемся… Екатерина Алексеевна нас всех насквозь видит! И с этого дня… — Васёк тряхнул головой и смял ладонью упавшие на лоб волосы, — чтоб с этого дня ни один из нас не произносил больше этих слов, — медленно и решительно сказал он. — Сева Малютин, пиши!
Сева поспешно вытащил из кармана карандаш и записную книжку.
— Пиши так: «Постановили…» Постой! — Трубачёв вопросительно взглянул на Петю.
— «Не говорить жалких слов», — торопливо подсказал Петя.
Васёк кивнул Севе головой:
— Пиши!
Сева записал.
— Дальше?
— «Сделать точное расписание…» — диктовал Васёк. — Пиши: «Постановили единогласно: учитывать каждый час…»
— Подожди, Васёк, а если что-нибудь… ну, случайное случится? — спросила Лида.
— Да, правда, если какой случай случится? Давайте уж сразу на это время класть! — предложила Нюра.
— Конечно! Ведь у нас всё случаи да случаи какие-то. Вдруг опять что-нибудь произойдёт, а времени на это не положено! — пожал плечами Саша.
Ребята задумались:
— А ведь и правда, Васёк! Как ты думаешь?
Васёк нетерпеливо кивнул Малютину:
— Пиши: «На непредвиденные случаи выделить полчаса в день».
— Маловато! — пробормотал Мазин, но, взглянув на Васька, спорить не решился.
— Кому поручим составить расписание? — спросил Малютин.
— Я сам возьмусь, — протянул руку Васёк и, спрятав на груди листок из Севиной книжки, торжественно объявил: — Пионеры! Сбор считаю законченным.
На другой день Васёк позвал к себе ребят, чтоб раздать им на руки составленное расписание.
Утренние часы до обеда уходили на занятия с Екатериной Алексеевной, послеобеденные, с часу до шести, — на работу, вечерние — на госпиталь и на приготовление уроков. На непредвиденный случай пришлось отвести всего полчаса в день, в то время, когда этот «случай случится». В одиннадцать полагался сон, так как утро с восьми до десяти было отведено на домашние дела. Казалось, всё было просто. Беспокоило только то, что по утрам не придётся работать на пустыре.
— Как-то неудобно перед Леонидом Тимофеевичем так поздно приходить! Подумает ещё, что ленимся! — говорил Васёк.
— Конечно, может подумать, но что делать! Хорошо, что народу теперь прибавилось, есть кому помогать, — успокоил товарища Одинцов.
— Мне Иван Васильевич говорил — ещё двое каких-то новеньких приходили, шестиклассники, — вспомнил Петя.
Васёк снова взглянул на расписание. Нет, до чего всё просто получилось! Можно и работать и учиться! Конечно, трудно всё-таки, но зато какая школа будет! Просторные окна, внутри широкий коридор, внизу большой зал. Всё как полагается! Одна комната, в конце коридора, уже заранее намечена для шестого класса. Это комната внизу… Вчера они убрали под её окнами мусор и немного вскопали землю.
Ребята размечтались…
Скоро они все вместе возьмутся за внутреннюю отделку и за ограду. Ограду они сделают очень нарядную, выкрасят в зелёный цвет и осенью на школьном дворе посадят деревья.
Было уже поздно. Васёк заторопился:
— Ну, ребята, сейчас я каждому дам листок бумаги, перепишите себе начисто расписание, и чтоб уж никаких отговорок у нас не было!
Васёк подошёл к шкафу:
— Тут у папы бумага есть. И дневник наш тут лежит. Давно я его не смотрел!
— Какой дневник? Покажи, Васёк!
Маленький круглый шкафчик замысловатой работы Павла Васильевича повернулся вокруг своей оси. Васёк распахнул дверцы и взял с полочки знакомую всем толстую клеёнчатую тетрадь. На первой странице её было написано большими печатными буквами:
ЖИЗНЬ НАШЕГО ОТРЯДА. 1941 ГОД.
Ребята вскочили, налегли на стол. Одинцов с волнением дотронулся до гладкой чёрной обложки:
— Наш дневник!
— Как это мы могли о нём забыть! — удивились ребята. — Ведь
