Галина Петровна улыбнулась:
– Получается так: хорошие люди – это те, кто к тебе хорошо относится. Остальное субъективно. Понимаешь это слово?
– Не очень.
– Ну так считает сам человек, а на самом деле может быть иначе. Объективно – значит независимо ни от чего, правда. А субъективно – смотря на чей взгляд.
– Поняла. И когда меня девчонки высмеивают, они смотрят со своей колокольни! А сами имеют миллионы недостатков!
– Это ты смотришь на них субъективно. Со своей, значит, колокольни. Вот скажи, Лида, тебе нравится Сильная из клуба?
– Честно? По красоте нравится. И так неплохая. А когда грозится: «выгоню» – не нравится.
– Ну вот видишь? Она же и хорошая, и нехорошая. Так и все. И ты сама тоже иногда права, а иногда нет. Научишься относиться к себе хоть немного объективно, будет легче жить. Скажешь себе: «У меня миллион недостатков. Я эгоистка, только о себе думаю». Или: «А кто сказал, что Виртуал обязан меня любить? Может, он любит Альку? А мне придется подождать своей любви».
– Альку! Хамство с его стороны! Алька разве лучше меня?
– Для него – да.
– Да она же вредная! Жадина! Ехидина! И врушка!
– Лида, достаточно. Все так и есть. И совсем не так. Как посмотреть. А теперь я с тобой прощаюсь. Трудный был день, отдохну. – А про себя Галина Петровна подумала: «Две такие самодовольные и несговорчивые клиентки в один день – это даже для такого опытного психолога, как я, – слишком. Имею право на отдых».
В то пасмурное утро в классе было уютно: горел свет, в углу сплетничали девчонки:
– Леха бросил ее окончательно, – сказала Лидка и радостно добавила: – Я Агату всегда жалела.
– Это еще почему? – Василиса прекрасная зло сощурилась на Лидку. – Агату жалеть не надо, она в порядке, Агата.
– Я ее потому жалею, что она кокетничает, а он ревнует. И она никогда не перестанет, и он никогда не перестанет. Характер не меняется, он от рождения, так мне сказала Галина Петровна.
– Девчонки, а Лидка опять к психотерапевту бегала! – захохотала Оля. – Сама не может приковать к себе Виртуала! Ей нужны советы психолога, представляете?
– Не въезжаю, – фыркнула Надя-Сфинкс, – каждая девчонка может понравиться мальчику, который ей нравится. И только одна Лидка не волокет, хотя журналов полная сумка, а там советы. Я подглядела вчера: «Как удержать любовь?», «Как не надоесть своему любимому?», «Как стать девушкой миллионера?» Полный отстой! А ты, Лидка, нескладная!
– Необаятельвая! Хотя в тишине в одиночку доедаешь волшебный пряник!
– Вечно ноет, киснет, а мальчишкам это – во! – Оля показала на горло.
Лидка злобно глядела то на Олю, то на Сфинкса, то на Василису прекрасную. Они не сговариваясь не любят ее, Лидку. Все заодно, а она отдельно. Почему?
Лидка не понимает: любая женщина, даже двенадцатилетняя, презирает ту, кого не любят. Одинокую. Отвергнутую. Она рассуждает так: «У меня есть мой Коля (или Миша, или Слава), а у тебя нет. Значит, я лучше, а ты хуже.
Лидка не понимает, но чувствует: был бы у нее любящий мальчик, и подруги тогда у нее были бы. А так она одинокая и несчастная.
Мальчишки в своем углу говорят о футбольной команде ЦСКА и о гонках «Формула-один». Но они ни слова не пропускают в разговоре девчонок. Потому что, разумеется, ничего нет интересного в девчачьих сплетнях и рассуждениях. Но на самом-то деле что на свете интереснее и важнее всех этих «любит – не любит»!
В класс входит англичанка, она еле успела – давала частный урок.
Следом влетает Агата.
– Я не опоздала, – весело объявляет Агата, – часы отстали. Я их вчера уронила. – Ей самой становится скучно от такого неинтересного вранья, и она добавляет: – С балкона.
Класс хихикает: Агата прикольная. Англичанка отдышалась и говорит:
– Интересно, Агата. В следующий раз сочиняй свои истории на английском языке. Сразу поставлю пять.
Весь урок Леха сидит рядом с Агатой и про себя повторяет одну фразу:
– Хватит тебе, Агата, сердиться. Я дурак, меня надо простить и не злиться. Человек не виноват, что он дурак.
Но вслух Леха не произносит ни слова. Он на нее не смотрит, только изредка взглянет, не поворачивая головы. И опять глядит прямо перед собой, изображая философские раздумья.
Агата тоже не смотрит на Леху. Что интересного можно увидеть на этом лице в веснушках, которые держатся даже зимой? На этом непроницаемом Лехином лице, в котором нет никакого содержания – ни улыбки, ни печали. Одна идиотская гордость. Агата взглянула на него украдкой раза два. А иначе откуда бы она узнала про выражение его неприступного лица?
Агате так хочется сказать ему: «Ты, Леха, перестань злиться». Ничего я такого не сделала. Ну немного поулыбалась чужим мальчишкам. Так ведь это ты сам виноват – привел меня на чужую тусовку, а они там все какие-то унылые, неуклюжие, веселиться не умеют. А называется праздник, день рождения. Разве праздники такие должны быть? Ну я и показала им, как надо веселиться. Чтобы девочка нравилась, чтобы все шутили, смеялись, танцевали. А ты сразу устраиваешь сцену и скандалишь, как пьяный дядя Вася из шестого подъезда. Не злись, Леха, давай помиримся». Так она хотела бы сказать. Но не сказала. Сидела с безразличным видом. Потому что у нее тоже есть гордость.
Кому нужна такая гордость? Этого не знает никто. Но иногда любой человек глупеет, впадает в эту самую гордость и живет плохо. Не мирится с тем, с кем давно хотелось бы помириться, посмеяться вместе, послушать песню, пройти по Лунному бульвару и поцеловаться назло вредной Суворовне.
Ничего этого теперь нет, и никогда не будет. Так думает с грустью Агата. Так думает с грустью Леха.
Англичанка говорит весь урок по-английски и не замечает, что почти все в шестом «Б» думают о своем:
«Куплю новый альбом „Снайперов“, – думает Гриша, – Бомбина обрадуется».
«Откушу наконец от пряника, – думает Лидка, – чего ему без пользы лежать за шкафом? Еще мама найдет и съест». – Лидка не понимает, что ее огромный пряник не съесть и десяти мамам – жадность одолела Лидку.
«Мамина косметика лежит в вазе, – размышляет Варвара, – некрасиво прятать косметику от родной дочери. Тем более единственной. Вот приду домой, утащу тени, помаду, тон – все возьму. А в вазу налью воды нарочно. И веточки поставлю. Ага! Что тогда? И скажу: „Мама, я принесла тебе ветки, они распустятся в воде, будут листочки, зелененькие“.
Так проходит этот урок. В полезных мыслях. Англичанка так и не заметила ничего. Наверное, нельзя учителю слишком уж увлекаться своим предметом. Надо и на учеников обращать внимание. А может, как раз не надо? Всем и так хорошо.
Степа сидит на бульваре грустный и смотрит вверх, а там ничего интересного: облака и верхушки голых берез.
– Степа, почему ты печальный? – спрашивает Харитон.
Как все по-настоящему расстроенные, Степа отвечает:
– Так, ничего особенного.
Но Харитон забеспокоился, он задает много вопросов:
– Заболел? Обиделся? Влюбился без взаимности?
На последний вопрос Степа ответил сердито:
– Еще чего? Я же обаятельный и красивый пес. Почему без взаимности? Вон идет Лейла, видишь? Она на днях получила в пятак и на болвана боксера Кинга больше не смотрит. Идет мимо, как будто его не знает.
– А он на нее как раз смотрит, – зловредно отвечает Харитон, – глазки маленькие, красные, щеки висят, зубы лязгают, а шкура висит складками. Почему-то у боксеров шкура великовата, такая у них мода. Смотрит на Лейлу, глаз не спускает.
– Его проблемы, – Степа отвернулся и молча сидел у скамейки. Когда здесь веселье, все сбегаются – болтают, слушают Степины анекдоты, сами рассказывают. А в грустную минуту Степа один, если не считать Харитона.
– Моя грусть наступила внезапно. Я соскучился по своему приятелю, я не видел его давно.
– О ком ты говоришь, Степа?
– О ком, о ком? Мой друг совершенно неожиданный и необыкновенный.
– Ну кто? Кто? – подбежала Агата, затормошила Степу, и он наконец признался:
– Кот Барс, вот кто. Ну и что же, что он кот? Бывают и коты не противные, не ехидные, а благородные. Но он не гуляет на Лунном бульваре, в этом его недостаток. И на мои звонки по мобильному кот Барс не отвечает.
– А ты звонил? – Агата восхищенно смотрит на пса Степу. – Сам номер набрал? Лапой?
– Лапой неудобно, она широкая. Я тыкал в цифры сигаретой. Не зажженной, конечно, я же не псих.
Харитон сказал:
– А я смотрю, пачка растерзанная, а это вон кто за сигареты взялся. Слишком много себе позволяешь. Степа.
– Он больше не будет, не ругайся, Харитончик.
– Ругайся не ругайся, толку никакого. Пес отбился от рук.
– Потому что он тоскует. Он по другу скучает, правда, Степа? А знаете что? Давайте сейчас попытаемся позвонить Барсу и позовем его к нам. Давайте?
– А ты что без нас не звонишь к ним, Агата? – Харитон знает, что Агата поссорилась с Лехой, может быть, на всю жизнь. Но это было вчера. Они вполне могли помириться. – Не помирились? – Харитон как будто сочувствует Агате, но невооруженным глазом видно, что в душе он рад. Когда возникает любовь-морковь, никакой Леха не нужен. Харитону, конечно. А вот Агате?
