Я много раз видела на ферме, как забивают скот, но убийство тюленя Mire показалось жутким. Его алая кровь блестела на белоснежном льду.
Когда взошла луна, у нас уже было свежее тюленье мясо. Прежде чем начать ужинать, Мальмо запела. Она делала так каждый раз перед тем, как есть пойманное на охоте. Я спросила ее, почему она поет.
– Так мы можем сохранять мир с животными. Мы живем не отдельно от животных, от моря, ото льда, а как часть всего этого. Поэтому мы должны уважать животных, море, лед.
– А убивать – разве это уважение? – спросила я неуверенно, не желая обидеть Мальмо.
Она улыбнулась мне, как ребенку.
– Понимаешь, это часть цикла. Мы должны охотиться, чтобы выжить. Неуважением было бы охотиться, когда ты не голодна, и приносить смерть неоправданно. Я пою слова извинения за то, что взяла жизнь тюленя, и прошу послать его душу в мир иной.
На другом краю моря поверхность у берега тоже была неровной, и нам пришлось снять лыжи. Лед здесь был похож на лес. Необычное зрелище: ледяные шипы поднимались на десять футов, а на поверхности были длинные глубокие трещины. Стоны и треск льда слышались тут во много раз отчетливее и громче. Когда рядом что-то треснуло особенно громко, я даже подпрыгнула, сердце бешено забилось. Да еще Мальмо предупредила, что нужно вести себя осторожно, потому что она чувствует неподалеку белых медведей.
– Но ведь белый медведь – твой tornag, источник силы, – возразила я.
– Это не защитит нас от медведя, который не ел несколько недель. Или от медведицы, у которой родились медвежата.
Мы осторожно пробирались сквозь ледяной лес. Я судорожно осматривалась по сторонам, за каждым выступом ожидая увидеть медведя. Трещины во льду становились все шире. В некоторых из них виднелась черная вода. Скрежет льдин усиливался.
Ледяной лес, казалось, никогда не закончится. Иногда я бросала быстрый взгляд на то, что представлялось мне побережьем, но оно не становилось ближе.
Я обогнула большую глыбу льда, чувства мои оцепенели от постоянного напряжения, и вдруг что-то дернулось – белое на белом – и зарычало. Я почувствовала внезапную боль и упала, задыхаясь. Увидела расползающуюся лужу красного на снегу и поняла, что это кровь из раны у меня на лице. Что-то нависло надо мной, загораживая свет. Я подняла голову и увидела перед собой морду белого медведя.
Дыхание вернулось ко мне. Самое странное, что не мысль о смерти больше всего испугала меня, а примитивная животная ярость, с которой на меня глядели маленькие черные глазки. Ничего похожего на взгляд моего белого медведя. На меня глядели прожорливые глаза хищника, который нашел себе еду.
Моим любимым местом в старом монастыре была читальня. Она располагалась в бывшей часовне; свет шел из высоких окон с цветными стеклами. В читальне стояли богато украшенные книжные шкафы, заполненные красивыми томами с позолоченными корешками, хотя большая часть книг и рукописей размещалась в других залах. В центре комнаты стояло несколько длинных столов с деревянными стульями.
Часы здесь пролетали как минуты. Нечеткие блики рубинового, изумрудного и голубого падали от витражей на страницы старинной рукописи, которую я читал. Я наслаждался словами, написанными рукой человека, который жил за сотни лет до меня.
Однажды в конце зимы случилась очень странная история. Я только что закончил дневную работу и взял почитать отчет о морском путешествии, предпринятом викингом по имени Орм. Этот Орм был в некотором роде исследователем. Он поведал свои истории монаху в те дни, когда эпоха викингов подходила к концу и в Норвегии центром жизни становилась церковь. Монах записал рассказы викинга, и я читал их с большим интересом.
Меня всегда привлекали рассказы о путешествиях и открытиях. Особенно меня привлекали рассказы об исследовании Севера – с тех пор, когда я решил узнать как можно больше о жизни белых медведей.
Я сидел в тот день в читальне и изучал рукопись. Перевернув очередную страницу, я увидел рисунок, от взгляда на который у меня перехватило дыхание. Он был сделан, вероятно, монахом со слов викинга. На рисунке на четырех лапах стоял большой белый медведь и смотрел на человека, закутанного в шкуры. Две фигуры стояли совсем рядом и, похоже, разговаривали.
Я судорожно пробежал глазами по тексту, объясняющему рисунок:
Сбившись с курса, мы оказались со всех сторон зажаты льдом. Мои люди требуют, чтобы мы повернули на юг. Они боятся застрять здесь на всю зиму. И тем не менее я иду вперед.
Лед наступает, и мы уже окружены. Мои люди боятся. Полнолуние – невозможно спать, я брожу по палубе. Луна светит ярко, и вот передо мной необычное зрелище. Я вижу их четко, как днем. Маленький человек в шкурах и медведь. Они стоят па льду нос к носу. Я в ужасе; медведь явно вот-вот проглотит человека. Как-то я охотился на медведя: не бывает врага сильнее. Но вот что странно: медведь не съел человека! Кажется, они смотрят друг другу в глаза, словно они кровные братья. У меня волосы на голове зашевелились, я зову людей, чтобы удостовериться, что мне не почудилось. Но, похоже, звук моего голоса долетел по морю и льду до берега, потому что медведь и человек посмотрели в мою сторону, а потом отвернулись, как будто недовольные, что им мешают, и быстро пошли по льду. К тому времени, когда мои ребята продрали глаза, их уже и след простыл.
Повествование внезапно обрывалось. В последнем предложении говорилось, что только Орм и двое его матросов выжили в этом путешествии.
Я смотрел на синюю полоску света на пергаменте. Сердце учащенно билось в груди, и я вдруг понял, что кто-то стоит рядом. Я повернул голову, но никого не увидел. Но она там была. Роуз. Я был точно уверен, что это она. Я чувствовал ее запах и даже ее нежное прикосновение к моей руке. На ней были меховые варежки. Я закрыл глаза.
– Роуз? – прошептал я.
И четко услышал, как Роуз сказала в ответ:
– Недди!
Возможно, она была испугана, я не знал. И вдруг я «увидел» ее, хотя глаза мои были закрыты.
– Роуз, – позвал я снова.
Я хотел, чтобы она рассказала мне, где она и сделала ли то, что хотела. А больше всего мне хотелось услышать, что она возвращается домой. Я сосредоточился всеми силами на ее мягком прикосновении и мысленно упрашивал сестру поговорить со мной.
– Недди, – снова сказала она.
Теперь я расслышал, что в голосе у нее был страх. И вдруг почувствовал, как ее прикосновение исчезает.
– Роуз! – закричал я, вскакивая на ноги.
Люди в читальне подняли головы и посмотрели на меня. Они, должно быть, подумали, что я спятил, видя, как я, словно слепой, ощупывал пустоту рядом с собой.
Но все было бесполезно. Она исчезла.
Все происходило очень быстро. Я лежала, уставившись на зверя. Подумала о Недди. Потом о моем белом медведе. Вдруг я услышала голос Мальмо. Она пела. И я скорее почувствовала, чем увидела, как она обошла мое распростертое тело и встала напротив медведя.
Медведь отвлекся от меня и взглянул на Мальмо. Она поймала его взгляд и не отпустила. Напевая песню, она начала отходить от меня. Медведь, не спуская взгляда с Мальмо, пошел за ней.
Я изумленно смотрела на них. Когда они отошли на приличное расстояние, Мальмо остановилась. Они спокойно смотрели друг на друга – глаза в глаза. Можно было подумать, что они разговаривают.
В конце концов Мальмо кивнула, медведь развернулся и побрел прочь – туда, откуда мы пришли.
Мальмо вернулась ко мне и опустилась на колени. Развязала котомку, вытащила что-то и приложила к ране у меня на лице.
Я посмотрела на красное пятно па льду. Кровь уже замерзла.
– Наверное, останется маленький шрам. Держи. – Мальмо протянула мне платок. Потом достала из рюкзака костяную коробочку, сняла варежки и, обмакнув палец в мазь из коробочки, смазала рану. Сначала ее жгло, но постепенно боль улеглась.
– Ты можешь идти дальше?
– Да, – сказала я, хотя голова у меня кружилась.
Мальмо села рядом со мной.
– Давай немного подождем, – предложила она.
– Как… Что ты с ним сделала?
– Медведь был голоден, – объяснила Мальмо, – и я рассказала ему про тюленью прорубь, которую мы нашли. Может, ему повезет.
– Ты говорила с ним? – удивилась я.
– Мы говорили не словами. Я спросила его, не слыхал ли он о твоем медведе.
У меня сердце подпрыгнуло в груди.
– А он?
Мальмо кивнула:
– Он знает о медведе-человеке. Так они его называют.
– Он… он знает, где медведь-человек?
Мальмо покачала головой:
– Зато он рассказал мне, что медведь-человек появился из земель за ледяным мостом. Он переходил через этот мост из Тоакоро. Тоакоро – это их название Нильфхейма. Животные туда не ходят.
– Почему?
– Они считают, что это небезопасно.
Тут Мальмо замолчала и принюхалась к ветру.
– Нужно идти дальше. До ледяного моста еще далеко, а мне скоро нужно будет возвращаться к своему народу.
