У меня сердце подпрыгнуло в груди.
– А он?
Мальмо кивнула:
– Он знает о медведе-человеке. Так они его называют.
– Он… он знает, где медведь-человек?
Мальмо покачала головой:
– Зато он рассказал мне, что медведь-человек появился из земель за ледяным мостом. Он переходил через этот мост из Тоакоро. Тоакоро – это их название Нильфхейма. Животные туда не ходят.
– Почему?
– Они считают, что это небезопасно.
Тут Мальмо замолчала и принюхалась к ветру.
– Нужно идти дальше. До ледяного моста еще далеко, а мне скоро нужно будет возвращаться к своему народу.
Я неуверенно встала на ноги. Кровь уже почти не шла, и Мальмо сделала мне повязку из куска ткани.
Мы подошли к концу ледяного леса, и я с огромным облегчением ступила на твердую землю.
Мы надели лыжи и покатили вперед. Это была утомительная, однообразная дорога. День за днем одно и то же, хотя это и днем-то назвать было нельзя. Мы уже давно не видели солнца в краю вечной ночи.
Эта бесконечная ночь в ледяном краю ни капли не походила на норвежскую ночь. Вокруг все сияло белизной. Постоянно мерцал тусклый серый свет – это можно сравнить с норвежскими сумерками в тот миг, когда они сменяются ночной темнотой. В небе сверкали миллионы звезд. А когда всходила луна, особенно полная, белые земли заливал зловещий жемчужно-голубой свет.
Путешествуя вместе, мы стали чувствовать друг друга, словно прожили вместе много лет. Я научилась так же ловко, как и Мальмо, делать дом из снега, снимать шкуру с тюленя, рассказывать истории. Я чувствовала удовольствие оттого, что работа спорится у меня в руках. Хотя здесь только хорошо выполненная работа давала возможность выжить.
Я привыкла жить среди вечного льда и снега, любоваться захватывающей дыхание красотой бескрайнего снежного пейзажа. Хотя, конечно, в душе я не переставала любить зеленую траву, запах дождя и мокрой земли. Здесь единственными цветами были белый, серый и голубой. Изредка появлялся красный цвет – кровь тюленя на белом льду. И никаких запахов.
Мы шли долгое время. Настолько долгое, что пришло время появиться солнцу – тонкой ленте света на горизонте. С каждым днем Мальмо тревожилась все больше.
– Мне нужно возвращаться к своему народу. Если мы не найдем в ближайшее время ледяной мост, мне придется пойти назад.
Я начала беспокоиться, что ледяного моста нет вовсе, что это просто выдумка. Но потом напоминала себе, что тот белый медведь, с которым мы встретились, «говорил» о нем.
Тогда же я начала думать о том медведе, которого ищу. Человек, а не зверь занимал мои мысли. Я видела его лицо лишь мельком и иногда даже не могла его вспомнить. Но бывали мгновения, когда оно отчетливо появлялось в моей памяти, и, даже когда я не могла вспомнить лицо юноши, цвет его волос в свете свечи навсегда остался в моем сознании.
Я поняла, что ничего не знаю о нем. Даже его имени. Для меня он был «белый медведь» или «медведь, который был человеком». Но у юноши с золотыми волосами было имя, была жизнь – до того, как появилась бледная королева. Отец, мать, братья и сестры. Друзья.
Был ли он ремесленником? Или фермером? Или принцем? Как давно бледная королева украла у него нормальную жизнь? Жива ли его семья или все уже умерли и похоронены? Похоже на то, судя по его рассказу о том, что он уже давно заколдован. Внезапно я разозлилась на бледную королеву. Она очень жестока.
Зачем она это сделала? Он был красив – я поняла это, когда смотрела на него, спящего. Может, его привлекательность возбудила в ней желание завладеть им.
Нет, должна быть какая-то более серьезная причина, чтобы совершить такое вероломство.
Я подумала про замок. Может, это был его дом, перенесенный в гору? Я вспомнила комнату с музыкальными инструментами и флейту, на которой я училась играть. Ноты. Они явно принадлежали медведю, когда он был человеком.
По крайней мере, кое-что я про него знала. Он любил музыку.
Я рада, что решила не спешить с приготовлениями. У меня появилась идея, чтобы Мик сыграл на флейте во время торжества. Это доставит ему удовольствие. Приготовления замедлятся еще больше: нужно время, чтобы изготовить инструмент, потом Мик должен выбрать пьесу и отрепетировать ее. Но затея стоящая.
Мои люди мало знают о музыке. Я пыталась им объяснить, но, когда они начинают играть, звучит совсем не так, как в Зеленых Землях. Думаю, если они услышат настоящую музыку, их сердца будут покорены.
Мик постепенно привыкает. Воспоминания о прошлой жизни в нем почти умерли. Я отменила закон, запрещающий мягкокожим появляться во дворце, в надежде, что так он будет чувствовать себя уютнее. Но, видимо, это была ошибка. Иногда кто-нибудь из мягкокожих слуг говорит что-то, что пробуждает в нем смутные воспоминания, – опять появляется этот загадочный томящийся взгляд, – но потом все проходит. И приходится отправлять мягкокожих на kentta murha[32]. Мик спрашивает, куда они деваются. Я отвечаю, что во дворце много работы. Он немного тревожится, но потом успокаивается.
Я время от времени подумываю: а стоит ли вообще держать мягкокожих слуг? Они все равно будут пробуждать в нем воспоминания, да и с каждым годом становится все труднее ездить в Зеленые Земли. Но тогда огорчатся мои люди. Кто тогда будет работать? – скажут они. А если заменить мягкокожих троллями, начнется такой беспорядок! Нет, слишком много изменений сразу – это неразумно. Пускай сначала они привыкнут к тому, что у них мягкокожий король.
Наконец-то мы добрались до ледяного моста.
Сначала мы его увидели, когда забрались на высокий заснеженный пик. Солнце показалось над линией горизонта, и ледяной мост заблестел в его лучах так, что у нас глаза заболели. Мы стояли и смотрели на него. Сквозь заснеженные ресницы я видела все цвета радуги. Мост был очень длинный и по форме напоминал арку. Белая земля с другой стороны моста выглядела точно так же, как и та, на которой мы стояли.
Мальмо что-то прошептала по-эскимосски.
Когда мы спускались по склону вниз к мосту, я вспомнила о Бифросте, мосте из радуги, который связывал мир людей с миром богов.
Мы спустились, сняли лыжи, и Мальмо повела меня к реке, через которую перекинулся мост. Вытянула руку, предупреждая меня, что нужно вести себя осторожно.
– Это река Tawktoak Imuk, – сказала она.
Перед нами стремительно проносился серебристо-серый с чернотой поток.
– Почему она не замерзла? – с удивлением спросила я.
– Это не обычная вода. Tawktoak Imuk – это черная вода, которая убивает. Упасть в эту реку – значит умереть. Мясо сразу отходит от костей. Здесь я должна оставить тебя, Роуз. Я слишком долго не видела своих людей. – Мальмо сняла свою котомку и положила ее на землю передо мной. Потом надела лыжи и спокойно сказала: – Ты найдешь медведя-человека.
Наклонилась ко мне и дотронулась своим лбом до моего.
– Это тебе, – сказала она, вкладывая мне что-то в ладонь. Затем повернулась и покатила назад, к склону, с которого мы только что спустились.
– Подожди, Мальмо! – крикнула я. – Ты забыла свои вещи…
Она обернулась, помахала, но не возвратилась.
– Мальмо! – крикнула я снова. И прошептала: – Спасибо!
Я видела, как она медленно взобралась по склону и остановилась на вершине. Там она подняла руки к небу и исчезла. А над этим местом закружил белый буревестник. Интересно, Мальмо превратилась в буревестника или просто съехала с другой стороны горы? Я не знала.
Тогда я опустила глаза и посмотрела на ее прощальный подарок. У меня на ладони лежал нож историй.
Я повернулась и взглянула на мост. Мальмо ушла, и я осталась одна в таком месте, где ни одно живое существо не протянет больше дня. А мне нужно было идти дальше.
Поборов зарождающуюся панику, я сунула руку в карман парки, нащупала королеву Марабу и сказала себе:
– Я перейду реку по ледяному мосту, пойду в Нильфхейм, найду медведя и спасу его.
Ведь к тому времени я уже стала наполовину эскимосом. Мальмо научила меня выживать в этом мире.
Я подошла к ледяному мосту и поставила на него ногу. Она соскользнула. Мне хватило ума не переносить всей тяжести тела на эту ногу, иначе я точно упала бы в реку-убийцу. Я сосредоточилась и попробовала опять. То же самое. Не было никакой возможности удержаться на ледяном мосту – он был как будто смазан маслом.
Я так расстроилась, что села на землю перед мостом и чуть не заплакала. Но вспомнила, что слезы тут же замерзнут на щеках.
– Должен быть какой-то способ, – прошептала я себе.
Белый медведь перешел этот мост. Может, конечно, он сидел в санях бледной королевы, а может, и нет… Но у него длинные острые черные когти.
Что, если я сооружу себе такие же? Я вспомнила про костяные kitchoa, которые эскимосы используют для охоты на тюленей.
Нужно придумать, как прикрепить эти царапушки к одной ноге… И найти такие же на вторую ногу.