— Бондарь — партизан. Он знал, где спрятано.
— Что спрятано?
— Не знаю. Так сказано в записке.
— А кто записку писал?
— Не знаю.
— А что за хутор, в который ты советуешь идти?
— Алюк.
— Он где находится?
— Не знаю.
Муврикова засмеялась:
— Да он сам ничего не знает! И потом — что мы время зря теряем? Гусельников и в поход-то не собирается.
— Как не собирается? — удивилась Лидия Егоровна.
Конечно, Серега Кульков, как главный ответственный за подготовку к походу, мог бы сейчас поддержать Геру. Но он не умел врать.
— Верно, — сказал он тихо. — Гусельников с нами не собирается.
— Да пойду я, пойду теперь! — закричал Гера в отчаянье.
Но тут его прервала вожатая.
— А теперь еще мы и сами посмотрим — брать тебя или не брать, — сказала она. — В поход-то пойдут самые достойные, так, Лидия Егоровна? А можно ли назвать достойным того, кто на улице избивает девочек?
Вот это — удар! Удар под ложечку! Этого Герка не ожидал.
— Что ты говоришь? — изумилась учительница. — Да неужели Гера Гусельников…
— Да, да! — затрясла головой Альбина. — Именно Гусельников.
— Как же так, Гера? — Лидия Егоровна подошла ближе. — Ничего не понимаю…
А Гера только опустил голову. Не будешь же все при всех объяснять! И пока он молчал, Муврикова сказала:
— Значит, решаем про маршрут-то! — И первая подняла руку.
Все проголосовали за маршрут, схему которого Кулек-Малек повесил на доске. Только, видно, Сереге стало жалко Геру и он сказал:
— А пусть Гусельников тоже с нами идет.
Вожатая пожала плечами:
— Это будет зависеть от него. Надеюсь, он не станет больше воевать с девочками.
Вот ехидина! Мало того что провалила Геркино предложение, так еще лишний раз подковыривает!
Но не больно-то ему теперь и нужен поход! Век не собирался и еще сто лет не пойдет!
Так и полетела кувырком замечательная идея.
А спрашивается: почему?
Напал на девчонок.
А почему?
Смеялись на физкультуре.
А почему смеялись?
Да очень уж весело Гусельников плюхнулся со снарядов.
Значит, не на кого и пенять, да?
Так раздумывал Гера, уже не слушая, о чем говорят на совете юных путешественников. Но тут его поразила мысль: а откуда вожатая Альбина узнала? Ну, про него и про девчонок? Ведь если б не это ее неожиданное заявление, ребята еще могли бы принять его предложение! Значит, тот, кто выдал его вожатой, и есть самый главнейший Геркин враг.
Да, конечно, с походом все покончено, и пускай топают, куда хотят. Но остается вопрос: кто его выдал? Девчонки?
Едва кончился совет юных путешественников, Гера подлетел к Абрикосовой. Он ткнул ее указательным пальцем в грудь — словно приставил пистолет, — и потребовал:
— Сознавайся! Ты сказала?
Файка испуганно затрясла лохматой головой:
— Не я, не я.
— А кто? — Он опять грозно ткнул пальцем. — Райка?
— И не она. Не мы.
— Кто же?
— Не знаю.
— Смотри! — На всякий случай Герка ткнул «пистолетом» третий раз и помчался за Гутей: он видел, как она только что вышла из класса.
Он выскочил в коридор на третьей скорости, думая, что придется догонять Гутьку у лестницы, но за дверью налетел на нее, чуть не сбил с ног. Она сама ждала его.
— Гера, — начала она, — скажи, а где эта записка в музее лежит?
— Брось заговаривать зубы! — выкрикнул он. — Лучше сознавайся: ты выдала меня вожатой?
У нее сделались большие глаза:
— Ты что?
— Значит, не ты? — Он посмотрел на нее в упор. — Ну, хорошо. — Почему-то он ей поверил.
Но кто же? Он побежал прочь. На улице у школы ждал Швидько.
— Хи-хи, — тоненько засмеялся он. — А ловко ты вчера девчонок.
Гера насторожился:
— Откуда знаешь, ловко или неловко?
— Так вожатая же сказала.
— Ах да! — Герка вздохнул. — Но вот кто ей сказал, кто?
Швидько помолчал.
— А ты на кого думаешь?
— Думал на девчонок.
— Они и есть! — подхватил Швидько. — Точненько, они, кто же еще.
— А вот и не они!
Швидько опять помолчал.
— А кто еще тебя видел? Видел кто-нибудь, как ты налетел с портфелем?
Гера опять насторожился. Уж очень Толстый Макс точно все представляет: «налетел с портфелем», «ловко»…
— Может, ты и видел? — прищурился Гера одним глазом, как Кулек-Малек.
— Да я разве там был? — заволновался Швидько. — Я же там не был. Ты меня видел?
Что верно, то верно — Толстого Макса Гера не видел.
— Но кто же, кто? — недоумевал Гера. И в этот миг увидел Семена.
А рядом с ним шла вожатая… Они шли медленно, можно сказать, прогуливались. Семен что-то рассказывал, вожатая смеялась. И как только Герка взглянул на Семена, у него так и стрельнуло в самое сердце: «Он!»
Швидько удивился:
— Что — он? — Но тоже сообразил: — А-а-а, точненько, он и есть, кто же еще!
— Ну, все! — сказал Гера зловещим тоном, не спуская глаз со школьной знаменитости. Он еще не знал, что сделает, но захотелось сделать такое, чтобы надолго помнилось этому жалобщику. А то поймал, выстыдил да еще и выдал! И с таким человеком Герман Гусельников мечтал когда-то познакомиться! Позор! Вот тебе и турист-чемпион!
— А ты гляди-ка, как идут-то! — зашептал Макс, хихикая. — Любезничают. Жених и невеста из кислого теста. — Он вынул из кармана кусочек мела и подбросил на ладони. — Слушай, а давай распишем про них… Дескать, Семка плюс Альбинка, а?
Гера поморщился. Придумать бы что-нибудь похлеще. Но похлеще пока ничего не придумывалось, и, схватив подброшенный Толстым Максом мел, Гера побежал… Макс кинулся следом.
Через пять минут оба они были у цели — домишко под черепичной крышей, в алычовых зарослях… Прохожих поблизости нет. Кто-то шел на другом углу, совсем невидимый за деревьями. И Гера подпрыгнул к Семеновой калитке.
«Семен+Альбина» — написать такое было делом одной секунды. Озираясь, как настоящий преступник, подкрался Швидько.
— Сердце рисуй, сердце, — зашептал он.
Гера нарисовал сердце и проткнул его стрелой. Рука дрожала. Стрела получилась кривая, сердце неровное. Поправлять было некогда. Швидько выхватил мел, подрисовал капли крови, которые вытекали из раненого сердца.
Пригнувшись, ребята пустились наутек. Собственное Геркино сердце стучало так, что отдавалось в пятках.
Зато он ликовал: все-таки отомстил! Пусть теперь знает длинноногий пижон, жалобщик Кипрей-репей, пусть знает!
И все-таки радости не было.
Расставшись с Толстым Максом, Гера уныло поплелся домой. Дома он долго слонялся из угла в угол, не находил себе места, ничем не мог заняться.
Он не понимал — отчего? То ли от дурацкой надписи на Семеновой калитке, то ли из-за вожатой. Выставила Гусельникова перед ребятами самым распоследним человеком.
До вечера Гера так и промотался, будто неприкаянный. А вечером пришла бабушка. И Гера понял: не в вожатой дело! И ни в чем другом. А только в записке. Не дает ему покоя партизанская записка из музея, нет, не дает!
Бабушка пришла к ужину, когда сидели за столом. Мама внушала Гере, что он должен съесть еще один бутерброд с сыром. А он не хотел.
— Оставь его, пусть пьет рыбий жир, — сказал папа, разворачивая газету. У папы не хватает терпения воспитывать. И когда он начинает грозить рыбьим жиром, это значит, ему уже надоело уговаривать. Мама обычно возражает:
— Тебе легко отмахиваться, а Герман ничего не ест, совсем тощий. — Так она сказала и сейчас и еще добавила: — Ты вообще ничего не замечаешь, уткнулся в газету.
В этот миг и пришла бабушка.
Если на нее посмотреть — так и не скажешь, что бабушка. Морщин мало, и ходит тоже всегда на высоких каблуках. С ее приходом становится шумно — она громко смеется, рассказывает всякие занятные истории. Вот и сейчас мама поставила на стол еще одну чашку с блюдцем, папа встал, пододвигая бабушке стул, а она сразу объявила, потирая руки, будто с холода, хотя за окном стоял теплый вечер:
— Можете меня поздравить, еду на курорт.
— Ты же собиралась в командировку, — удивилась мама.
— А я и туда и сюда: сначала в Москву, потом к морю. Думала — позже, а предложили сразу. И у меня уже командировочно-курортное настроение.
— Отлично, — сказал папа, глядя в газету, и вдруг воскликнул: — Ого! Доисторическую пещеру открыли.
Он прочитал, как группа альпинистов, забравшись на горы, наткнулась на вход в пещеру. Пещера расположена над глубокой пропастью, войти в нее невозможно, альпинисты подтягивают друг друга на веревках. А пещера оказалась доисторическая — в ней нашли на стенках древние рисунки. И едва папа кончил читать, бабушка мечтательно сказала:
— Эх, хорошо быть путешественником! Даже песенка такая есть, слышали:
