За завтраком доктор Шербан сказал между прочим, что пора подумать о пополнении запасов продовольствия. Ведь не известно, сколько продлится осада и долго ли ждать освобождения. Отец предложил воспользоваться той самой лошадью, которую они видели вчера, и все расхваливал конское мясо, уверяя всех, что к обеду можно будет сварить великолепный суп. Дядя Чобан тоже доказывал, что конина замечательная штука и в Пеште уже съели уйму лошадей за время осады…
В результате утром, вооружившись топором, большими кухонными ножами и корзиной, они отправились за кониной. Во дворе их что-то поразило. Но что? Они стали осторожно озираться, подолгу прислушиваться.
— Какая необычная тишина, — вполголоса заметил дядя Шефчик.
Вот оно что! Тишина! Да, стояла действительно необыкновенная тишина. Правда, откуда-то издалека доносились отзвуки канонады, трескотня пулеметов, но все вокруг словно застыло.
Они неторопливо подошли к воротам, оставляя на свежевыпавшем снегу отчетливые следы, и выглянули на улицу. Но и там, на улице, тоже царила первозданная тишина: ничто не шелохнется. Иногда с крыши слетали снежинки и, покружившись в воздухе, мягко и так же бесшумно ложились рядом с другими. Траншея в конце улицы разверзла свою немую пасть, глядя в серое небо. Над бруствером торчал мрачный ствол брошенной пушки. Над всей округой нависла грозная, пугающая тишина. Казалось, что за этой тишиной что-то назревает, а что именно — страшное или радостное — никто не знал.
Они довольно долго стояли и, будто чего-то ожидая, прислушивались. Наконец все-таки решились идти дальше и торопливо зашагали вдоль улицы. У самой траншеи, словно специально предназначенной для них, лежала на снегу убитая лошадь. Может быть, это была та самая гнедая, которую они ночью отпугнули от ее подруги?
Времени для рассуждений не было. Дядя Шефчик сноровисто, как заправский мясник, взмахнул топором, и на снегу открылась «уличная мясная лавка».
Работали, как говорится, в поте лица: очень уж хотелось заготовить свежего мяса для всех. Вскоре разделка туши была закончена. Наполнили корзину мясом и направились домой.
— Теперь мяса нам надолго хватит, — радовался дядя Шефчик. — Но мука, жир и все остальное на исходе. Да и соли маловато…
— У Розмайеров ее сколько угодно, — не удержался Габи.
— Заявляю протест! — Господин Теребеш так и затрясся от негодования. — Все, что там есть, принадлежит не нам, а предприимчивому коммерсанту…
— Предателю, сбежавшему в Германию, — закончил дядя Шефчик. — Если это вас устроит, мы можем оставить ему расписку.
— Прошу учесть, что я ни к чему не прикасался, — произнес господин Теребеш.
— Учтем, — заверил его дядя Чобан, — и если господин Розмайер когда-либо вздумает вернуться, мы рассчитаемся с ним за все. Идемте.
Они вошли в квартиру Розмайеров. Габи было как-то странно и неприятно ходить по пустынным, хорошо знакомым комнатам. Расстрелянная пианола молчаливо стояла в углу, па полу под обвалившейся штукатуркой валялись картины и фотографии с разбитыми стеклами, открытые шкафы зияли пустотой. Все было покрыто пылью, штукатуркой, изморозью.
В кладовке нашли жир в синем большом бидоне, ящики с сахаром и муку в мешках. Взяв, сколько могли унести, они осторожно спустились с драгоценным грузом по скрипящей лестнице.
В тот самый момент, когда они вошли в подвал, в дальней его стене кто-то вышиб кирпичи, и в проломе появились темные, мрачные фигуры. Грохоча сапогами, они гортанными криками заторопили друг друга, пересекли подвал и в противоположном углу, там, где в красной рамке висела надпись: «Запасный выход», стали бить прикладами в стену. Кирпичная кладка рухнула, и темные фигуры с автоматами в руках, окутанные клубами пыли, скрылись в глубине, нервно выкрикивая: «Быстро! Быстро!» Через минуту незваные гости исчезли и в подвале воцарилась тишина.
Но обитатели подвала не шевелились, словно ожидая еще чего-то нового, еще не изведанного. И вдруг услышали на лестнице чьи-то шаги.
Дверь подвала широко распахнулась, и вошли двое в белых маскировочных халатах. На плечах у них висели автоматы, однако вид у них был такой, будто они вышли погулять. Обменявшись несколькими словами на непонятном языке, они осветили карманным фонариком подвал. Когда медленно передвигавшийся луч света упал на господина Теребеша, он вскочил и рывком поднял руки вверх. Господин Теребеш сдался! Луч фонарика, подрагивая, остановился на поднятых руках господина Теребеша. Люди в белом уставились на него, громко захохотали и повалились на стоящие рядом стулья:
— Ха-ха-ха, хо-хо-хо, ха-ха-ха!
Это было понятно каждому, на каком бы языке он ни говорил. Первым не выдержал Дюрика и осторожно захихикал. Затем прыснула от смеха Дуци. Спустя мгновение засмеялись и тетя Чобан, и Габи, и дядя Шефчик. Доктор Шербан широко улыбался, дядя Комлош хохотал до слез, Варьяши тоже хватались за бока — словом, смеялись все, смеялись весело, громко, самозабвенно, наслаждаясь давно забытым настоящим смехом. И только господин Теребеш, хмурый и недоумевающий, продолжал стоять, вскинув руки к потолку даже тогда, когда оба весельчака в белом давно исчезли в темноте «запасного выхода».
После обеда члены группы собрались на важное совещание в бывшем тайнике.
— Вот какое дело… — начал председатель. — Нам надо принять в группу новых членов.
— Кого? — послышались удивленные вопросы.
— Предлагаю… — торжественно произнес Габи, — предлагаю принять в члены группы тех двоих, в белых халатах.
— Ура! — радостно завопили ребята. — Ура! Ура!
— Погоди, Габи, — сказал Шефчик-старший. — Я, как главный секретарь, обязан сообщить новым членам о том, что их приняли в группу. А как я смогу сообщить? Я не знаю даже их имен, а адресов и подавно.
— Все равно они будут членами группы. Потому что они не простые члены, а почетные, — объяснил Габи.
— Ура! — закричали ребята.
Габи и Шефчик-старший сразу же принялись за дело и на последней странице тетради для домашних заданий написали протокол о принятии в группу двух новых почетных членов в белых маскировочных халатах.
Протокол вывесили на воротах и прикрепили ржавой кнопкой. Едва они успели закончить эту важную работу, как в воротах появились доктор Шербан, дядя Комлош, дядя Чобан, отец и дядя Шефчик.
Они прочитали протокол и тоже подписали его: пусть, мол, все знают, что двое в белом и у них пользуются почетом и уважением.
Все залюбовались закатом, вдыхая свежий, морозный воздух. Откуда-то со стороны Дуная взметнулись ввысь громадные столбы огня.
— Ужас! — тяжело вздохнул дядя Шефчик. — Какие чудовищные разрушения. Все уничтожили, звери.
— Пятьдесят, сто лет, если не больше, понадобится для того, чтобы все отстроить заново, — проворчал дядя Чобан. — Кто заставит фашистов ответить за все злодеяния? Кто поднимет из руин этот город, всю страну?
Доктор Шербан обнял Габи правой рукой, левую положил на плечо Шефчику-старшему и задумчиво поглядел на далекие сполохи пожара, отбрасывающие на его лицо красноватые тени.
— Ну что ж, если больше некому, — сказал он, согнув незаметно указательный палец правой руки и заговорщицки посмотрев на Габи, — если уж действительно, некому, то… думаю, что ребята не подведут!
Ударения в венгерском языке, как правило, на первом слоге.
Нилашистская партия — профашистская партия в Венгрии в годы второй мировой войны.
Приветствие нилашистов
