— Какая же она твоя? — обиженно пыхтя, сказал Витька Солобоев. — Даже не знаешь, рыжая она или еще какая. Хозяин у собаки тот, кто ей жрать дает.
— Зато она со мной разговаривала, — тихо ответил Димка. — Потом я подрался с Вовкой КобасенкохМ, и у меня губа распухла. Я уже не мог свистеть. А она лаяла, лаяла. Всю ночь. Я просто не знал, что делать. Кричать, что ли? Но я же не знал, как ее зовут. И бабушка проснулась бы… А собака все лаяла, лаяла и вдруг как завизжит! И замолчала сразу… Я потом, когда губа прошла, всю ночь свистел, а она уж не отвечала.
Все сочувственно промолчали.
— Прибил кто-нибудь, — проговорил Женька Скатов, сердитый некрасивый мальчишка из первого отряда. — Есть такие гады. Им собаку убить, что клопа раздавить.
Сережа недолюбливал Женьку. Но сейчас Женька пожалел Димкину собаку и сразу показался Сереже симпатичным. И вообще все вокруг были сейчас хорошие и добрые. Сидели вперемешку на своих и чужих кроватях, привалившись друг к дружке и завернувшись все равно в чьи одеяла. И к Сереже приткнулся тоже какой-то парнишка из другого отряда, незнакомый, но все равно славный. Все ярче светила луна, и совсем не хотелось спать, и хорошо было рядом друг с другом.
Кругом были товарищи, и Сережа решил подарить им свою сказку.
Он сказал:
— А у меня есть всадники…
*
Это случилось позапрошлым летом. Сережа выпросил у тети Гали разрешение пойти с ребятами за город, на Песчаное озеро. Дни стояли знойные, все мальчишки были одеты совсем легко. Никто не думал, что в середине дня из-за кромки северного леса прилетит злой ветер с обжигающе холодным дождем.
Когда Сережа прибежал домой, его можно было выжимать и вешать на веревку вместе со штанами и майкой. Тетя Галя заохала, кинулась греть воду. Но не помогла горячая ванна. И малина не помогла. К вечеру Сережа осип, ослабел, задрожал от озноба…
Отец был в командировке, проверял работу охотничьего хозяйства на Красных озерах. Маринка — в детском саду, Наташка, та, что жила в соседней квартире, — в деревне у бабушки. На улицу Сереже запретили даже нос высовывать.
Да и что было делать на улице? Ветер и дождь хозяйничали, как хотели. Под окном растекалась унылая лужа, по ней разбегалась рыжая от глины рябь. Мотались на ветру ветки рябины и желтой акации. Красный столбик в термометре за окошком съежился и торчал на десяти градусах.
Сережа лежал носом к стене и весь вечер не поворачивался, разглядывал старые обои. Мелкий узор, пятнышки и царапины складывались в картинки. Можно было, если постараться, увидеть странных птиц, верблюдов, старинный пароход и хромую избушку бабы Яги. Но отчетливей всего виден был всадник.
Всадник сидел на тонконогом коне. У коня была вскинутая голова и взлохмаченная грива. Всадник был в остром шлеме и шинели. В одной руке — изогнутая шашка, в другой — длинное копье (эту прямую царапину Сережа нанес деревянной саблей, когда воевал с подушками).
Ресницы слипались, и узоры на стене начинали шевелиться. Конь перебирал ногами, и всадник оглядывался на Сережу, словно с собой звал.
Ночью опять шумел дождь. Сережу будила тревога: неужели и завтра не будет солнца? Всадник на стене был не виден в сумерках, но Сережа знал, что он здесь, и шепотом просил: «Ну, прогони эти тучи! Ну, пожалуйста…»
Утро было серое, но дождь умолк. Сережа прошлепал к окну. Циклон уходил. Темные облака откатывались к югу ряд за рядом. Они были похожи на армию, которая отступает, хотя еще не совсем разбита. К полудню синими проблесками стало мелькать небо, а потом в широкий разрыв пушечным ядром вылетело раскаленное солнце, и красный столбик термометра, салютуя ему, взлетел на девять делений.
Яркие лучи упали на стену. Все вечерние рисунки на обоях рассыпались от света, пропали. И всадник исчез. Но он-то не рассыпался, конечно: он ускакал бить отступавшего врага.
Ему, этому всаднику, трудно было одному в бою. Сережа сел к столу и стал готовить армию.
Сначала Сережа нарисовал на картоне одного кавалериста (может быть, не очень умело вышло, но он старался). Всадник получился ростом со спичечный коробок. Сережа вырезал его маленькими тети Галиными ножницами. Потом он по этой фигурке обвел еще одиннадцать — сколько хватило картона. И тоже вырезал, а потом разрисовал папиной цветной тушью. Получился эскадрон из двенадцати всадников. С тонкими пиками из рисовой соломы от веника, с блестящими саблями из серебристой обертки от чая, со звездами на шлемах.
Сережа выстроил всадников на подоконнике, чтобы они мчались вслед за убегавшими тучами.
И тучи, испугавшись, скоро совсем покинули поле боя. День стал яркий, сверкающий синими лужами и теплый. Над высыхающим асфальтом поднимался пар.
Попробуйте сидеть дома в такую погоду! Когда пришла тетя Галя, Сережа сказал, что умрет, если не выйдет на улицу. Тетя Галя повздыхала и разрешила. Велела только надеть резиновые сапоги, длинные штаны и свитер.
Ходить в таком наряде, когда на улице чудесный летний день, может только сумасшедший. Сережа так и сказал. Тетя Галя обиделась. Сережа тоже обиделся. Он даже хотел пустить слезу (в те времена он еще выкидывал такие шуточки), но распускать нюни перед лицом двенадцати всадников было неудобно. Сережа заявил, что гулять не будет, и начал строить на подоконнике вражескую крепость из костяшек домино. Эту крепость всадники взяли с налета. Они были такие же сердитые, как Сережа.
Однако долго сердиться не пришлось. Неожиданно вернулся из поездки отец. Он уронил у порога тяжеленный рюкзак, бросил на него брезентовую куртку, сунул в угол зачехленное ружье, из которого никогда не стрелял, и сказал:
— Ну что, уважаемое семейство! Не ожидали?
Он, оказывается, поторопился, чтобы успеть на день рождения к своему хорошему товарищу. Узнав, что Сережа нездоров, отец расстроился, В гости идти ему расхотелось. Но Сережа не желал, чтобы отец расстраивался. Он сказал, что ни капельки уже не болеет и, что пусть папа с тетей Галей идут, а то дядя Володя будет ждать и обижаться. Только пусть возьмут с собой Маринку, а то она весь вечер будет приставать, чтобы Сережа книжки читал. А у него своих дел много.
Вот так он и остался в тот вечер один.
*
Прежде всего он распахнул окно. Гулять не разрешают, ну и ладно! А сидеть у открытого окна ему никто не запрещал.
Вечер наступил теплый и слегка влажный. Над крышами вырастала груда желтого облака. Улица была тихая, пустынная, только в кустах шастали воробьи. Сережу стало клонить в сон. Может быть, он не совсем еще поправился, а может быть, просто утомился за день. Он прилег на кровать и стал смотреть в окно. Всадники по-прежнему были на подоконнике. Они словно мчались по вечернему небу навстречу желтому облаку.
Сережа уснул.
Он проснулся от громкого, как выстрел, удара. Это ветер захлопнул окно.
Над городом разворачивалась гроза, которая пришла на смену холодному циклону. Это была теплая гроза с голубыми вспышками и раскатистым, добродушным громом.
Сережа подбежал к окну, И увидел, что на подоконнике нет всадников. Ветер, прежде чем захлопнуть створки, подхватил картонных кавалеристов и унес неизвестно куда.
Конечно, Сереже стало обидно. И одиноко. Папа с тетей Галей еще не вернулись, хотя было поздно и темно, всадники умчались и бросили его. У Сережи даже защипало в глазах. Он не стал смотреть на грозу. Опять лег и ткнулся носом в подушку.
…И тут ему не то приснилось, не то придумалось, будто мягким толчком распахнулась дверь. И простучали от порога до кровати твердые, с металлическим перезвоном шаги.
Он открыл глаза и повернулся на спину.
В комнате нарастал свет, будто лампочки в люстре сами собой медленно набирали силу.
Недалеко от Сережиной кровати стоял человек в остром шлеме и шинели до пят. На нем были желтые тугие ремни со звездной пряжкой, коричневая кобура и длинная сабля в черных ножнах с медным наконечником. Крошечные капельки дождя блестели на шинели. Человек смотрел на Сережу устало, но по-доброму. Потом он протянул Сереже руку и сказал:
— Не сердись. Мы не успели предупредить тебя. Мы ускакали, потому что ждало нас очень важное боевое дело,
Сережа поспешно вложил свою ладошку в большую ладонь Всадника и поднялся.
То ли сон это был, то ли выдумка, но Сережа помнит все ясно-ясно. Как он встал перед Всадником, ухватился за его кожаный пояс и прижался к шинели. Сукно оказалось сырым и колючим, когда Сережа коснулся его голыми локтями и коленками. От ремня пахло, как от нового портфеля, а от желтой пряжки — кисловатой медью. Всадник был высокий, и Сережа доставал до пряжки только подбородком. Он так и стоял, вцепившись в ремень и задрав подбородок, и смотрел на чудесного гостя.
— А вы вернетесь? — спросил Сережа.
