и, совсем осмелев, взорвала застоявшуюся тишину аплодисментами. Валя взметнула указательный палец к губам. И снова полная тишина.
Они постояли немного, потом, прижавшись друг к другу, вошли в дом.
После маленького квадратного холла, сёстры очутились в вытянутом зале с высоким потолком. Под изогнувшейся у окна серой лестницей лежали мешки с цементом. Тут и там валялись доски и куски битого кирпича. Посередине одиноко стоял деревянный стол с потрескавшейся поверхностью и кривыми ножками, весь белый от строительной пыли.
— И что мы должны тут найти? — спросила Валя. Послышалось лёгкое эхо.
— Аа-а! — выкрикнула Поля и игриво затаилась. Эхо повторило за ней. Она сделала несколько шагов и остановилась. В тёплом луче солнца, казавшемся чужим в этом царстве кирпича и бетона, весело танцевали миллионы мелких частиц. Поля опустила глаза на свои любимые блестящие синие туфли. Они больше не блестели, покрывшись плотным слоем серой пыли. В целом, кроме скучной пустоты, сырости и невероятного количества пыли, ничего примечательного здесь не было. Если не считать одной странности. Угловая лестница никуда не вела и упиралась в кирпичную кладку.
Валя поднялась на несколько ступенек и остановилась. В кладке не хватало пары кирпичей. Она запустила руку в углубление и бережно извлекла плоскую глянцевую коробку. На крышке блестел золотом обрывок стёртой надписи — «ЛО 47». Валя повертела в руках коробку: больше ничего, ни текста, ни картинок. Тогда она медленно подняла крышку.
— Смотри! Шифр какой-то!
Поля молнией подскочила к сестре. От пачки пожелтевшей бумаги, исписанной мелким аккуратным почерком, веяло чужой тайной. Видимо потому, что по большей части там были непонятные символы, похожие на буквы. Были и цифры, расположенные причудливыми островками.
— Что такое ширф?
— Не ширф, а шифр. Это когда кто-то оставляет послание, но хочет, чтобы его прочёл и понял только тот, кому оно адресовано. Тогда этот кто-то придумывает шифр. Ну, например, заменяет буквы цифрами. Тот, кто должен получить это сообщение, знает шифр и, значит, сможет прочитать текст, который здесь скрыт.
— Вот здорово! Но мне кажется, это строители таджики написали что-то на своём французском.
— Таджики говорят по-таджикски, а не по-французски.
— Говорят — да. А пишут по-французски! — объяснила Поля.
Валя вытащила сложенные пополам листки. И тут что-то звонко упало ей под ноги. Длинный гвоздь. Очень необычный — ржавый ровно наполовину. Верхняя часть со шляпкой была вся коричневая от ржавчины и неровная, а нижняя — гладкая и блестящая. Как будто взяли два гвоздя: один очень старый, а другой совсем новый, разрезали пополам и соединили. Ко дну коробки куском замусоленного пластыря был приклеен еще десяток таких же странных гвоздей. На кирпичной кладке рядом со ступенькой кто-то обвёл мелом проделанную дрелью дыру. Поля подняла упавший гвоздь и легко, как ключ в замок, вставила его в отверстие. В этот момент что-то ярко сверкнуло, послышался глухой удар, словно мимо окон на сумасшедшей скорости промчалась комета и рухнула за сотню километров. И тут же стало совсем темно. Девочки соскочили со ступенек и бросились к окну. Слева от дома жёлтым светом тускло горел фонарь.
— Что это было? — произнесла Валя. Поля услышала, как дрогнул её голос. Через оставленную настежь дверь они выбежали на улицу. Там действительно была ночь. Сверчки пели свою однообразную скрипучую песню, а вокруг висевшей на небе куском сыра луны рассыпались голубоватые точки звёзд.
Сёстры продрались сквозь заросли колючей травы обратно к забору и обнаружили, что улица совершенно пуста. Не было ни большой чёрной машины с акулой, ни Митьки с велосипедом и портфелями. Тёплый весенний ветерок играючи прокатил мимо скомканный бумажный листок и принёс откуда-то сладкий фруктово-резиновый запах. «Так пахнут ежевичные конфеты-тянучки», — подумала Поля и громко сглотнула. Ей вдруг очень захотелось, чтобы сейчас здесь был Митька с портфелями, чтобы Валя достала из своего пакет фруктовых тянучек (у неё всегда там был большой запас всяких вкусностей). А ещё ей очень хотелось оказаться дома. Было совершенно непонятно, как в один миг настала ночь. «Митька наверняка сидит сейчас у себя и ужинает со своими родителями. А в коридоре его дома стоят наши портфели, в одном из которых несомненно лежит пакет полный разноцветных тянучек».
— Пойдём скорее домой, нас уже наверно ищут с соседями и собаками! — сказала Поля и крепко ухватила сестру за руку.
— Смотри! — окликнула Валя. Поля обернулась, и глаза её округлились.
— Ты же помнишь, что он был из жёлтого кирпича?
— Так и было.
Они стояли как вкопанные. Дом выглядел точно как раньше, только теперь он был не жёлтый, а тёмно-коричневый. Как будто хозяин передумал и за пол часа снёс и построил тот же дом, только из другого кирпича.
— Бежим скорее! — скомандовала Валя.
Девочки добежали до Песчаной улицы. Там тоже было абсолютно пусто, только жёлтые фонари неравномерно освещали сухой асфальт. Ни в одном из домов не горел свет, словно на всей улице отключили электричество. Непривычную тишину нарушали одни лишь сверчки. Поравнявшись с забором Джины, сёстры остановились перевести дух. У Джины, видимо, все уже спали. Окна были тёмные. Зато у деда Гриши, в той самой комнате с фотографиями на стене и скрипучими стульями, свет горел. Да так, будто туда переехало всё электричество района. И это было единственное освещённое окно на всём пути от странного дома. Внезапно откуда-то донёсся шум мотора, и с Песчаной улицы на приличной скорости вылетела машина. Яркий свет фар ударил Поле в лицо и заставил прищуриться. Через секунду машина поравнялась с девочками и остановилась. Поле показалось, что она очень похожа на ту, что стояла у дома из жёлтого кирпича. Медленно опустилось чёрное стекло со стороны водителя. И на месте отражения жёлтого фонаря возникло широко улыбающееся какой-то холодной отвратительной улыбкой мужское лицо с маленькими усиками. Верхнюю часть лица почти полностью скрывали старомодные очки с тёмными стёклами, больше похожие на женские. Поля видела такие в журнале с выкройками времен бабушкиной молодости.
— Девчонки, что делаете? — произнесла голова в очках, продолжая противно улыбаться.
— Разве вы не видите? Мозаику собираем! — съязвила Валя. Ей очень не понравилась эта физиономия, и она не собиралась это скрывать.
— Ну конечно! Завтра же суббота! А в пятницу добрые родители, бабушки и дедушки разрешают своим детям, но только если это очень-очень послушные дети, собирать мозаику хоть до самого утра… Вот когда я был маленький, мне разрешали врать только в первую и третью субботу месяца, и только с десяти до четырнадцати часов. Кстати,
