— Под тем мостом, — сказал Вовка, — щуки толстенные, как брёвна.
— Побежали туда! — загорелся Санька.
— Не выйдет! — ответил Вовка. — Там глубоко — сачок не поставишь!
— Боишься? — Санька насмешливо покосился на него.
— Глубоко! — повторил Вовка. — Не перегородить сачком!
— А за мостом? — не сдавался Санька.
— Помельче.
— Вот и поставь там сачки, а мне дай колотушку — я тебе всех щук из-под моста выкурю.
— Ты хоть плавать-то умеешь? — спросил Сёма, впервые за весь день открыв рот.
Никому другому Санька не ответил бы на этот оскорбительный вопрос, а Сёме он простил обидное сомнение:
— Спрашиваешь! Конечно, умею!
— Пойдём, — коротко сказал Сёма.
Он подал Саньке колотушку и, не оглядываясь, зашагал вперёд.
Ребята перегородили сачками речку за мостом. Вовка дал команду. Сёма с Санькой влезли в воду и забарабанили колотушками. Под ногами разъезжалось глинистое месиво. Было скользко, как на ледяной горке.
Молчаливый Сёма сопел и напористо шёл вперёд. Санька яростно бултыхал колотушкой, стараясь заглушить в себе беспокойное чувство. Удары звучали под мостом глухо, как в бочке. Вода не мутилась, потому что палки не доставали дна.
Подгнивший настил опасно провисал между тремя стальными рельсами, перекинутыми с берега на берег и служившими опорой для брёвен.
— Мостик ещё тот! — усмехнулся Санька. — Падать кому-нибудь придётся!.. И скоро! Как гружёная машина…
Он замолчал. Глаза у него остановились, прикованные к крайнему рельсу, поддерживавшему настил у выхода из-под моста.
Сёма потянул Саньку за руку:
— Идём! Чего стал?
Но Санька упёрся и молча продолжал смотреть вверх. Тогда и Сёма поднял голову. На нижней грани рельса виднелись шесть букв: «ДИМ — БОЛ».
Санька присвистнул.
— Видишь?.. Димка Большаков!
Сёма тоже посмотрел вверх и беззвучно приоткрыл рот. Теперь уже Санька схватил его за руку и потащил из-под настила. Сердце у Саньки так и прыгало в груди. Он готов был спорить с кем угодно, что буквы поставлены не случайно. «Тут что-то есть! — думал Санька. — Опять тайник!»
— Ура! — прокричал он, вылезая из-под моста. — Я открыл новый тайник Димы Большакова!
Мальчишки с удивлением уставились на него. Только Мишук был больше встревожен, чем изумлён. Санька по-своему истолковал выражение его лица. Ему подумалось, что звеньевой сомневается.
— Сёма! Подтверди! — произнёс Санька тоном циркового фокусника, обращающегося к ассистенту.
— Надпись видел, — Сёма кивнул головой. — А про тайник не знаю.
— Не знаешь? — возмутился Санька. — А зачем же «Дим — Бол» написано?.. Так просто, да?.. Делать было нечего, да?.. Залез Димка под мост и напильником дзык-дзык, да?
— Под мостом? — переспросил Мишук.
— Под мостом!.. На рельсине!
Побросав колотушки и сачки, все забрались под мост. С волнением смотрели мальчишки на надпись. Они собственными глазами видели буквы, выпиленные когда-то рукой Димы Большакова.
Буквы были глубокие, отчётливые.
— Неужели он напильником их прорезал? — задумчиво произнёс Гриша.
— Он же сильный был, как Сёма! — ответил Вовка.
— А ты откуда знаешь? — спросил Санька.
— От деда Евсея! — сказал Вовка.
Санька отметил про себя это важное обстоятельство и предложил послать кого-нибудь за лопатами. Ему казалось, что надо вскопать крутые склоны берега под самым настилом. Тайник, по его мнению, должен быть где-нибудь там.
— Малыши, сбегаете за инструментом? — спросил Санька и посмотрел на команду Гени Сокова.
— А норма? — напомнил Мишук.
— Какая ещё норма? — удивился Санька.
— Рабочая… Про траншею забыл?
Санька плюнул в воду и вылез из-под настила.
Его недовольство передалось всему звену. Траншею рыли вяло, без подъёма. С грехом пополам справились с дневным заданием.
На следующее утро Санька проснулся от страшной зубной боли. Вчерашняя рыбная ловля не прошла даром. Он не привык подолгу бродить по воде и простыл. Зуб не просто ныл или болел, — это была пытка!
Не видя перекладин лестницы, зажмурив от боли глаза, Санька спустился с чердака и, мыча, как глухонемой, ворвался в дом.
Мать накрывала на стол.
— Зуб? — догадалась она, взглянув на сына, который обеими руками придерживал щёку и мотал головой.
— Есть тут… больница? — выдавил из себя Санька и тоненько застонал.
— Купался вчера? — спросил отец и, не дождавшись ответа, добавил: — В городе надо было привести рот в порядок. Здесь больниц нет!
— О-о-о! — простонал Санька, плюхнулся на стул и свесил голову к коленям.
— Ложись на кровать — пригрейся! — посоветовала мать. — Я сейчас грелку тебе налью, а в обед принесу шалфея… Пополощешь — оно и пройдёт к вечеру.
— К вечеру? — взвизгнул Санька, и вдруг его прорвало: — Почему нет больницы?.. Что это — не Советский Союз? Заболел — значит, умирай?
— Ничего! Я думаю — ещё поживёшь! — возразил отец.
Санька взвыл.
— И чего ребёнка дразнишь! — недовольно заметила мать. — Ложись, сынок!
Санька свалился на кровать и прикрыл голову подушкой. Во рту у него творилось что-то невероятное. Тупая раскалённая игла сверлила челюсть и выворачивала её на сторону. Голова, казалось, распухла. Он даже не почувствовал, когда мать подсунула под щёку горячую грелку, и не услышал, как ушли родители…
В восемь часов звено Мишука собралось у силосной траншеи.
— Опаздывает! — недовольно произнёс звеньевой, видя, что Саньки нет среди мальчишек. — Начнём! — сказал он ребятам. — Ждать не будем!
Прошло пятнадцать минут, двадцать… Саньки не было. Мальчишки работали молча, поглядывая на деревенскую улицу — не идет ли Санька. Но он не появлялся.
Когда сделали перерыв и невесело расселись на куче выброшенной из траншеи глины, Вовка сказал, задумчиво рассматривая грязное колено:
— И задира, и хвастун, а какой-то он… С ним не скучно… И обижаться на него не хочется…
— Болен, может? — как всегда, отрывисто и коротко произнёс Сёма.
— Ничего не болен! — возразил Гриша. — Я знаю, где он!.. Под мостом! Откопает что-нибудь и будет хвастать!
— Если так!.. — Мишук не докончил угрозы. — Вовка, слетай на речку! Не найдёшь — забеги домой. Узнай!
Вовка убежал, а ребята снова взялись за лопаты, и каждый от души хотел, чтобы Саньки под мостом не оказалось.
Прошло полчаса, прежде чем вернулся Вовка.
— Болен!.. Зубы у него! — весело сказал он.
— Чему же ты радуешься? — удивился Мишук, хотя и сам почувствовал какое-то облегчение.
— Значит, не виноват! — простодушно объяснил Вовка. — А болят — страсть как! Воет, точно бешеный!.. Ждет обеда — мать шалфея обещала принести!.. Деревню кроет — страх!.. За то, что больницы нет!
— А ты ему объяснил? — спросил Мишук.
— Объяснишь ему! — воскликнул Вовка. — Он и не слышит ничего: воет и ругается!
Звеньевой посмотрел на мальчишек.
— Отпустим Вовку в Обречье? — спросил он и добавил: — Только норму сбавлять не буду — придётся работать и за Саньку, и за Вовку!
— Отпустим, — согласились ребята.
И Вовка колобком покатился по дороге в соседнюю деревню.
Ему посчастливилось: он застал председателя в правлении.
— Павел Николаевич! Меня звеньевой прислал! — тяжело дыша, сказал Вовка, без стука влетев в комнату.
Он нарочно начал со звеньевого. Председатель не любил, когда колхозники без разрешения бригадира приходили в рабочее время в правление.
— Как траншея? — спросил Павел Николаевич.
— Роем… Только у нас Санька зубами заболел!
— Санька?.. Это… A-а! Агронома сын?
— Да! Воет волком!
— Зубы? — переспросил Павел Николаевич и снял телефонную трубку.
— Зубы! — подтвердил Вовка…
А Санька не находил себе места. Он стоял в углу избы, дышал порывисто, как овчарка в жаркий полдень, и со всей силы прижимался щекой к гладкому бревну. Так было чуточку легче.
Он давал себе страшные клятвы, что никогда и ни за что не сунется больше в воду, что при первой возможности уедет обратно в город и будет жить обязательно рядом с зубной поликлиникой. В ушах у него звенело и стреляло, и всё же он услышал, как к дому подъехала какая-то машина. В надежде на чудо Санька выглянул в окно и увидел фургон с красным крестом на боковом стекле и всю восьмёрку усачей, высыпавших из кабины шофёра и из задней дверцы машины.
Он вспомнил, что Вовка говорил про какую-то «летучку». Но тогда Санька не обратил внимания на его болтовню — больных всегда успокаивают. А теперь нельзя было не верить: перед домом стояла «скорая помощь». «Свезут к врачу!» — с облегчением подумал Санька и пошёл к двери.
