Сёма зачерпнул ведро, вылил воду, и ребята с радостными криками побежали вдоль лотка, стараясь не отстать от искусственного ручейка, заключённого в деревянные берега. Вода без задержек стекала вниз и, наполнив земляной ровик, устремилась в канаву.
— По местам! — скомандовал Мишук и, подумав, добавил: — Третий здесь теперь лишний! Сёма, бери лопату — копать будешь!
У ямы остались Вовка и Санька. С лотком работа пошла быстрей. Поддевай воду ведром и тут же, не сходя с места, выливай её в жёлоб. Весело журча, вода торопливо бежала к канаве. Чтобы ручеёк не прерывался ни на минуту, мальчишки старались вовсю.
Но только на второй день к вечеру внизу показалось глинистое дно. Все собрались у края ямы.
Гриша Лещук первый приметил какой-то странный плоский холмик. Он был правильной формы и напоминал облепленный илом ящик.
— Смотрите-ка, клад! — крикнул Лещук.
Саньку передёрнуло: опять этот Гришка успел раньше него?
На первый взгляд холмик не предвещал ничего любопытного. Мало ли почему образовался он на дне ямы. Только такой выдумщик, как Гриша, мог подумать, что под слоем слежавшегося ила спрятан клад.
Гриша спрыгнул вниз и, увязнув в грязи чуть не по колено, наклонился над странным холмиком и провёл по нему ладошкой. Ил и глина стекли вниз. Под пальцами показалась ровная тёмно-бурая поверхность таинственного предмета. Гриша колупнул ногтем. Верхний мягкий слой легко поддался. Это была перепревшая в воде кожа. Под ней показалось гнилое дерево.
— Футляр какой-то! — сообщил Гриша ребятам.
— Открой крышку! — нетерпеливо крикнул сверху Санька.
Гриша взялся за угол. Чмокнув, крышка приподнялась. Под ней было что-то вроде маленького колодца, образованного стенками футляра, который глубоко засосало в глину.
— Что там? — не выдержал Санька.
Гриша ничего не ответил. Он осторожно опустил руку в воду и вытащил из футляра ржавый автомат. Мальчишки остолбенели. А Гриша проворно выбрался со своим трофеем из ямы. Автомат пошёл по рукам.
— Фашистский! — определил Санька и потянул за рукоятку затвора.
В стволе вместо патрона виднелась слежавшаяся грязь.
— Пустой! — с сожалением произнёс Санька и, направив дуло автомата в землю, нажал на спусковой крючок. Затвор не двинулся.
— Боевая пружина не работает! — пояснил Санька тоном знатока.
— Починим! — воскликнул Гриша. — Дай-ка посмотрю!
Санька отдал оружие, оглянулся на яму и вдруг спрыгнул вниз.
— Где есть автомат, там есть и патроны! — крикнул он.
Очень уж хотелось Крыльеву хоть в чём-нибудь перещеголять Гришку. И на этот раз ему повезло. Запустив руку внутрь футляра, Санька, к полному удивлению ребят, вытащил один за другим пять магазинов, набитых патронами.
— Вот так нужно искать! — воскликнул он и, положив магазины на валявшуюся рядом крышку, выбрался наверх.
— Ты починишь автомат, — сказал он Грише. — А я приведу в порядок патроны! И будет у нас скорострельное оружие! Законненько!
Гриша почему-то не отозвался. Он пристально смотрел на гнилую крышку, обтянутую остатками сопревшей кожи.
— Знаете, что мы нашли? — взволнованно произнёс он. — Это же всё — Димы-гармониста!.. Это футляр для баяна!
Догадка ошеломила мальчишек. Один Санька ничего не понимал и потому рассердился. Ему думалось, что он станет героем дня, а тут какой-то Димка!
— Да скажете вы мне или нет, что за Димка-гармонист?
— Потом! — ответил Мишук и приказал Грише и Сёме спуститься в яму и тщательно осмотреть дно.
Жидкую грязь и ил вычерпали вёдрами, вытащили из глины развалившийся футляр. Больше не нашли ничего.
— В штаб! — коротко скомандовал Мишук, и мальчишки побежали в деревню, прихватив с собой все находки.
Снаружи это была обычная деревенская бревенчатая баня, которую топят по-чёрному. Но она носила гордое название штаба. И Санька, переступая порог, почувствовал непривычную робость.
Внутри было чисто. Ни закопчённого котла для воды, ни растрескавшихся от огня валунов, ни полка для любителей париться. Посреди стоял стол. Вокруг — скамейки. На стене висел табель. Здесь Мишук каждый день отмечал заработанные звеном трудодни. В углу виднелись какие-то сачки и палки. На узком подоконнике желтела миска с солёными огурцами. Рядом на бумаге лежала краюха хлеба.
— Откуда это? — спросил Санька, втягивая носом солёный огуречный запах.
— Иван Прокофьич принёс! — пояснил Мишук. — Хозяин бани.
— За что? — удивился Санька.
— Чтобы по огородам не лазили, — сказал Мишук. — Были у нас такие! — Звеньевой посмотрел на Вовку, который надул толстые губы и покраснел.
Но Мишук не стал вдаваться в подробности.
— Перекусим! — произнёс он.
Мальчишки быстро разобрали огурцы и куски хлеба. Санька тоже не зевал и принялся уплетать за обе щёки. Такого аппетита у него давно не было.
— А я не понял, за что вам такой харч подносят? — произнёс Санька, с трудом приоткрывая набитый рот. — В баню пустили да ещё кормят!
— Умный он — Иван Прокофьич! — ответил Мишук. — Знает: после этого у любого совесть заговорит. Только ты в чужой огород сунешься, а она цап тебя за штаны и назад! Лучше всякого сторожа!
Санька не поверил, но больше не расспрашивал.
— Бывает, — неопределённо сказал он. — Вы мне лучше про Димку расскажите, а потом оружием займёмся.
— Ты его Димкой не называй! — строго произнёс Мишук. — Он герой! И все мы верим в это! Он из нашей деревни и предателем быть не может!
— Как это так: то герой, то предатель? — спросил Санька.
— А вот так!.. Люди всякое болтают, а мы верим, что герой, только доказать не можем!
И Мишук рассказал то немногое, путаное и противоречивое, что было известно о Диме-гармонисте.
В самом начале войны Дима Большаков остался сиротой. Как он жил в те годы, никто толком не знал. Сохранилось лишь одно воспоминание: Дима не расставался с баяном. Чаще всего мальчишку видели с пьяными полицаями, с фашистскими солдатами, ездившими по сёлам в поисках самогона. Где пахло спиртным — там почти всегда оказывался Димка-гармонист. Пьяным его не встречали, зато многие слышали, как он наигрывал немецкие песенки по заказу захмелевших фашистов.
Гитлеровцы чувствовали себя полными хозяевами. И вдруг на болоте за Усачами объявился партизанский отряд. В Обречье взлетела на воздух изба вместе с полицаями. В двух других деревнях нашли повешенных старост. Стали подрываться на минах тяжёлые фашистские грузовики. Обрушился в реку мост на шоссейной дороге, проходившей в десяти километрах от Усачей.
Поговаривали, что партизанский лагерь разбит где-то на болоте, которое местные жители считали непроходимым. Но фашисты всё же попытались устроить облаву. Зимой прибыл батальон солдат с тремя танками. Двинулись к болоту, а вернулись две машины и половина батальона. Одни на минах подорвались, других засосала трясина, не замерзавшая в самые лютые морозы.
А партизаны продолжали действовать. Они появлялись неожиданно и каждый раз в новом месте. Болото огромное — выходи в любую сторону. Риск попасть в засаду был невелик. Фашисты не могли держать под контролем всю береговую кромку, протянувшуюся на сотню километров. Тогда гитлеровцы окружили деревни, расположенные вблизи болота, перестреляли жителей, а избы сожгли. Так вокруг партизан была создана «мёртвая зона». Входить в неё запрещалось. Нарушивших приказ ждала виселица.
В «мёртвую зону» попала и деревня Усачи. Никто из жителей не уцелел, кроме Димки-гармониста, которого видели ещё несколько раз в Обречье. Затем и он пропал, да и партизаны больше ничем не давали о себе знать.
Пошёл слушок, что кто-то предал партизан. Невольно подумали о Димке-гармонисте. Вспомнили, что ещё до войны он водил ребятишек за клюквой на болото. Не он ли разнюхал и показал фашистам тайные партизанские тропы?
И утвердилось бы мнение, что Димка Большаков — предатель, но тут в Обречье появилась старуха нищенка из Усачей. До войны она работала в колхозе сторожихой. В ночь, когда фашисты выжигали деревни вокруг болота, старухи в Усачах не было. Она вступилась за парня. Выходило, по её словам, что Большаков был партизанским разведчиком. Ходил он с баяном не для того, чтобы развлекать пьяных гитлеровцев. Футляр служил хорошей маскировкой. Дима переносил в нём оружие и взрывчатку.
История Димы-гармониста так и осталась невыясненной до конца. Каждый думал своё. Одни были уверены, что мальчишка — предатель, другие помнили рассказ умершей старухи и всячески защищали земляка.
Мальчишки из звена Мишука горой стояли за своего односельчанина. Сколько ссор и драк было из-за него!
— Мне нынешней зимой чуть зуб коренной не высадили! — сказал Вовка. — Неделю шатался, а потом ничего — окреп!
