Нэнси Фармер - Море Троллей

Окна выходили на ледяной утес, обрывающийся в бездонную пропасть. То было зрелище изумительной красоты — и изумительной жестокости. Ни один смертный этим путем не сбежал бы. Возможно, где-то там внизу и таилась земля, но из своей комнаты Джек различал лишь круговерть ледяных кристаллов — и ничего больше.

Ётуны обожали холод. Если жестокий мороз самую малость смягчался, они тут же принимались жаловаться на жару. Им удавалось сохранить в своем мире область вечной зимы, но Фонн жаловалась, что всякий год лето подбирается к ним всё ближе и ближе. Некогда, рассказывала она, вся земля была покрыта толстым слоем льда. И море — тоже. Можно было дойти пешком от Утгарда до Ётунхейма.

— От Утгарда? — переспросил Джек.

— Земли-за-Морем Это наш древний дом.

— Олаф как-то раз упоминал о нём, — вспомнил Джек. — Рассказывал, будто его уничтожил вулкан…

— Верно, — удрученно подтвердила Фонн. — Моя прапрапрабабушка дошла оттуда по ломающемуся льду. Так мы и оказались отрезаны от сердца нашего мира. Вернуться мы не можем, и с каждым новым веком силы лета всё глубже вторгаются в наши владения. Когда-нибудь наше царство сгинет безвозвратно.

— Мне… мне ужасно жаль, — искренне сказал Джек. — А что, от Утгарда совсем ничего не осталось?

— Форат иногда разговаривает с китами Это ее особый дар. Киты рассказывают, будто остался совсем крохотный островок. В самой середке его — вулкан, а повсюду вокруг — пустынные, опустошаемые ветром ледяные торосы. Звучит чудесно… Фонн тяжело вздохнула.

— А разве вы не можете построить корабль и поплыть обратно?

— Мы для кораблей не созданы. Мы слишком тяжелые и панически боимся глубокой воды. Немногие из нас, вот как Форат, катаются верхом на китах, но и то лишь вдоль берега.

Отважное Сердце навещал больного каждый день, а порою забегала и Торгиль с леденящими кровь рассказами о том, как сподручнее убивать тех и этих. Ётуны расправлялись с врагами без излишней жестокости, но дело свое, как говорится, знали. Похоже, все они от души привязались к восторженному маленькому берсерку. Как-то раз заглянул Золотая Щетина зверь говорил, Фонн переводила Кабан поблагодарил Джека за то, что мальчик освободил его и спас от повозки Фрейи, а Джек, изнывая от тошнотворного чувства вины, думал, что вскоре там, чего доброго, окажется Люси.

Сколько же дней прошло с тех пор, как он оказался в Ётунхейме? Джек не знал Судя по положению луны, недели три, не больше, но это значило, что в долинке у драконьего логова он вообще нисколько не пробыл. Но как такое может быть?! Понимал Джек только то, что время идет, пусть медленно — но идет. И час, когда Люси принесут в жертву, неуклонно приближается.

Чертог Горной Королевы совсем не походил на комнатку, что отвели раненому Джеку, но и он был прекрасен — на грандиозный ётунский манер. Стены были изо льда, высокие окна пропускали яркий синий свет, одевающий вершину горы. В морозном воздухе колыхались громадные белые занавеси.

Большинство ётунов рядились в шкуры, хотя некоторые увальни красовались лишь в набедренных повязках, гордо выставляя напоказ волосатые торсы. Джек подумал про себя, что длинные меховые плащи — прекрасная мода. Этим обрюзглым, поросшим оранжевыми космами плечам, этим морщинистым отвислым животам и многим ярдам чешуйчатой плоти прикрытие бы пошло куда как на пользу. Но никакие одежды не смогли бы скрыть мощных надбровных дуг троллей-мужчин. Их гордо выставляли напоказ: чем крупнее, тем лучше; а те тролли, на счету у которых были убитые смертные: украшали надбровные дуги татуировками.

Королева Гламдис восседала на золотом, инкрустированном бриллиантами троне «Гномья работа», — шепнула Фонн Джеку: тот, в ожидании, пока его призовут, ждал поодаль. Оранжевые волосы королевы венчала сверкающая корона, а еще на ней было длинное синее платье, расшитое золотом А поверх платья — роскошный плащ из медвежьих шкур. Королева казалась куда старше Фонн, черты лица были резкие, ястребиные. «Какой благородный облик, подумал про себя Джек. Да, к троллям он явно начал привыкать».

По одну сторону от трона стоял Золотая Щетина с Отважным Сердцем на спине. Торгиль гордо устроилась в ногах у Горной Королевы. По другую сторону выстроился гарем.

Шестнадцать разновозрастных увальней были разодеты в пух и прах. Самый старый восседал на троне разве что самую малость менее внушительном, нежели королевский. Он был так стар, что надбровные дуги нависали над его глазами, почти полностью их закрывая, так что ему приходилось поддерживать их вилкообразной палочкой.

— Это мой отец, Болторн, — шепнула Фонн.

Сам Джек ради такого случая напялил на себя три слоя шерстяных одежд, одни поверх других, а сверху еще и плащ из куньего меха. И всё равно мальчик ужасно мерз. Обут он был в башмаки из воловьей кожи, причем шерстью наружу, чтобы ноги не разъезжались по полу. Пол был из отполированного серебра; блестящий и на диво красивый, но скользкий как лед.

— Подойдите, — приказала королева Гламдис голосом резким, как у Фонн. Джек знал, что ётунам вообще непросто говорить вслух, а уж сделать так, чтобы голос звучал нежно и мелодично, они и вовсе не в состоянии. Мальчик покорно вышел вперед и низко поклонился.

— Так это ты растопил мой ледяной мост, — промолвила королева.

— «Ой-ёй-ёй», — испуганно подумал Джек.

— Ты — маг огня, — объявила королева.

— Я — бард, о Великая Королева. Я служу жизненной силе.

— Знавала я одного такого. Его звали Драконий Язык; он проделал дыру вот в этой самой стене. — Королева указала на полоску более темного льда под окном. — Я, конечно же, велела заделать брешь, но след всё равно остался.

— Джек — ученик Драконьего Языка, — тоненьким голосом пропищала Торгиль.

«Молчи!» — мысленно взмолился Джек.

— Кому здесь говорить, а кому молчать, решаю я! — одернула его королева, и Джек выругал себя за бестолковость. Он напрочь позабыл, что ётуны умеют читать мысли. — Однако же я не чую в тебе зла, — продолжила? Гламдис. — Торгиль дочь Олафа рассказала мне о вашем походе, и я согласна помочь вам. Но должна предостеречь: норны не повинуются никому, даже богам. Я могу лишь попросить, чтобы, когда они явятся, вам дозволили присутствовать. И это всё.

— Спасибо тебе, о Великая Королева.

— И чтоб ни про какую «Великую Королеву» я больше не слышала, — рявкнула Гламдис — Это ты для Фрит прибереги: она это обожает. Я и впрямь великая королева, и все это знают. Ты еще детеныш, так что можешь звать меня просто Матерью.

— Х-хорошо, Мать, — пролепетал Джек. До чего же странно было называть так кого-то, кто на самом деле матерью ему не был. — Я глубоко признателен тебе за то, что ты вылечила мне плечо и исцелила Отважное Сердце.

— А, Отважное Сердце, как же, как же, — проговорила Гламдис. Темные глаза ее лукаво блеснули. — Нахальный негодник, одно слово. — Пояснять, что имелось в виду, она не стала — А теперь я приглашаю вас всех на празднество в честь Олафа Однобрового. Всё будет так, как он сам пожелал бы: пир с музыкой, танцами и добрым угощением. Я скорблю о том, что Олаф ушел в Вальхаллу, но знаю: Один ему обрадуется. Лучшей двуногой дичи я в жизни не встречала.

Глаза Джека наполнились слезами, и даже королева — Мать, напомнил себе мальчик — утерла глаза краем плаща. Торгиль же зарыдала в голос.

Наконец все покинули тронный зал и долго шагали по длинным коридорам, пока не вышли во внутренний двор: просторный, идеально круглый и вообще более всего смахивающий на застывшее озеро. Двор находился под открытым небом, а по краям его выстроились палатки. Джек принюхался: пахло жареным тетеревом. Мальчика усадили за невысокий стол вместе с Торгиль: ётунские столы были для них слишком велики. Фонн и Форат устроились рядом — за компанию.

Впервые в жизни Джек увидел тролльих малышей — так называемых «детенышей». Они носились взапуски между столами и украдкой таскали всякие вкусности. Они поскальзывались на льду, сталкивались, громогласно подзуживали друг дружку и то и дело затевали потешную возню. Впрочем, детей было немного. Фонн объяснила, что взрослеют они медленно — тем, что казались ровесниками Джека, уже перевалило за пятьдесят. Сама Фонн считалась еще слишком юной, чтобы завести себе гарем.

Детеныши на каждом шагу учиняли беспорядок — но никто особо не возражал. Взрослые снисходительно улыбались, глядя на то, как малыши карабкаются вверх по занавесям, переворачивают стулья и кидаются снежками. Дома Джека выдрали бы за куда меньшие безобразия.

Джека с Торгиль потчевали тетеревятиной с брусничным вареньем, кроликом с луком, медвежьими лапами (от лап Джек отказался) и толстыми ломтями лосятины. Горная Королева одна уплела целую лосиную ногу, а Фонн с Форат рвали на куски гигантскую форель. На тролльем пиру за столом вели себя ничуть не лучше, чем на празднестве короля Ивара.