Потом снова улегся на пол и снова придал себе бессознательный вид. Через минуту прибежала Тоска с бабой Надей. Бабушка пощупала мой пульс.
– Это от воздуха, – сказала она. – Опьянение. Когда яблоки созревают, такое частенько случается. Ничего, полежит часик, потом очухается.
– Надо бы нам торопиться, а то можем на лодку опоздать. Может, нашатырем?
– Успеем мы на лодку, – ответила бабушка. – А ему лучше полежать.
И я полежал. Сначала часик, потом еще часик. Потом очнулся.
– Добро пожаловать! – сказала Тоска. – Что это ты тут устраиваешь?
– Не знаю даже... – слабым голосом сказал я. – Нехорошо мне...
– Что-то болит?
– Все... – простонал я.
Бабушка приложила ладонь к моей голове.
– Жар, – сказала она. – У него жар. Пощупай голову.
Тоска положила мне на голову ладонь. Ладонь у нее была прохладная и приятная.
– На самом деле, – Тоска даже подула на ладонь. – Весь как печка. Что делать? Может, таблеток дать?
– Погоди пока, может, и не надо. Надо подождать один-два часика.
Через два часика температура у меня резко повысилась, в результате чего я стал совершенно нетранспортабельным. Бабушка сунула градусник мне под мышку. Через три минуты проверила.
– Плохо, – сказала она. – Тридцать девять градусов. С такой температурой лучше лежать. И лучше ему чего-нибудь выпить.
– Вина, что ли? – испугалась Тоска.
– Какого вина? Таблеток ему надо. Жаропонижающего. А у меня нет. У кого есть?
Баба Надя принялась думать.
– У Захаровны есть. И у этого обрубка Митрофаныча. К ним надо сбегать, поискать у них дома, избы у них не закрыты. Нельзя допустить, чтобы еще градус вырос. Идем. Надо спешить, погода может испортиться...
– Как испортиться? Солнце ведь вовсю светит!
– Будет гроза, – заверила бабушка. – Так что пойдем поскорее.
Они ушли.
Я с трудом поднялся. Температура – плохое дело. Меня качало и мутило. Я подошел к окну, с трудом его раскрыл и высунулся в окно. Проветрить голову.
День был хороший, солнечный. Таким и должен быть последний день. Солнечным.
Послышался натужный рев мотора, и на улице показался проржавевший зеленый «москвичонок». Автомобильчик был перегружен тюками, коробками, корзинами и мешками. За рулем сидел угрюмый мужик с большими руками, рядом с ним такая же угрюмая женщина. На заднем сиденье я разглядел дебильную и счастливую морду Рукасова-старшего, а рядом с ней злобно-недовольную морду Рукасова-младшего. Я помахал Рукасову ручкой, Рукасов ответил мне недружелюбным кулаком.
Отлично. Ситуация с «закрытой комнатой» разворачивалась. Теперь в этой самой комнате оставались лишь я, Тоска и ее бабушка. Детектив заканчивался.
Пыль за «москвичонком» рассеялась, и из нее возник последний сельский интеллигент Агранцов.
Агранцов шагал с велосипедом. На велосипед были нагружены связки книг, какие-то котомки и антикварная прялка. Сейфа не было.
– Привет, – я помахал Агранцову рукой.
Агранцов остановился.
– Что? – мне показалось, что Агранцов удивился. – Разве вы остаетесь?
– Не-а, – зевнул я. – Сваливаем через пару часиков. А вот баба Надя сказала, что она оборотня не боится.
– Она что, остается?
– Угу. Храбрая старушка, старой закалки. Коня на скаку, ну, сам знаешь...
Агранцов на секунду задумался.
– И она что, ничего не боится? – спросил он.
– Нет, – покачал головой я. – Говорит, чушь все это. Кулак у нее ого-го, в рог так засветит, глаза через уши выскочат. Так что чушь...
– Конечно, для нее это чушь, – согласился Агранцов, – у нее ведь ружье есть.
– Да какое там ружье, – вздохнул я. – Полезли его смотреть, а оно все проржавело. Одна труха. А в левом стволе даже мыши поселились. Но баба Надя и без ружья ничего не боится.
– Плохо... – протянул Агранцов.
– А, ерунда, – я зевнул пошире. – Все тут просто свихнулись как-то. Ликантропия какая-то, честное слово. Так что чего уж тут ловить, мы с Тонькой тоже попремся скоро. Да и на учебу пора. Ты, я гляжу, тоже лыжи намазал? А говорил, что не веришь...
– Все бегут, и я бегу, – усмехнулся Агранцов. – Да и вообще, пора в город наведаться. Впрочем, я ненадолго, дня на четыре, не больше. Яблоки созрели, надо будет убирать скоро...
– Ну, значит, в городе, может, и встретимся, – сказал я.
– Ученье – свет. А я поеду. Не люблю, когда гроза...
– Гроза? – теперь удивился уже я.
– А ты что, не чувствуешь?
– Нет, – я посмотрел на небо. – Скорее наоборот, погода хорошая. Солнце светит...
– Поверь мне, я тут давно живу, – сказал Агранцов. – Всегда, когда созревают яблоки, случается гроза, не знаю уж почему. К тому же я ее чувствую. У меня перед грозой всегда кости ломит...
– Да, – вздохнул я. – Надо нам поспешить, а то в грозу ехать – удовольствия мало. Каждый год в мире больше тысячи человек гибнет от ударов молнии.
– Это точно. Бабушке привет передайте, десятку я потом отдам. И осторожнее, мало ли чего бывает...
– Чего осторожнее-то?
– Сегодня почти полнолуние.
И Агранцов указал пальцем в небо.
– А мне по барабану, – сказал я.
– Ну, тогда бывай, – кивнул Агранцов, уселся на велик и поехал по дороге.
– И вам не кашлять, – шепотом сказал я, закашлялся и быстренько вернулся в постельку.
Скоро вернулись Тоска с бабушкой. Они еще раз замерили мне температуру, затем выдали оранжевую пилюлю. Пилюлю я проглотил.
– Теперь на поправку пойдет, – сказала баба Надя. – Надо еще витаминный чай сварить.
Баба Надя отправилась на кухню и загремела плошками, и очень скоро из кухни запахло мятой, малиной, медом и еще какой-то неизвестной целебностью.
Тоска подошла ко мне.
– Вовремя ты заболел, – сказала она. – Молодец, удружил.
– Я старался, – ответил я.
– Все уехали, одни мы остались. А время идет...
– Идет... – вздохнул я. – Время...
Я стал задыхаться, Тоска поднесла мне стакан воды.
– Тоска, – я глотнул воды. – У тебя талант медсестры. Ты никогда не думала поступать в медуху?
– Что делать будем, в медуху? – спросила Тоска. – Куропяткин, ты ехать сможешь?..
– Я попробую, – простонал я и попытался приподняться на локте.
– Никуда он не поедет, – сказала баба Надя. – Ему надо дня два отлежаться, а то осложнения могут возникнуть.
– Какие? – испугалась Тоска.
– Оглохнуть может. Или дурачком стать. Тебе дурачок нужен?
– Не нужно нам дурачка, пусть лежит.
И я стал лежать.
Баба Надя поднесла мне стакан с целебным чаем. Чай был вкусный, я выпил два стакана и почувствовал улучшение.
– Все равно, покой и сон – лучшее лекарство, – провозгласила бабушка. – Два дня покоя – не меньше! Пусть спит, я ему в чай травки добавила – проспит часов двадцать, не меньше.
– Не надо мне спать! – я попытался встать, но бабушка неожиданно твердой рукой воткнула меня обратно в постель.
– Лежи! – велела мне она. – А то осложнения наступят! А ты смотри за ним, Антонина! Я пойду дров наколю, что-то у меня шею ломит, точно гроза будет...
Бабушка вышла.
– Тонька! – я схватил Тоску за руку. – Тонька, сделай чего-нибудь, быстро только!
– Чего? Чего сделать-то?
– Нам нельзя сегодня спать! Ты понимаешь? Нам нельзя спать! Если мы уснем...
– Почему? – не понимала Тоска.
– Почему-почему, потом расскажу. Послушай меня, я тебя прошу! Послушай, что я скажу!
– Ну...
– Бабушка ушла?
– Ушла...
– Беги на кухню. Если она...
На меня неожиданно накинулась зевота.
– Если она действительно заварила травку... – задумчиво сказала Тоска. – Если она зарядила травку, то ты будешь спать до послезавтрашнего утра.
– Беги на кухню, Тоска! У бабушки кофе есть?
– Ячменный, кажется...
– Плохо. Но пойдет и ячменный. Быстро! Завари мне. Покрепче. Быстро, Тоска, от этого зависит многое.
Тоска послушалась и убежала на кухню.
Я лежал, глядя в трещины на потолке. Трещины на потолке начинали медленно заворачиваться в пляшущую спираль. Я вырубался. Баба Надя знала толк в травках.
– Эй, Куропяткин! – Тоска подергала меня за руку. – Кофе готов. Тебе налить?
– Нет, – ответил я, превозмогая кружение в голове. – Не сейчас... Слушай меня. Сейчас я усну, с этим никак нельзя бороться. Но! Во сколько темнеет?
– Начинает в шесть, окончательно к восьми.
– В пять обязательно... обязательно меня растолкай... даже с использованием нашатыря... Как растолкаешь, так сразу дашь мне кофе, он к... к этому времени настоится... Поняла?
– Поняла. А что сейчас делать?
– Ружье... – паутина трещин на потолке стремительно свивалась в узел. – Ружье достань. Оно в подвале...
Я уснул.
В этот раз мне ничего не приснилось. Ни яблок простых, ни яблок зубастых. Ничего. Я уснул и сразу проснулся.
Стало гораздо темнее. Свет за окнами приобрел оранжевый оттенок, над моей головой стояла Тоска с ковшиком и прыскала в меня водой.
– Просыпайся, – сказала она. – Ты же сам велел тебя разбудить.
– Кофе, – прошептал я. – Кофе давай...
