ведь шинель командира моего… Хоть в руках бы мне её подержать. И беспокоюсь я — не переменили бы… Ведь в горячке привезли меня, не спутали б в кладовой у вас.
— Ничего у нас не путают, всё под номерами хранится. А в палату дать шинель я не могу. Не мешайте мне работать! — начинала сердиться сестра.
Вася шёл в палату и, обхватив руками голову, садился на свою койку.
— Что, никак не выпросишься? — ласково поддразнивали его раненые.
— Что нельзя — то нельзя, — резонно замечал Егор Иванович, откладывая на столик книгу. — Врачи знают лучше нас! Вот почитал бы, как наука вперёд шагает! Что зря время терять? После войны нам эти знания на каждом шагу пригодятся.
Егор Иванович и Вася были в числе выздоравливающих, и оба готовились к выписке. Вася уже ходил, стараясь держаться молодцом и не хромать. Врачи обещали отпустить его в конце недели. Теперь каждый день казался Васе длинным, как год.
— Э-э-эх! — по-стариковски кряхтел Вася. — Держат человека, сами не знают чего! А на фронте люди нужны…
Лида и Нюра застали Васю и Егора Ивановича во дворе. Они сидели на скамеечке под деревом и беседовали.
— А, пришли наши пионерочки! — обрадовался Егор Иванович. — Сядь около меня, доченька… Скоро уеду я. Тогда уж после войны только повидаемся. Приедешь к нам в гости, в колхоз… Вот мне дочка пишет — богатый урожай они сняли, а ведь женщины да дети работали… Почитай-ка! — Егор Иванович вытащил полученные письма.
Нюра, присев рядом, терпеливо перечитывала их, удивляясь и ахая. Как бывало раньше, предложила написать под диктовку ответ.
Егор Иванович завернул рукав халата, показал больную руку, пошевелил пальцами:
— Сам теперь справляюсь. Медицина чудеса делает. Вот вырастешь, иди на врача. И дочке своей так закажу. Хороший врач — великое дело…
Егора Ивановича позвали в палату. Вася с Лидой разговаривали о ребятах. Нюра подсела к ним ближе.
— Привык я к вам. Правда, всё равно скоро расставаться, а всё-таки забегайте почаще. Как там с учёбой у вас, как ремонт идёт?
Лида рассказывала, передавала приветы.
— Эти дни никак нельзя было вырваться. Нам ведь тоже видеть тебя хочется, Вася. Ты хоть перед отъездом зайди в школу.
— Обязательно зайду! Да ведь вот не пускают ещё никуда, а то поработал бы я с вами денёк-два на стройке. Я бывало с ребятами весь день на пришкольном участке вожусь. Бо-ольшой участок нашей школе колхоз дал!
Вася начинал рассказывать о школьниках из своего села, вытаскивал из кармана полученные письма:
— Мало я кому писал отсюда, а всё-таки нашли меня мои ребята.
— Вот уедешь ты, Вася, и скучно-скучно нам станет… Приезжай после войны, Вася, ладно? — говорили девочки.
Вася растроганно благодарил:
— Спасибо вам, сестрёнки! Обязательно приеду. Я вас всегда помнить буду! Командир мой говорил так: хороший человек не вспоминается, а запоминается.
Когда девочки ушли, Вася лёг на койку и, закинув руки за голову, размечтался: «Вот кончится война… Вернёмся мы все с фронта, разойдёмся кто куда. В мирной жизни дело каждому найдётся. Только бы скорей до победы дойти!»
Вася представил себе благословенный день победы, ослепительное солнце и флаги над Москвой, мысленно увидел толпы счастливых людей и на трибуне товарища Сталина. «Ну что? Рассчитался с врагом, Вася?» — весело спрашивает его Сталин. «Рассчитался, Иосиф Виссарионович!»
Вася открыл светлые, затуманенные мечтой глаза и внезапно увидел около своей койки Трубачёва. Он вскочил и крепко обнял мальчика:
— Когда же ты пришёл? А я и не слышал — не то заснул, не то замечтался!
— Вася! Я о своём отце узнал. Он в полевом госпитале, контуженный, — сообщил Трубачёв.
— Да что ты… Верно ли?
Васёк рассказал о митинге железнодорожников.
— Теперь жди письма. Обязательно письмо будет, раз человек на поправку пошёл, — уверил его боец. — Я вот пока сильно больной был, ничего родным не писал. Зачем пугать зря! — Вася ласково погладил мальчика по плечу. — Дождался ты наконец весточки! Ранен — это не убит, врачи на ноги поднимут.
— Я бывало ночью проснусь — и страшно мне сделается: вдруг убьют? Теперь хоть знаю! — сказал Васёк.
— Молодец ты, крепко держался. Вот и правду командир мой говорил: надежда и в последней минуте живёт.
— Я все слова твоего командира запоминаю! — с живостью сказал Васёк. — Мне они в жизни помогают. И в тот раз, когда от Генки письмо получили, тоже помогли. Помнишь, как он сказал, что не плакать надо о товарище, а славные дела в честь его делать?
— Он зря слова не бросал. Скажет, как отрежет. Да ещё своим примером подкрепит. Как ему не поверишь!
Когда в госпитале наступил час послеобеденного сна, Васёк попрощался со своим другом и побежал на стройку. Он очень спешил, так как в первый раз нарушил составленное им самим расписание.
Гости застали хозяев за горячей работой. Наверху, в коридоре, несколько девочек мыли полы. Осторожно обходя мутные лужицы воды, ребята выносили в мешках битый кирпич и рваные куски старых обоев.
В одном из классов, стоя на стремянке, Леонид Тимофеевич белил потолок. Он макал в ведро длинную кисть, высоко поднимал её над головой; белые брызги летели сверху и расползались пятнами на синем комбинезоне.
В другом конце комнаты Толя Соколов, разложив на полу обои, аккуратно обрезал ножницами бордюр. Школьник из пятого класса помогал ему, развёртывая длинные трубки обоев и отмеряя одинаковые куски.
В соседней комнате Елена Александровна вместе с девочками складывала последнюю печку. Грозный с несколькими школьниками, вооружась тряпками и газетами, мыли окна. В большом зале слышались голоса рабочих и стук молотков — там настилали полы.
Внизу, в пионерской комнате, Федосья Григорьевна с помощью младших ребят ремонтировала наглядные пособия. Дети аккуратно раскладывали на столах цветные таблицы, карты и наклеивали их на марлю.
Пионерская комната была уже убрана, даже на окнах и на столе стояли цветы, принесённые школьниками.
Никто не слышал, как подъехала машина. Нютка первая сообщила своей учительнице:
— Федосья Григорьевна! К нам какие-то военные дяденьки приехали!
Гости прошли по нижнему коридору, заглянули в пионерскую комнату.
— Ба! Да тут, кажется, уже занятия идут! — удивился секретарь райкома, здороваясь с Федосьей Григорьевной. — Это какой же класс — седьмой или
