Старая дама протянула руку к медальону. На миг Гарри показалось, что Волан-де-Морт не захочет отдать его, однако молодой человек позволил цепочке выскользнуть из его пальцев, и медальон вернулся на своё малиновое бархатное ложе.
– Ну что же, Том, дорогой, надеюсь, вам эти безделицы пришлись по вкусу!
Она взглянула гостю в лицо, и Гарри впервые увидел, как выцветает её глуповатая улыбка.
– Вы хорошо себя чувствуете, дорогой?
– О да, – тихо ответил Волан-де-Морт. – Да, я чувствую себя превосходно…
– А мне показалось… Впрочем, это, надо полагать, игра света… – заметно нервничая, сказала Хэпзиба. Гарри понял, что и она углядела мгновенный красный проблеск в глазах Волан-де-Морта. – Похлеба, отнеси всё назад и запри… с обычными заклинаниями…
– Пора уходить, Гарри, – негромко сказал Дамблдор, и, когда маленькая служанка, ковыляя, понесла шкатулки прочь из гостиной, оба они взлетели, пронзая забвение, вверх и вернулись в кабинет Дамблдора.
– Хэпзиба Смит скончалась через два дня после этой сценки, – сказал Дамблдор, усаживаясь и указывая Гарри на кресло. – Министерство признало её домовика Похлебу виновной в том, что она случайно поднесла хозяйке отравленное какао.
– Ну ещё бы! – сердито воскликнул Гарри.
– Я понимаю, что у тебя на уме, – сказал Дамблдор. – Между этой смертью и смертью Реддлов, безусловно, имеется немалое сходство. В обоих случаях кто-то принимает на себя вину и превосходно помнит все обстоятельства смерти…
– Похлеба призналась?
– Она помнила, как насыпала в какао хозяйки что-то, оказавшееся не сахаром, а смертоносным, мало известным ядом, – ответил Дамблдор. – Было решено, что сделала она это не нарочно, а просто по причине старости и бестолковости…
– Волан-де-Морт изменил её память, точно так же, как память Морфина!
– Да, я тоже пришёл к такому выводу, – сказал Дамблдор. – И так же как в случае Морфина, Министерство с готовностью обвинило Похлебу…
– Потому что она домовый эльф, – сказал Гарри. Редко случалось ему проникаться большей симпатией к основанному Гермионой обществу Г.А.В.Н.Э.
– Совершенно верно, – согласился Дамблдор. – Она была стара, она призналась, что напутала с хозяйским питьём, а провести дальнейшее расследование никто в Министерстве не потрудился. Как и в случае Морфина, когда я отыскал Похлебу и проник в её память, жить ей оставалось совсем недолго. Однако, кроме того, что Волан-де-Морт знал о чаше и медальоне, воспоминания старушки ничего не доказывают. Ко времени осуждения Похлебы семейство Хэпзибы уже обнаружило пропажу двух её величайших сокровищ. Чтобы окончательно удостовериться в этом, её родичам потребовался немалый срок, поскольку у Хэпзибы было много тайников – она очень ревностно оберегала свою коллекцию. Но ещё до того, как они убедились, что чаша и медальон исчезли, продавец из магазина «Горбин и Бэрк», тот самый молодой человек, который с таким постоянством навещал Хэпзибу и так её очаровал, бросил работу и пропал. Куда он отправился, хозяева магазина не знали, его исчезновение удивило их не меньше, чем всех остальных. И больше никто Тома Реддла в течение очень долгого времени не видел и не слышал. А теперь, Гарри, – сказал Дамблдор, – если ты не против, я хотел бы обратить твоё внимание на некоторые моменты этой истории. Волан-де-Морт совершил ещё одно убийство. Не знаю, было ли оно самым первым со времени гибели Реддлов, но думаю, что было. На этот раз, как ты видел, он убил не из мести, но ради выгоды. Он пожелал завладеть двумя баснословными сокровищами, которые показала ему несчастная, одураченная им старуха. И точно так же, как он обворовывал детей в сиротском приюте, как завладел кольцом своего дяди Морфина, точно так же он скрылся теперь с чашей и медальоном Хэпзибы.
– Но это похоже на безумие… – нахмурясь, сказал Гарри. – Рискнуть всем, бросить работу, и всё ради…
– Для тебя это, может быть, и безумие, но не для Волан-де-Морта, – ответил Дамблдор. – Надеюсь, в своё время ты поймёшь, что значили для него эти вещи, однако, признай, не так уж трудно представить, что, по крайней мере, медальон он мог считать принадлежащим ему по праву.
– Медальон – наверное, – согласился Гарри, – но зачем было брать и чашу?
– Чаша принадлежала одной из основательниц Хогвартса, – сказал Дамблдор. – Думаю, Волан-де-Морт всё ещё стремился попасть в школу и просто не устоял перед искушением присвоить вещь, которая так сильно пропитана её историей. Правда, были и иные причины… Надеюсь, скоро мне удастся продемонстрировать их тебе. А теперь давай займёмся самым последним (во всяком случае, до тех пор, пока ты не проникнешь в память профессора Слизнорта) из воспоминаний, которые я считал необходимым тебе показать. От воспоминаний Похлебы его отделяют десять лет, и мы можем только догадываться, чем занимался все эти годы лорд Волан-де-Морт…
Гарри снова поднялся из кресла, Дамблдор тем временем вылил в Омут памяти содержимое последнего флакона.
– Кому оно принадлежит? – спросил Гарри.
– Мне, – ответил Дамблдор.
Следом за Дамблдором Гарри нырнул в изменчивую серебристую гущу и приземлился в том же самом кабинете, который только что покинул. Здесь блаженно дремал на своём насесте Фоукс и сидел за столом Дамблдор, очень похожий на того, что стоял рядом с ним, только обе руки его были целыми, неповреждёнными, а лицо чуть менее морщинистым. Лишь одно и отличало нынешний кабинет от того, каким он был в прошлом, – за окном плыли в темноте, оседая на внешний выступ, голубоватые снежинки.
Помолодевший Дамблдор, казалось, ждал кого-то. И точно, через несколько мгновений после их появления в дверь стукнули, и он сказал: «Войдите».
Гарри сдавленно ахнул. В комнату вошёл Волан-де-Морт. Черты его были не теми, какие почти два года назад явились Гарри в большом каменном котле, в них было меньше змеиного, глаза пока ещё не так сильно отливали багрецом, да и само лицо не превратилось в маску. И всё же оно не было больше лицом красавца Тома Реддла. Это лицо казалось обожжённым, черты утратили резкость, стали словно восковыми, перекошенными; белки глаз теперь уже навсегда налились кровью, хотя зрачки и не превратились пока в узкие щели, какими (как было известно Гарри) им предстояло стать. Длинная чёрная мантия окутывала Волан-Де-Морта, а лицо его было таким же белым, как снег, поблёскивавший у него на плечах.
Сидевший за столом Дамблдор не выказал никаких признаков удивления. По-видимому, визит этот был обговорён заранее.
– Добрый вечер, Том, – безмятежно сказал Дамблдор. – Не желаете присесть?
– Спасибо, – ответил Волан-де-Морт, усаживаясь в указанное Дамблдором кресло, то самое, судя по его виду, которое только что освободил в настоящем Гарри. – Я слышал, вы стали директором школы, – прибавил он голосом чуть более высоким и холодным, чем прежде. – Достойный выбор.
– Рад, что вы его одобряете, – улыбнулся Дамблдор. – Могу я предложить вам вина?
– Буду лишь благодарен, – ответил Волан-де-Морт. – Я проделал немалый путь.
Дамблдор встал и подошёл к застеклённому шкафчику, где теперь хранил Омут памяти, – в то время в нём теснились бутылки. Вручив Волан-де-Морту бокал с вином, он наполнил другой для себя и вернулся в кресло за письменным столом.
– Итак, Том… чему обязан удовольствием?
Волан-де-Морт ответил не сразу, для начала он просто отпил из бокала.
– Никто больше не называет меня Томом, – сказал он. – Теперь я известен под именем…
– Я знаю имя, под которым вы теперь известны, – приятно улыбнувшись, произнёс Дамблдор. – Но для меня, боюсь, вы навсегда останетесь Томом Реддлом. Такова, увы, одна из неудобных особенностей старых учителей, им никогда не удаётся окончательно забыть, с чего начинали их юные подопечные.
Он поднял бокал повыше, словно провозглашая тост в честь Волан-де-Морта, лицо которого осталось непроницаемым. Но Гарри чувствовал, что атмосфера в кабинете немного изменилась. Дамблдор не просто отказался использовать выбранное Волан-де-Мортом имя – он не позволил ему диктовать условия их встречи, и Гарри видел, что гость Дамблдора понял это.
– Меня удивляет, что вы остаётесь здесь так долго, – немного помолчав, сказал Волан-де-Морт. – Я всегда дивился тому, что такой волшебник, как вы, ни разу не пожелал покинуть эту школу.
– Что ж, – по-прежнему улыбаясь, ответил Дамблдор, – для такого волшебника, как я, нет ничего более важного, чем возможность передавать другим древнее мастерство, помогать оттачивать юные умы. Если память мне не изменяет, учительство когда-то представлялось привлекательным и вам.
– И всё ещё представляется, – сказал Волан-де-Морт. – Просто я не могу понять, почему вы, волшебник, к которому так часто обращается за советами Министерство и которому дважды, насколько я знаю, предлагали занять пост министра…
