Елена Усачева - Концерт для черного колдуна

Она стояла на лавочке. Нет, не стояла, как скрипка может стоять? Она лежала на деревянных перекладинах скамьи. Такая же коричневая, как сама лавочка. Если бы не сверкнувший на солнце затертый до зеркальной поверхности бок, Валерка Гребешков ее не заметил бы.

От музыкальной школы до дома он всегда ходил через сквер. Целых три года из его длинной тринадцатилетней жизни. И ничего необычного с ним за это время не происходило. Зимой под ногами скрипел снег. Весной журчали ручьи. Осенью чавкала жижа. Валерка даже не помнил, всегда ли была здесь эта лавочка. Вроде бы раньше ее тут не было.

И вообще этот сквер был странный — сто метров дорожки, посыпанной гравием, десяток чахлых деревьев, столько же редких кустов. Удивительно, как на этом месте до сих пор не построили гаражи.

Через сквер Валерка проходил, не глядя по сторонам. Чего он там не видел? А тут вдруг остановился.

И виной всему было внезапно выглянувшее из-за туч солнце. Не появись оно — не сверкнула бы скрипка затертым боком, и прошел бы Гребешков, среди приятелей прозванный Гребнем, мимо, добрался бы до дома, и ничего бы с ним не случилось.

Но…

Но солнце выглянуло, скрипка была замечена, а Валерка застыл на месте, открыв рот.

Просто так скрипки на лавках не лежат. Их даже просто так не выбрасывают. В крайнем случае оставляют в музыкальных школах. И потом, перед ним была очень хорошая скрипка. Гребешков определил это на глаз. По изгибу колков, по затертости грифа, по благородной линии корпуса, по потемневшему от времени лаку. Это была не просто скрипка. Это была Скрипка с большой буквы, мечта многих и многих музыкантов.

Солнце скрылось. Валерка задумчиво посмотрел на небо.

Конец весны. Май. Последний концерт в музыкалке, последние контрольные в школе… Остались бесконечно длинные две недели. И уже никакого желания учиться нет. Тем более корпеть над вечными гаммами и этюдами. Его бы воля, давно забросил бы эту надоевшую скрипку…

А тут вдруг такой случай…

Он снова посмотрел на инструмент. Легкий ветерок прошелся по струнам, они жалобно тренькнули. Что-то было нехорошее в этом звуке. Тревожное и печальное. Да и от самой скрипки веял неприятный холодок.

Странно это все… Скрипка… И так просто, на лавочке…

Он был до того удивлен случившимся, что не замечал происходящего вокруг. А происходило много интересного.

За ближайшим деревом, старым толстым дубом, мелькнула темная фигура человека в шляпе. У дороги, за границей сквера, остановился невысокий старик с палкой. Выглядел он так, как будто хотел что-то сказать, но найти нужных слов не мог.

У входа в сквер застыла высокая, красивая девочка, с копной пышных темных волос. Это была Наташка Цветкова. Училась она в музыкальной школе вместе с Гребнем. Цветкова тоже заметила скрипку, и первым ее желанием было добежать до скамейки и, пока Валерка не придумал, что делать, перехватить инструмент.

Наташка и сама не понимала, откуда у нее возникло такое желание. Пока она боролась с собственной порядочностью, Валерка сорвался с места и побежал к выходу из сквера. В руках у него была скрипка.

— Все-таки взял! — Наташка зло топнула ножкой и чинно пошла следом за ним.

Около своего дома Валерка отдышался. Удивленно посмотрел на подъезд.

— Когда это я успел сюда прийти? — пробормотал он.

Гребень помнил, как вышел из музыкалки, и совсем не помнил, как дошел до дома.

И тут он почувствовал, что руки его чем-то заняты, Чем-то неудобным, но явно очень ценным. Увидев скрипку, он ее чуть не выронил от испуга.

— Как ты у меня оказалась? — воскликнул Гребень.

Валерка и правда не помнил, как взял ее. Кажется, по дороге он думал о лете, каникулах, концерте, о том, как ему надоела эта музыка и что свое выступление он опять провалит. А значит, его исключат, как давно уже обещали.

Значит, за раздумьями он и не заметил, как взял инструмент…

Валерка воровато оглянулся, как будто сейчас должен был вернуться хозяин скрипки и поймать его на месте преступления.

Но никто не бежал, не кричал, не уговаривал Валерку вернуться.

Все чисто.

Завернув инструмент в куртку, Гребешков скрылся в подъезде.

— Ну надо же, — выдохнула Наташка, наблюдавшая за Гребнем из-за лавочки во дворе. — А если я ошибаюсь?..

Она задумчиво покачала головой, проводила взглядом удаляющегося Валерку и только после этого выбралась из своего укрытия.

Когда сквер опустел, когда сдвинулся с места старичок и когда, казалось, никого вокруг уже не было, от ствола старого толстого дуба отделилась человеческая фигура. Едва касаясь ногами земли, она пересекла дорожку. Проходя мимо лавочки, незнакомец хмыкнул. Когда его смешок растаял в воздухе, вместе с ним исчезла и оставленная Валеркой в обмен на новую его старая скрипка.

Ох уж эти соседи! То за стенкой обязательно в самый неподходящий момент начинает выть от одиночества собака, то кому-то приспичило забить килограмм гвоздей, то капризную девчонку усадят-таки заниматься за расстроенное пианино. Одним словом, покоя от соседей не жди.

У Гошки Снежкина тоже был такой сосед, только он не забивал гвоздей, не держал собак и не слушал до глухоты истерично орущий магнитофон.

Гошкин сосед снизу, Валерка Гребешков, играл на скрипке.

Гошкины мучения начинались в восемь утра. Как раз в это время из-за стенки неслось душераздирающее пиликанье. Днем проигрывался кусок из какого-нибудь бессмертного произведения. Битый час один и тот же. А вечером для родителей устраивался мини-концерт, который состоял из гамм и все того же нетленного куска (горите все композиторы синим пламенем!).

Но это еще цветочки — ягодки начинались весной, когда неутомимый Валерка выходил играть на балкон. Этого Гошка уже не выдерживал и сбегал на улицу.

Мама любила ставить занудного Гребешкова в пример:

— Какой хороший мальчик, — говорила она, умильно улыбаясь. — Не то что мой балбес! — И выразительно смотрела на сына.

То есть на Гошку.

А Гошке что? Ему все равно, что там про него говорят и как сильно любят Валерку. Главное, чтобы его самого чужие мнения не сильно задевали.

Приятный весенний вечер как обычно начался с концерта.

«Ну, Гребешков!» — привычно выругался Гошка и остановился.

В открытые окна врывался уверенный сильный мотив. Это было странно. Еще сегодня утром Валерка выдавал жуткий скрип, который его родные почему-то называли музыкой. Что поделаешь, не получался из Гребня Паганини. А тут вдруг такое…

«Гости пришли, — догадался Гошка, выходя на балкон. — Кто-нибудь из взрослых играет».

Раньше, когда «музыка» особенно доставала, Снежки и свешивался со своего балкона и ругался с соседом. Потом он нашел путь по пожарной лестнице. И даже пару раз отбирал у неповоротливого Гребня его инструмент. Дуэль на смычках — что может быть забавнее!

Снежкин свесился с балкона, но разглядеть ничего не смог — Валеркина мама развесила на балконе белье.

Музыка смолкла, послышался шелест переворачиваемых страниц, смычок пискнул о струну. И скрипка зазвучала снова.

Для гостей в комнате слишком тихо, хоть кто-нибудь должен был похвалить музыканта.

Но внизу молчали.

— Эй, Гребень… Это ты? — несмело позвал Гошка, перегибаясь еще сильнее, норовя совсем вывалиться на улицу со своего седьмого этажа.

Снизу ему не ответили.

Взяв витиеватый пассаж, скрипка запела с новой силой.

— Валерка! — последний раз позвал Снежкин. Но шестой этаж упорно не отзывался, и Гошка пошел к лестнице.

Балконная дверь Гребешковых была открыта, В центре комнаты у стола стоял Гребень. Перед ним возвышался пюпитр с нотами. Закрыв глаза и ничего не слыша, Валерка водил смычком по струнам, покачиваясь в такт мелодии.

Было в этом что-то неправильное. Валерка никогда так самозабвенно музыке не отдавался. Пиликать — пиликал… Но чтобы вот так, закатив глаза… Такого Гошка вспомнить не мог.

Да и выглядел Гребешков неважно. Бледный, осунувшийся, как будто прозрачный. Играя, он тянулся вверх, к потолку, куда улетала его музыка.

За его спиной в кресле сидел человек. Старческое морщинистое лицо было похоже на кору дуба. Такое же темное. На этом лице выделялись глубоко запавшие светлые глаза.

Человек был одет в длинный черный плащ, скрывающий его ноги. На затылок была сдвинута шляпа.

Могло показаться, что Гошка целый час рассматривал Валеркиного гостя. На самом деле прошло не больше секунды.

Человек увидел появившегося на балконе Снежкина, лицо его болезненно дернулось. Он сдвинул шляпу на глаза, дернул плечами под плащом. Секунда — и в кресле уже никого не было.

Гребень исчезновение слушателя не заметил, как не заметил и его присутствие. Он все играл и играл, от старания вставая на мысочки, словно хотел улететь.