Вот он в рокочущей тьме летит вниз и оказывается в совмещенном с ванной туалете нижней квартиры. Это он теперь знает, что попал к соседям снизу. А тогда, оказавшись в насыщенном паром помещении, Петрищев понятия не имел, где находится. В ванной, отгороженной прозрачной клеенкой, молодая обнаженная женщина намыливала голову. Глаза ее по этому случаю были зажмурены, и Петрищева она не увидела. Подглядывать нехорошо, но Антон не мог отвести глаз от высоких крепких грудок с розовыми сосками, от стройного бедра и ножки, поставленной купальщицей на край ванны. Все ее светло-розовое тело, покрытое каплями воды и клочьями мыльной пены, Петрищева завораживало. Ему ужасно захотелось дотронуться до нее, и, сам не понимая, что делает, Антон протянул руку и указательным пальцем снял пену с бедра купальщицы. Истерический женский визг едва не порвал Петрищеву барабанные перепонки. Он отскочил в угол, прижался спиной к двери и вывалился в квартиру. Лежа на паркете лицом вниз, он заметил рядом со своим носом две огромные ступни, покрытые рыжими волосами и обутые в шлепанцы. Петрищев хотел приподняться, но не успел. Невидимая сила, прихватив юношу за шиворот, подняла его и поставила на ноги. Разъяренный верзила сверлил его маленькими буравчиками желтоватых глаз.
– Что ты делал в ванне с моей женой? – стараясь пересилить продолжающийся визг купальщицы, спросил верзила.
Петрищев молчал. Не получив ответа, верзила медленно сложил свою пятерню в огромный кулак, и Петрищев понял, что опять куда-то летит. Если бы не вешалка в прихожей с плащами, куртками и прочей верхней одеждой, полет Антона мог бы иметь летальный исход. Впечатавшись в массу одежды, Петрищев с ужасом наблюдал, как верзила медленно приближается.
– Что ты делал в ванне с моей женой? – слово в слово повторил свой вопрос верзила.
– Ничего не делал, – пролепетал Антон и зажмурился.
Мест для дальнейших полетов в квартире не оставалось. Но удара не последовало. Антон открыл один глаз, затем другой и увидел, что верзила смотрит на него уже не столь грозно. Тем временем визг в ванной стих, и, накинув халатик, испуганная купальщица возникла рядом с верзилой.
– Да это же парень сверху, – сказала женщина.
– Как ты здесь оказался? – медленно выговаривая каждое слово, поинтересовался громадный сосед.
– Я… я… я… заблудился, – нашелся Петрищев.
– Да? – переспросил хозяин квартиры. – Еще раз так заблудишься, отверну голову. Понял?
Антон кивнул и попытался отпереть дверь, чтобы ретироваться. Но дверь оказалась стальной и имела хитрые замковые чудеса. Верзила усмехнулся:
– Эту дверку тебе, сопляк, не открыть. Ты что, раньше голую бабу никогда не видел?
– Видел. У меня в кровати сейчас лежит, – вспомнил про Вику Петрищев и покраснел.
– Так зачем сюда приперся? – не понял верзила.
– Я не знаю, как к вам попал. Я вошел в свой туалет, а оказался у вас… – признался Петрищев.
– Что, у тебя раньше случались подобные происшествия? – полюбопытствовал муж купальщицы.
– Вроде нет… – уклонился от ответа Петрищев.
В это время зазвонил телефон. Верзила взял трубку, и по тому, как изменился его голос, Петрищев понял, что звонит кто-то важный. После разговора верзила остыл и, глядя мимо Антона, прошел к своей бронированной двери и принялся отмыкать замки.
– Катись отсюда, сопляк. Я с тобой еще разберусь. А сегодня не до тебя.
Антону открыли, и он боком, опасаясь получить еще напоследок, шмыгнул на лестничную площадку.
И сейчас, сидя одетым на своей постели, Петрищев пытался осмыслить происходящее. Путных мыслей в голову не приходило. Естественный вывод, который сумел сделать Антон из своих странных приключений, что в них замешан седой голубоглазый субъект. Вспомнив, что он повез Вику, Петрищев встал, зажег свет и, взяв телефон, набрал номер подружки.
– Я слушаю, – раздалось в трубке. И хоть Вика говорила тихо, Антон ее узнал. Он не стал разговаривать и сделал отбой.
Заснул он под утро. После ужасных происшествий дня Антону приснился странный сон. Начинался он приятно. Петрищев плыл на огромном белом корабле. Плыл вдоль берега с желтыми пляжами и пальмовыми рощами. Летучие рыбы выпрыгивали из воды и, совершив радужный полет, скрывались в голубой пучине. Все вокруг было удивительно правдоподобно. Только пассажиры корабля странно застыли в неестественных позах. Петрищев подошел к одному из них. Молодой человек бессмысленно улыбался. «Да это же манекен из салона итальянской одежды», – догадался Петрищев и подошел к другому человеку. И другой при ближайшем рассмотрении оказался манекеном. Антон сделал несколько шагов по палубе и наткнулся на девицу. Она тоже призывно улыбалась, кутая свое деревянное тело в белый мягкий мех дорогой шубы.
– Тебе не жарко? – спросил Петрищев, щурясь от южного солнца. Смешно ждать ответа от манекена. Но деревянная девушка неожиданно зашевелилась, выгнулась, как кошка, и растянула свой накрашенный ротик еще больше.
– Пойдем со мной, малыш, – она сбросила шубу и оказалась настоящей девушкой. Ее розовое тело с крепкими грудками и торчащими сосками, в точности такое, как у купальщицы из нижней квартиры. Обнаженная красавица двинулась вперед, жестом и улыбкой приглашая Антона следовать за ней. Они пересекли палубу, прошли через огромный зал ресторана, где за столиками замерли такие же манекены, вошли в длинный коридор с золочеными дверками кают. Перед одной из них обнаженная незнакомка остановилась. Дверь сама раскрылась перед ней. Девица подмигнула Петрищеву и скрылась в каюте. Дверца осталась открытой. Петрищев медленно приблизился и заглянул в щелку. Девица лежала на роскошной белой кровати, накрытая белоснежной простыней, и только одна ее обнаженная ножка высовывалась и покачивалась в такт волнам, мягко качающим корабль.
Петрищев стоял на пороге, не в силах сделать шаг в каюту. Подметки его словно приросли к полу. Внезапно Петрищев услышал быстрые шаги. Он оглянулся и увидел Седого. Тот, улыбаясь и приветливо кивая Антону, вошел в каюту и резко сорвал простыню с лежащей девицы. Петрищев увидел деревянные суставы манекена, вскрикнул и проснулся.
Родители молча пили кофе на кухне. Перед ними лежали телефонные и квартирные квитанции, и они думали, что оплатить сейчас, а с чем можно повременить, чтобы не остаться до получки без денег. Антон в трусах уселся рядом и налил себе кофе.
– Ты даже не умылся, – проворчал отец.
Маргарита Васильевна зашикала на мужа:
– Как тебе не стыдно! У ребенка такой синяк. Надо бы показать врачу. Не было бы сотрясения.
Антон налил себе кофе и, не участвуя в разговоре, принялся намазывать хлеб маслом.
– Мы не сможем в этом месяце купить тебе кроссовки, – сказал Олег Николаевич, не глядя на сына, – опять увеличили квартплату. И еще бензин подорожал.
– А мне обещали премию, но всю неделю шел брак, и премия накрылась, – покачала головой Маргарита Васильевна.
– Тут уж не до обновок. Дожить бы до получки, не залезая в долги, – посетовал Олег Николаевич.
– В этом месяце я даже отказала себе в педикюре, – поджала губки Маргарита Васильевна.
Сколько вам надо денег, чтобы вы были довольны? – поинтересовался Петрищев у родителей, прожевывая бутерброд.
– Если бы мне прибавили пятьсот рублей, мы бы выкрутились, – мечтательно произнес Олег Николаевич.
– На кроссовки все равно бы не хватило. Я и так перестала ходить в парикмахерскую, – вернулась к своей больной теме мать Антона.
– Вы меня не поняли. Я спрашиваю, сколько вам нужно денег, чтобы решить все ваши проблемы? – сказал Антон, подливая кофе.
– Ну ты и загнул! – присвистнул Олег Николаевич. – Нам нужно столько, что страшно подумать.
– А все-таки? – не унимался сын.
– Дачу надо ремонтировать. Тысяч десять, а если и террасу, то двенадцать. Это раз. Движок пора сменить нашему коню. Три круга отпахал. Еще тысяч пятнадцать. Маме пора покупать новые сапоги к осени. Я без костюма. Да и ты уже жених. Девушки в постель прыгают… Тоже надо приодеть. Страшно подумать. Тысяч тридцать пять… пожалуй… Да. Наверное, тогда у нас будет полный порядок.
– Где же взять такие деньги? – покачала головой Маргарита Васильевна.
Антон медленно встал с табуретки и, шлепая домашними тапками, удалился в свою комнату. Родители переглянулись.
– Странный сегодня мальчик. Боюсь, синяк тому причиной. Видимо, голову зашиб сильно.
Олег Николаевич, уверенный, что сын подрался и, скорее всего, из-за девушки, считал, что обострять вопрос не стоит. Дело молодое, а синяк пройдет. Ему даже приятно было, что Антон растет мужчиной. Пришел с фингалом и не сказал ни слова. Молодец.
Снова послышались шаги, и Антон в великолепном белом костюме и тончайшей сорочке, в галстуке, при туфлях из мягкой желтой кожи появился на кухне и положил перед родителями стопку сторублевых купюр:
