– Смотри, здесь еще один забор, но только уже металлический… – шепнула Маша Сереже, крепко держась за его руку и дрожа всем телом.
Никита, едва волочивший ноги, чуть не упал, зацепившись носком кроссовки за корягу.
– А здесь уже калитка. Проходите спокойно. Собак нет.
Ребята прошли через калитку на территорию какого-то сада и увидели среди деревьев в голубоватом свете единственного фонаря двухэтажный светлый дом с темными окнами.
«Какой знакомый запах», – подумала Маша.
Между тем Соломон достал откуда-то из недр своих одеяний большой ключ и открыл небольшую, явно не парадную, дверь. И снова теплый и родной запах коснулся Машиных ноздрей, вызвав какие-то смешные пожелтевшие картинки из детства: оранжевый кафельный пол с рядами детских горшков, разноцветные большие кубы, тяжелые грузовички, резиновые мячи и ведра со щами и гороховым супом…
– Вот и все. Мы пришли.
Вспыхнул свет, и ребята оказались в большой просторной комнате.
– Да это же детский сад! – воскликнул Никитка и оглянулся. – Класс!
И Пузырек, позабыв обо всем на свете, кинулся к первому же стеллажу с игрушками.
– Правильно, это детский сад. Я немного помогаю сторожихе, дежурю за нее, а она меня отлично знает и разрешает мне здесь ночевать. Так что на сегодняшнюю ночь вплоть до семи утра садик наш. Тебя ведь зовут Маша? – Соломон подошел к оробевшей Маше и улыбнулся, стараясь немного разрядить обстановку.
– Да, меня зовут Маша, – ответила Пузырева довольно прохладно, поскольку еще не решила для себя, можно все-таки доверять этому кудрявому проныре или нет.
– Так вот, Маша, здесь есть душ с горячей водой. Я покажу тебе, где можно взять чистые полотенца. Это МОИ полотенца, так что бери смело и ничего не опасайся. Они чистые, потому что совершенно новые. Я заработал их на рынке, когда разгружал фуру. Здесь вообще есть мой шкаф, он находится в прачечной, и туда никто и никогда не лазает. В сущности, здесь мой второй дом.
– А где же первый? – спросила Маша уже более мягко, поскольку о душе она и мечтать не могла, а тут еще и полотенца!
– Вот там бы вам точно не понравилось. Это под мостом, у меня там небольшая хижина, в которой сейчас живут мои друзья, такие же, как и я… Словом, у них тоже проблемы. У кого-то нет отца или матери, а у других полный комплект, да толку-то от них… Пьют… Но со мной те ребята не пропадут.
– А у тебя родители есть? – спросил Пузырек, не поворачивая головы, продолжая с увлечением собирать мозаику.
«Поистине, устами младенца…» – подумала Маша, краснея за бестактность брата.
– У меня – нет, – пожал плечами Соломон. – Но я и без них много чего достигну в жизни. У меня же есть цели, поэтому мне куда легче, чем им.
– Мальчики, так я… в душ? – заторопилась Маша. – А мыло в этом доме есть?
– Пойдем, я выдам тебе все, что нужно. – И Соломон, немного засмущавшись, повел Машу в прачечную. Отперев шкаф, мальчишка достал запечатанный кусок мыла, большое полотенце и красную махровую простыню.
– Это ты тоже заработал?
– Ты бы видела, сколько этого барахла у меня было неделю назад! Но я почти все раздал. А в эту простыню можешь потом обернуться вместо халата. Душ вон там… С водой проблем быть не должно.
Соломон ушел, оставив Машку в коридоре и предоставив ей полную свободу действий.
«А он милый», – подумала Пузырева и пошла в душ.
– И какие же у тебя цели? – спросил Соломона Сергей, когда тот вернулся в группу (как назывались помещения в детском саду).
– Как-нибудь потом расскажу, – уклонился от ответа тот. – Знаю только одно: мои родители в эти цели и планы не входят. Особенно мать.
– Она бросила тебя? Ты извини, что я задаю тебе такие вопросы…
– Да ничего, я уже не реагирую. Что касается матери, то я не знаю, где она, да и жива ли вообще. Бросила? Если бы… Как я понял, она вообще продала меня одному типу, но я от него сбежал.
– Продала? Разве такое бывает? Она что, тоже пьющая была?
– Нет, у меня мать была красивая, я ее помню. Мне же тогда лет восемь было, когда все это случилось. Мы вообще-то издалека приехали… – Соломон погрустнел и замолчал, опустив голову. – Я же не на помойке родился. У меня и няня была, и учительница музыки… Но все это, оказывается, делалось для того, чтобы потом меня подороже продать. Так мне сказали в детском доме, где я жил первые несколько месяцев. Потом-то я сбежал, жил под мостом, после меня поймали и определили в интернат. Знаешь, там ничего было, кормили хорошо, но у меня отношения не сложились с воспитательницей. Она воровкой оказалась, одну вещь у меня украла и до сих пор не вернула. Короче, я и оттуда сбежал…
– Постой, как же так? Зачем твоей матери было продавать тебя? Какой в этом резон? Ведь если она тратила на тебя такие деньги, нанимая няню и учителей, то, значит, и деньги у нее были…
– Может, и были, но тогда ответь мне: зачем ей было везти меня сюда, в это захолустье, и отправлять в парк с этим типом? Мы катались на яхте, отдыхали, все было так замечательно, а потом вдруг она говорит: поди, дорогой, погуляй с дядей Буффало.
– А кто у нас дядя Буффало?
– Говорю же – тип один. Хлюст. Он повез меня к себе домой и запер в своей квартире. И сказал: если твоя мама захочет тебя увидеть, она знает, что ей надо делать.
– И ты сбежал?
– Сбежал.
– А что, если ты все не так понял и она вынуждена была это сделать? – Сергей упорно не хотел верить в то, что мать, воспитавшая такого смышленого и талантливого парня, каким ему показался Соломон, способна на такой чудовищный поступок.
– Я уже думал об этом, – пожал плечами Соломон. – Пусть даже между моей матерью и этим Буффало были сложные отношения, и она была ему чем-то обязана. Пусть. Но если она жива, то она должна была меня искать здесь, потому что именно здесь мы были все трое, и именно здесь она бросила меня. Прошло уже пять с лишним лет, а она до сих пор не объявилась? Меня за это время уж кто только не хотел усыновить… Но я не соглашался. Не хочу. Я не верю взрослым. Иногда мне кажется, что у меня было две мамы. Одна хорошая, та, с которой мы жили в большом доме в лесу и которая на завтрак пекла мне маленькие блинчики с медом. А другая – это та, которая привезла меня сюда и бросила…
Соломон обернулся на шорох – в дверях стояла закутанная в красную махровую простыню Маша. В глазах ее стояли слезы: она услышала последнюю часть рассказа Соломона.
– Ну, как душ? – Соломон, стараясь не показывать своего волнения, привстал, приветствуя Машу.
– Спасибо, Соломон, душ прекрасный. Сережа, предлагаю и тебе тоже… – И тут ее взгляд упал на брата, который, растянувшись на ковре, крепко спал, подложив под щеку коробку из-под мозаики. – Смотри… Бедный Пузырек.
Спустя полчаса, когда и Серега привел себя в порядок, ребята сидели в большой, теплой и ярко освещенной кухне. Она прямо-таки завораживала своими огромными кастрюлями и сковородками, гигантской плитой и невероятных размеров чайниками.
– Тут мне баба Надя оставила ужин, – сказал Соломон и снял с плиты несколько мисок и кастрюльку. – Посмотрим, что у нас сегодня… Ага, макароны по-флотски, блинчики и вермишелевый суп. Отличненько. А тут что? Компот из сухофруктов… Сейчас достану тарелки и – милости прошу! – сказал душка Соломон. – Как видите, с голоду я никогда не умру. Вы себе даже представить не можете, как много вокруг хороших людей…
И Маша, вспомнив, какими чувствами руководствовались они с Сережей, когда окликнули его еще там, на улице, когда он почти спустился под землю, снова прослезилась. «Возможно, он бы и не оскорбился, если бы мы сразу предложили ему тушенку. Или?..» Она так и не нашла ответа на свой вопрос.
Соломон разбудил их в шесть утра. К тому времени на кухню пришла повариха – заваривать бульон, кипятить молоко, принимать продукты…
Покидали детсад таким же странным способом, каким и приходили: через калитку, а потом дыру в бетонном заборе.
– А куда мы теперь? – спросил Соломона заспанный Пузырек. – И почему мы не позавтракали?
– С завтраком туговато, – признался Соломон. – Но детский сад – есть детский сад, и испаряться из него надо в шесть, а то и в пять утра. Это хорошо, что нас еще не засекли. Сторожиха – это вам не повариха. Разные люди… Но я предлагаю все-таки не заниматься самодеятельностью, а обратиться за помощью в милицию.
– Что?! – воскликнули хором Сергей с Машей. – В милицию? Да ты что!
– Но не официально, а иначе… – Соломон немного замялся.
Ребята стояли на обочине дороги, тонувшей, как и все вокруг, в густом молочном тумане.
– Есть у меня один друг, взрослый человек, оперуполномоченный из уголовного розыска. Его зовут Олег, фамилия Царев.
– Ты предлагаешь рассказать ему обо всем, и даже о том, что мы сбежали из дома на папиной машине? – Горностаев от слов Соломона окончательно проснулся и теперь разве что не крутил пальцем у виска, настолько был раздосадован. «Здрасте, приехали», – покачал он головой.
