Такие мысли бродили в головах у ребят.
– Зачем на остров, если мертвецы, как мы поняли, нас вообще не трогают? – недовольный положением вещей и неизвестностью, крикнул Вовка.
Деревня плюхнул по воде руками, разворачиваясь и собираясь что-то ответить, но тут показались два медлительных трупа-преследователя, и Маня Бердянская, истошно закричав: «Ой, мамочки! Вот они!», сиганула в воду и по-собачьи поплыла вслед за Копыточкиным. Остальные без слов последовали ее примеру.
Это только потом, уже оказавшись на крошечном песчаном островке, Катя Петрушкина вспомнила, что совершенно не умеет плавать… Но доплыла! А могла ведь утонуть… Катя в изнеможении упала на песок…
– Не бойся, Петрушкина, они сюда не приплывут! – похлопав ее по щекам, зашептал встревоженный Мишка. – Мертвецам, понимаешь, плавать-то тяжело. Да! Вода между костей гуляет, жира-то у них нет! А жир как раз на воде и держит, тонуть не позволяет!
Ребята молча пытались разглядеть, как ведут себя покойники на берегу. Но тут был не иллюминированный по случаю Королевской Ночи лагерь «Огонек», а лесной пруд. Луна пропала, тьма стояла над водой хоть глаз коли. И тихо было. Очень… Только волна плескала иногда да далекие крики изредка раздавались. И голуби – потревоженные кладбищенские голуби проносились над прудом и громко перекликались…
– Рассказывай, Деревня… В смысле, Копыточкин, – скомандовал Вовка.
– Расскажу, – кротко ответил Деревня. Ух, до чего он был необидчивый, аж зло брало! Петрушкина или Никифорова за такую команду уже бы с ним, с Вовкой, дрались. А Деревня даже не заметил, что ему приказывают. Не хитрый ли он колдун?..
Вовку даже передернуло, едва он подумал, не колдун ли Копыточкин. Не друг ли он ходячих мертвецов? И не он ли все это затеял?!
– Дурной славой пользуется это кладбище… – начал рассказывать Деревня. – Не хоронят тут уже давно никого.
– Знаем. – Вовка хотел начать высмеивать его деревенские байки, но передумал.
– Ну вот. – Копыточкин снова не обиделся. – А все почему? Вставали здесь из могил мертвецы – и шастали по округе. Они искали живых – тех, кого можно в свою могилу положить. А самим жить вместо него, живого человека. Если лежит вместо такого вставшего из земли покойника кто-то в могиле, то и покойник этот со временем живым становится – но только на вид. И кожа у него, как у живого, и глаза, и двигается, как обычный человек. Только души нет. Но живет он на земле наравне с живыми, не отличишь уж теперь.
– Врешь, Деревня, – раздался вдруг спокойный и твердый голос.
Все оглянулись – и не поверили себе: это Ботаник, забитый, зачуханный Ботаник вдруг решил выступить.
– Если бы выходили мертвецы из могил и вместо себя живых укладывали, то люди бы пропадали, – продолжал он. Видимо, страх придал ему такой смелости. – А я каждый год в «Огонек» езжу. Никто и никогда у нас в лагере не пропадал.
– Правильно! – даже как-то весело согласился Деревня. – Потому что и не поднимались они из могил много-много лет! А сегодня их кто-то вызвал оттуда! Дал команду. И они полезли!
– Это как?
– Нельзя ходить на наше кладбище в полнолуние! – Деревня со своим полнолунием уже замучил просто всех. – Когда-то давно, в позапрошлом веке, жил один человек, который научился оживлять мертвецов и руководить ими. Ну, в своих корыстных целях он их использовал. Для этого у него специальное устройство было, из особого состава сделанное. И если в полнолуние отраженный свет луны упадет на него – тут-то вся свистопляска и начинается. И выглядело оно, как мне бабка с дедом рассказали, как медальон на памятнике. Ну, «спи спокойно, дорогой товарищ» и даты жизни на котором пишут. Вызывал этот колдун того покойника, выходил тот из могилы, разыскивал человека, на котором колдун специальную метку сделал…
– Какую метку? – вновь перебил рассказчика Вовка. Какие-то смутные сомнения начали закрадываться ему в голову.
– А кому какую, – пожал плечами Копыточкин. – Бабка с дедом говорили, что вроде креста мелом на одежде. И мел тот, ну, именно тот кусок, которым рисовал, обязательно нужно на кладбище принести и поймать им отраженный от этого специального колдовского медальона свет луны. Или подкладывал часть мелка в карман. А кому-то осколок белой разбитой тарелки подсовывал – и перед этим, соответственно, саму эту тарелку на кладбище волок, чтобы, значит, колдовской свет луны ею отразить. Хитрый он был, много всяких уловок придумал.
– А что, бабка с дедом твои колдуна этого видели? – спросила Петрушкина.
– Нет, конечно, – ответил Дима. – Это им рассказывали. Но они видели тех, кто из могил встал…
– Ходячих покойников?
– Да. Брал колдун деньги с тех, кто своих врагов со свету сжить собирался. Подложит осколок или белый мелок в карман, или крестик, загогульку или полосочку нарисует. И все. А через некоторое время пропадал человек, исчезал, как и не было. А появляется на свете другой – мрачный, нелюдимый, исполнительный. Иногда люди своих родственников в таких мрачных личностях узнавали – родственников, понятное дело, давно умерших. С ума некоторые от этого сходили. Целая гвардия таких монстров, говорят, у колдуна была.
– Зомби? – ахнул Мишка.
– Вроде того, – ответил Копыточкин. – Они ему много богатства натаскали. И еще наверняка кучу тайных дел наделали. Сыщик один в те времена за ним все следил, на чистую воду злодея вывести собирался.
– Поймал? – хлопая себя по мокрым плечам и дрожа от холода, с надеждой спросила Маня Бердянская.
– Ну слушайте… – Копыточкин выдержал паузу. Но все и так слушали его, затаив дыхание. – Добрался колдун и до наших краев. Кого-то ему, видать, здешнего извести заказали, или покойник ему особенный понадобился – тут уж врать не буду, не знаю. Но пошел он на кладбище в самое полнолуние, встал у могилы со своими колдовскими инструментами, как полночь наступила. Но тут сыщик со своим помощником, а помощника он из деревни взял, как выскочит, как его схватит на месте совершения преступления!
– Вот молодец! – обрадовался Ботаник, но тут же стыдливо зажал рот ладошкой.
– Да. Принялись сыщик и помощник наручники на колдуна надевать. Да тот сильный оказался, сопротивлялся. Пистолет-то у сыщика выхватил да как пальнет в него… Убил, в общем. А помощник сыщика, пацан деревенский, местный, так расстроился, что бросился на того колдуна… Боролись они, боролись. Пистолет к парню в руки попал… А колдун его уже душить начал. Застрелил его тогда парнишка. Перепугался сам, в деревню побежал. Утром полиция нагрянула, разбираться начали – и засудили парнишку. За оба убийства. На каторгу сослали. Вернулся уже старым в деревню, всем рассказывать начал про колдуна и про то, что на самом деле случилось. Сыщик ведь и про все колдовские подробности узнать успел и помощнику своему поведал. Вот он и рассказывал… Кто верил, кто нет… Так и бабушка с дедушкой мои эту всю историю узнали.
– Ужас! – ахнула Петрушкина.
Все были с ней согласны.
– Услышали бабушка с дедушкой про колдуна, еще когда маленькими были. Да и многие в деревне про это знают. Наверно, за страшилку принимают, везде же есть местные легенды. – Копыточкин перевел дух. – Так вот и было – верили – не верили… Но лет пятьдесят назад вновь появились живые мертвецы… Вот как раз с ними-то мои дед с бабкой и повидались… Хорошо, что многие помнили ту старую историю – и нашли на них управу.
– Ну, что, что тогда сделали? – Вовка подскочил аж от нетерпения – и в воду плюхнулся. Островок-то был совсем крошечным, всем места не хватало.
– И кто их вызвал из могил? – спросил Андрюшка.
– Погодите, не перебивайте. – Копыточкин вел себя как настоящий лектор. И все слушали его, забыв о том, что они промокшие, замерзшие, перепуганные. – Свое главное орудие для вызывания покойников колдун тогда на кладбище выронил. Где-то оно затерялось, завалялось, видно, не нашла его тогдашняя сыскная полиция. Или даже не искала. Потому что не верила в такие колдовские страсти… Но в пятидесятые годы уже двадцатого века пошла везде мода памятники на могилах ставить. Такие солидные, из гранита, с портретами, надписями. Появились умельцы, которые наловчились старинные надгробия с никому уже не известных могил снимать, обтачивать, переделывать – и заново продавать. Вот такие же шустрые ребята старое надгробие на нашем кладбище присмотрели, утащили, а заодно и на этот медальон наткнулись. Решили, что он с какого-то другого памятника отвалился. Подобрали, отшлифовали, надпись написали, которую заказчик попросил, – и к памятнику прикрутили.
– К какому памятнику? – Вовка все больше волновался.
– Да я и сам не знаю. Не видел, – честно признался Копыточкин. – Я особо этой историей не интересовался раньше. Так, слышал просто от ребят деревенских да от деда и бабушки в общих чертах, но на всякий случай кладбище стороной обходил, особенно туда и не совался. А раз такое закрутилось сегодня, я и кинулся бабку с дедом трясти, все выведывать… Но вы дальше слушайте! В общем, стоит себе этот памятник и стоит, никого не трогает. А в церкви-то кладбищенской, которую при советской власти сразу закрыли, склад был. С фермы, которая вон там, неподалеку за пастбищем, молоко туда в больших флягах возили. В церкви холодно всегда, летом самая прохлада. Так вот на телеге везли как-то эти бидоны. Поздно уже везли, как раз с последней, с ночной дойки. Мимо этого памятника с медальоном, видимо, телега проезжала. И все совпало: ночь оказалась ночью полнолуния, вышла луна из-за тучи, в самую полночь упал ее луч на медальон, а от медальона свет отразился – и как раз в один из алюминиевых блестящих бидонов ударил… И начали с тех пор покойники по всей округе мотаться.
