— Может быть, сокровища так и остались в подвалах?!
Йонас перестал топать и смотрел, выпучив глаза, а потом даже подпрыгнул на месте:
— Остались! Конечно же, остались! Почему бы им не остаться? Пошли искать вот в те развалины!..
Перед ними высился полуразрушенный замок с выжженными, почерневшими глазницами окон — печальное напоминание о вельможах Радвилах. Время безжалостно точило стены этого замка. Замок перестраивали, ремонтировали, и то, что не сделали века, довершила последняя война. Остались только почерневшие, потрескивавшиеся стены. И лишь кое-где среди обгорелых остатков извести, среди потрескавшейся штукатурки над дверями и окнами еще были заметны великолепные карнизы верхних этажей, замысловатые лепные украшения с гербом Радвилов.
Перед войной замок приспособили под центральный почтамт: окна забрали толстыми решетками, навесили прочные железные двери. Теперь эти двери, обожженные и расхлябанные, пробитые и выщербленные пулями, осколками, были подперты огромными кольями и завязаны проволокой, чтобы никто без дела не лазил по развалинам. Однако, обойдя замок вокруг, ребята обнаружили большой пролом в стене.
— Лезем, лезем! Может, и подвал какой-нибудь найдем! — не унимался Йонас.
— Так сразу и нашел! Здесь надо будет произвести раскопки, тогда, возможно, и найдем что-нибудь, — серьезно объяснил Костас.
— Вот бы сокровища! Найти бы! Что? Или плохо? — не унимался Зигмас.
— Ромас, чего мы ждем! — не выдержал Йонас. — Полезли!
— Что же там делать голыми руками, нужны инструменты.
— Так чего мы стоим? — возмутился Йонас. — Пошли за инструментами! Возьмем, принесем сюда и начнем раскопки.
Но почему-то никто не поддержал Йонаса.
— Подумаешь, лазить по развалинам! — пренебрежительно фыркнула Ниёле. — Что нам, в городе места мало?
Зигмас тотчас присоединился к девочке:
— Верно. Если тут что-нибудь и было, так за столько веков давно уже нашел кто-нибудь. Но если Йонас хочет, пусть сам лезет.
Остальные молчали.
Йонас вдруг схватился за голову:
— Ай! Как же это я совсем забыл, что мне надо быть дома?
Он оглянулся, ожидая, что скажут Симас и Ромас. Уж не подумают ли они, что Йонас струсил. Нет. Ребята не смеются.
— Давайте завтра придем сюда, — предложил Ромас.
— Ага! Завтра! Это хорошо! — обрадовался Йонас.
Так все и разошлись.
Но под вечер Йонас прибежал к Ромасу. Он был очень взволнован. Оказалось, что Йонас, когда мать ушла, уговорил братишку поиграть дома одному, Йонас даже подарил ему лучший свой меч, оклеенный серебряной блестящей бумагой. А сам убежал. Он обегал товарищей и сумел всех оповестить. Только Зигмаса не нашел.
Йонас торопливо вывел Ромаса в коридор и зашептал:
— Ромас, идем в развалины, я свободен!
— Вдвоем? — удивился Ромас.
— Нет, с Костасом и Симасом. Только Зигмаса не нашли. А Ниёле сама не хочет, она договорилась с девчонками в кино идти.
— Где они?
— Ждут на улице.
— Надо подумать. Лучше, чтобы и Зигмас был. Да и поздно уже сегодня.
— Ничего не поздно! И потом, какая разница — там же все равно темно. А Зигмасу завтра все расскажем.
Возражать не приходилось. Тем более, что и Ромаса самого манили развалины.
— Что с тобой, нога болит? — спросил Ромас, видя, как Йонас хромает, спускаясь по ступенькам, словно нога у него деревянная.
Вместо ответа Йонас вытащил из штанины железную кочергу.
Костас и Симас, поджидавшие на улице, тоже были не с пустыми руками. Один держал небольшую лопатку, завернутую в газету, второй — мотыгу, которой отец разрыхлял землю в саду.
Видя, что товарищи так серьезно подготовились, Ромас вернулся домой и прихватил карманный фонарик.
Ребята отыскали обнаруженный днем пролом и один за другим пролезли в него.
На улице только начинало смеркаться, а здесь их сразу окружили сумерки; словно сквозь туман вырисовывались очертания стен, проемы окон и дверей.
Друзья стояли в полуразрушенном квадратном помещении. Под ногами валялись обломки кладки, кучи кирпича и камня; словно гигантские змеи, извивались исковерканные железные балки, торчали обгорелые концы деревянных перекрытий.
— Ромас, посвети, — прошептал Костас.
— Потом ничего не увидишь.
— Я уже и так не вижу.
И действительно, Костас ничего не мог разглядеть сквозь очки. Словно их кто-то заклеил бумагой.
Йонас, уже успевший осмотреть помещение и даже кое-где копнуть своей кочергой, доложил:
— Тут ничего нет, пошли дальше.
Осторожно переступая через глыбы штукатурки и кирпича, исследуя каждый закоулок, они миновали полуразрушенное помещение. В одних местах грозно нависали над головой ступени лестниц, в других перекосившаяся стена, казалось, рухнет от малейшего прикосновения. Ребята обходили эти опасные места.
Вдруг их обостренный слух уловил какой-то звук, доносившийся словно из подземелья. Они остановились и стали прислушиваться. Но вокруг снова было тихо и спокойно, лишь на улице промчалась машина да слышались голоса прохожих. Двинулись дальше. И вдруг рядом за стеной послышался стук, грохот… Ребята замерли. Теперь уже был ясно слышен скрежет железа о камень. Потом отчетливо донесся скрип открываемой двери. У ребят мороз пробежал по коже, Йонас, стоявший у дверного проема, увидел, как в соседнем помещении, откуда доносились эти таинственные звуки, мелькнуло что-то белое, исчезло и снова замаячило… И показалось Йонасу, что это тень отца Хауста — страшного отравителя. Приоткрыв железную дверь подвала, призрак выбирается наружу, чтобы заманить ребят в подземелье… От страха волосы Йонаса встали дыбом. Он попятился, бормоча: «Привидение, привидение!» Ужас товарища передался стоящему рядом Костасу, хотя тот ничего и не видел. Охваченные страхом, они оба отступали, пока в темноте не наткнулись на Ромаса.
От страха волосы Йонаса встали дыбом. Он попятился, бормоча! «Привидение, привидение!»
Ромас схватил Йонаса за плечо и прошептал:
— Погоди, не шуми, надо выяснить, кто там.
Йонас, хоть и дрожал от страха, остановился. Костас наткнулся на него, и оба упали, Йонас испуганно взвизгнул. В это время из-за стены послышался не то стон, не то всхлип, не то мольба:
— Хи-хи-хи… Я ни-и-че-е-е-го-о-о… Я — я…
Ужас обуял ребят, Йонас вскочил и бросился к отверстию в стене. Костас, выставив вперед руки, мчался следом. Ромас и Симас пятились назад. Первым опомнился всегда хладнокровный Симас:
— Ромас, Ромас! Ребята, погодите. Голос-то чей?.. Никогда такого не слышали!
За стеной снова запричитали:
— Я-а-а, я-а-а ни-и-че-че-го… я-а-а…
— Правда, — остановился Ромас, — неужели это он?
Они осторожно приблизились к стене, и Симас крикнул:
— Зигмас, это ты там? Не бойся, это мы.
Несколько секунд было тихо, а затем послышалось радостное мычание и в дверном проеме появилась тень. Ромас осветил ее фонариком. Это и вправду был Зигмас. Бледный, с дрожащими губами.
— К-к-как-к… я напугался, — стуча зубами, рассказывал он, — думал, это привидение идет.
— Мы тоже испугались, — признался Ромас.
— Почему ты один сюда пришел, Зигмас? — спросил Симас.
Зигмас молчал.
— Мы же договорились на завтра, все вместе, — подхватил Ромас.
— А вы почему пришли? — вытянул шею Зигмас.
— Я был у тебя, да не нашел, — сказал Йонас.
Зигмас признался:
— Мы с Костасом поспорили, кто из нас храбрее. Я хотел доказать ему и пришел один. А завтра бы все рассказал.
Они осмотрели вырытую Зигмасом яму, попробовали копать глубже, однако, кроме камней и кирпича, ничего не нашли. Костас сказал:
— Когда я буду археологом, то наверняка раскопаю это подземелье.
— Ха-ха-ха, я начал — ты кончишь, ухмыльнулся Зигмас. — И докажешь, что ты один настоящий храбрец.
Костас глянул на товарища и ничего не сказал.
Зигмас обидел Костаса, назвал его трусом. Кроме того, Зигмас один вечером отправился в развалины замка… Костас не был уверен, отважился ли бы он на такой подвиг. Перебирая события своей короткой жизни, Костас вообще не мог вспомнить за собой ни одного смелого поступка. Нет, он не уклонялся от опасности, но ему просто не довелось с ней встречаться. Он не шатался по улицам, не задирался без причины, как другие мальчики, он не лазил по крышам и заборам.
Костас шел к дому учителя.
Все пустыннее, все таинственнее казались улицы Старого города, эти кривые, запутанные лабиринты средневековья. Прохожих было мало. Там, в центре города, на широких улицах и площадях, залитых светом, сновали толпы людей, мчались автобусы, разбрызгивали белые и синие искры троллейбусы. А здесь лишь изредка стучал каблуками прохожий и одиноко качались под порывами ветра редкие фонари на перекрестках. И от соседства этого неуютного света еще таинственнее и беспросветнее казались закоулки, неосвещенные улички и провалы дворов. Костас пробегал такие места зажмурившись, рысью и замедлял шаги на свету.
