И этот призрак тихо растворился в тумане. Не плеснула вода, не стукнулось весло в борт лодки.
И вдруг из самой гущи тумана послышался громкий кашель и грубый голос, который смачно выругался.
Нам это привидение ловить расхотелось. И мы пошли домой с какой-то неясной тревогой в сердце.
После ужина мы с Алешкой устроились на тахте, и Матвеич продолжил свой рассказ.
— Вообще, — начал он, — этот Окаянный Ганс был очень злобный человек. И во всех своих бедах он винил работников милиции. Считал, что они загубили его молодую жизнь. Судимостей у него было как у Атосика блох. Но виноваты в этом «менты поганые», а сам Ганс — невинно пострадавший. Он так всегда говорил: «Ну, шубенку снял с бабенки, так не замерзла же. А меня — на зону. Ну, машину угнал — так не разбил же, а меня в тюрягу. Ну, квартирку ломанул одного лоха, но ведь не дочиста ее вымел. А мне — срок. Задолбали меня менты коварные. Молодую жизнь загубили. Но я в долгу не останусь, заплачут они у меня горючими слезами…»
И тут, в темноте ночи, за окном раздался выстрел!
Глава VII
Дела минувших дней…
Прошло одно мгновенье, мы с Алешкой еще сидели, оцепенев, а Матвеич уже вырубил свет и, стоя сбоку от окна, внимательно смотрел на улицу. Вот что значит старый опер!
— Сидеть дома! — сказал он. В руке его появился фонарик. — К окну не подходить!
Матвеич вышел во двор, мы, конечно, «послушно» прилипли к окну и видели, как возле калитки поблескивает свет фонаря и движется силуэт Матвеича.
Скоро он вернулся. В одной руке — фонарик, в другой — небольшая картонная трубочка и кусочек проволоки.
— Новогодняя хлопушка, — сказал Матвеич. — Хорошо, что не петарда. Мальчишки, небось, балуются. — Он помолчал. — Хотя какие здесь мальчишки? Только вы. А все остальные в округе — это старики.
Хлопушечка мне показалась знакомой. Да и проволочка тоже: точь-в-точь такая, какой Алешка свои кроссовки зашнуровал. Синенькая…
— Хулиганье! — возмутился Алешка. — Всем остальным старикам в округе спать не дают.
Матвеич положил хлопушку на стол.
— Она была привязана к калитке. Да остроумно так — как калитка откроется, так хлопушка и хлопнет. Умелец какой-то сработал.
— Вроде Окаянного Ганса, — подсказал Алешка.
— Ничего, я ее завтра участковому снесу, пусть он этого маленького Ганса вычислит, и мы ему оба уха надерем.
— Оба не надо, — заступился Алешка. — Это несправедливо.
— Почему? — удивился Матвеич.
— Хлопушка-то одна, а уха два.
— Может, ты и прав. — Матвеич в задумчивости поскреб немного заросший подбородок. — Мы лучше родителей оштрафуем.
— Смотря чьих, — как-то осторожно сказал Алешка. И прикусил язык. — Давайте лучше про настоящего Ганса послушаем. Очень меня его судьба волнует.
— Ну, хорошо. — Матвеич убрал хлопушку в стол. — Только с условием: Дима нам сделает чай.
— Два условия, — поспешил Алешка. — С гренками.
Условия были соблюдены, и мы опять стали слушать рассказ Матвеича, не подозревая, что он уже получил свое продолжение рядом с нами. Опасное и неотвратимое…
— Ну что? Вычислили мы этого Ганса, установили, что он живет на окраине маленького городка. Выехали туда на задержание. Но сперва провели разведку на местности. Выяснили, что живет он тихо-мирно, работает на заводе, ни в чем плохом не замечен. Живет скромно — не похоже, что сильно разбогател на краже…
— Притворялся, — уверенно заявил Алешка. — Запрятал все, что скрал, и ждал, пока вы успокоитесь. А потом все бы продал — и в ресторан.
— В ресторан… — усмехнулся Матвеич. — Если бы он все, что похитил, продал, то мог бы просидеть в ресторане до конца своей жизни.
— Скучновато… — Алешка покачал головой.
— Что поделаешь — такое у него представление о счастье. А у тебя? — спросил он Алешку.
— А я откуда знаю? — искренне удивился мой младший братец. — Мы про счастье еще не проходили.
— Ну, а твой папа? Как ты думаешь, он счастливый человек? У него трудная и опасная работа. С таким злом, с такой грязью ему приходится работать… Это тебе не песенки на эстраде распевать.
— Зато он людей защищает. И всякое зло наказывает.
— Ну, а твоя мама? Она счастливая?
— Ого! Ей еще лучше живется. У нее мы с Димкой есть. И папа. И подруга Зинка. И хлопот полон рот. Ей скучать некогда.
— Ну, вот видишь, как просто?
— Еще бы. Очень просто: любимая работа, любимые люди рядышком, хлопот полон рот — вот тебе и счастье! Так, что ли? — Алешка улыбнулся. — Поехали дальше.
— А что дальше? Начали мы этого Ганса потихонечку окружать. Изучили его знакомства, негласно допросили соседей. И ничего, в общем-то, не узнали. Правда, на заводе один рабочий обмолвился, что Гансовский не так давно ездил в Крым. Зачем, почему — никто не знает. Мы тут же послали в Крым двоих наших сотрудников: может, он и там уже успел что-нибудь натворить. А Ганса задержали…
— Он дрался, наверное, когда вы его задерживали?
— Да нет, все было тихо и мирно. Организовали ему повестку в военкомат, там его взяли в наручники и отправили в Управление. Вот тут он, правда, разбушевался. «Менты поганые! Жить не даете! Я честно отбыл наказание! Порвал со своим темным прошлым! А вы на меня чужое дело вешаете! Фашисты! Гестаповцы!» Разбушевался и очень нагло себя вел. В краже, конечно, не признается и нахально так заявляет: «Вещей нет — и кражи нет! Не докажете! А вещи не найдете!»
— И вы, конечно, стали эти краденые вещи искать, да? — догадался Алешка.
— Да… Это была та еще работенка! Обыскали весь его дом. И весь огород «прозвонили» металлоискателем. Даже в скворечник лазили. Бочка у него там была, для дождевой воды — и ту проверили. В собачью конуру заглядывали. В доме даже полы подняли — все напрасно. Нет вещей!
— Здорово запрятал, да?
— Ох, и здорово! А тут как раз наши ребята из Крыма вернулись.
— Они там вещи нашли? — подскочил Алешка.
— Не торопись. Они нашли кое-что не менее важное — информацию. Они установили, что Гансовский присмотрел в Крыму большой дом и договорился с его хозяином о покупке. Этот факт косвенно подтвердил нашу уверенность в том, что кражу совершил Окаянный Ганс. И вот тут мы вспомнили об одном нашем бывшем сотруднике.
— Вы его, что ли, забыли с собой взять? — Лешка явно обиделся за одного бывшего сотрудника.
А я обрадовался, что о нем вспомнили. Мы уже проходили у Чехова: если ружье на стене висит, то оно обязательно должно выстрелить. Или с гвоздя сорваться. Кому-нибудь по башке.
— Нет, мы его не забыли. Просто он уже свое отслужил и отдыхал на пенсии. А человек он был необычайно талантливый. Сейчас бы его назвали экстрасенсом, а мы называли его просто — Нюхач.
— А чего он нюхал? — с удивлением спросил Алешка. — Цветы, что ли? Или духи?
— Нет, он нюхал тайники. У него такой был редкий дар. Он всегда чувствовал что-то спрятанное. Ну там, золото, драгоценные камни, оружие, бумажные деньги.
— Ага! — хихикнул Алешка. — И прямо пальцем тыкал: «Вот здесь я унюхал ведро сокровищ! Копайте три метра в глубину и десять километров в сторону».
— Нет, не совсем так, — не обиделся за своего Нюхача Матвеич, — пальцем в землю он не тыкал. Но когда мы выезжали на место обыска, он сразу мог уверенно сказать: «Да, ребята, здесь спрятаны деньги. Ищите». Но точно место указать не мог. Просто знал, что в этом доме что-то спрятано. Ну, а мы искали. И находили. И в этот раз на него понадеялись. А пока он к нам ехал, мы еще раз допросили всех соседей Ганса. Ничего нового мы не узнали, кроме одной пустяковой вещи.
— В таком деле, — заявил Алешка, — пустяков не бывает.
— Точно! И вот совершенно случайно один его сосед вспомнил, что после поездки в Москву Гансовский попросил у него охотничьи сапоги. Спрашиваем: «Он что, охотник?» «Да нет, — отвечает сосед. — Вроде бы на рыбалку собрался». «Рыбак, значит?» — «Не замечал». Это нас заинтересовало. Изъяли мы эти сапоги, отдали нашему эксперту. Сапоги резиновые, чисто вымытые, высокие такие…
— Знаю! — поспешил Алешка. — У папы такие тоже есть. Здоровенные, по шейку.
— Это тебе по шейку, — уточнил я.
— А тебе по пупок! — уточнил Алешка.
— Не в этом дело, — прервал нас Матвеич. — А дело в том, что эксперт все-таки обнаружил в рубчиках подошв несколько песчинок. И определил, что это песок с берега реки. Вот я и подумал: а что нужно на берегу реки человеку, который рыбу не ловит и на охоту не ходит?
— Купаться пошел! — объяснил Алешка.
— В сапогах по шейку? — усмехнулся я. — Чтобы при купанье ножек не замочить?
— Сам ты дурак! — рассердился Алешка. — Я сразу догадался, что он все сокровища в реке утопил. Чтоб никому не достались.
Матвеич улыбнулся и продолжил:
