Она свернула за угол и оттуда наблюдала за внутренним двориком. После первой встречи с вампиром ощущение близкой опасности стало уже почти привычным. Лило внутренне всегда была готова к внезапному появлению кровопийцы. И хоть ей было доподлинно известно, что эти вампиры всего лишь переодетые люди, она то и дело поглядывала вверх, как будто опасаясь, что на нее сейчас неожиданно метнется летучая мышь, которая примет человеческий облик…
Вот и на сей раз она бросила взгляд вверх, но увидела над собой только облупившуюся штукатурку.
Вдруг до ее слуха вновь донеслось: «Мы пьем кровь! Мы пьем кровь!»
Хор скандировал эти слова, как гимн, голоса доносились откуда-то из глубины дома.
Лило обежала взглядом весь фасад и заметила открытую дверь — помимо той, через которую она попала во внутренний дворик. Дверь вела в подвал. Матовые стекла окон полуподвала были непроницаемы, но одно окно рядом с дверью было закрыто неплотно. Лило прокралась к этому окну, прижимаясь к стене, осторожно заглянула в узкую щель и не поверила своим глазам: вокруг открытого гроба столпились дети и подростки — человек двадцать пять, они завороженно смотрели на вампира, который им что-то объяснял.
— Всего несколько суток отделяют нас от этой ночи, — говорил вампир. — Это будет ночь правосудия. Ночь, которую надолго запомнят богатые, алчные, жадные люди, нажившие свои миллионы на чужом горе. В эту ночь все вы вольетесь в тайный союз вампиров — «Белая сосиска». Но не забывайте: вам предстоит еще тренироваться, чтобы научиться высасывать кровь кровопийц! Каждый получит свое конкретное задание, когда приблизится эта решающая ночь.
Все присутствующие подняли руки вверх и стали делать движения, будто выдаивали что-то из воздуха, скандируя при этом: «Мы пьем кровь! Мы пьем кровь! Кровь мы сосем!» После этого вампир забрался в свой гроб и закрыл над собой крышку. Дети, оживленно переговариваясь, пошли к выходу.
Лило выбежала на улицу, опередив их появление, и шепотом скомандовала Поппи и Доминику:
— Живо за мной! Пошли отсюда! — Дорогой она рассказала им обо всем, что увидела: — Самое главное знает только компьютер в Наташиной комнате, но нам не известно кодовое слово. — И еще она сказала: — Насколько я поняла, окончательная дата какой-то их акции еще не назначена. Как бы нам узнать, что это за акция?
Доминик пожал плечами:
— Время еще есть. Попробуем.
Когда они вернулись в дом Клауса Юргена, их уже ждали. Пятачок сидел в гостиной и бессмысленно листал ежедневную газету. Как только сыщики вошли, он сразу бросил газету через плечо и грозно — насколько мог — воскликнул:
— Кто вам разрешил уходить из дому? Мы же договорились! Я чуть не умер от страха за вас.
— Мы только прогулялись, подышали свежим воздухом. Что, нельзя? — на всякий случай соврала Лило. Все-таки Клаус Юрген взрослый, а взрослым невозможно доверить все — уж слишком они нервные и беспокойные.
— Собирайтесь, едем! — скомандовал Клаус Юрген, подталкивая всех троих к платяному шкафу.
Поппи испуганно взмолилась:
— Прогонять нас домой только за то, что мы без спроса сходили прогуляться?
Пятачок улыбнулся, забыв про всю свою строгость:
— Да не домой! К Акселю на съемки! Так и мне, и Акселю будет спокойнее. А то мы за вас волнуемся, а съемкам конца не видно. Сегодня снимают в замке Нойшванштейн.
«Компьютер! — с сожалением подумал Доминик. — Так и не удастся подобрать код!»
Когда подъехали к воротам замка Нойшванштейн, трое кникербокеров в один голос восхищенно воскликнули:
— Вот это да!
— Это что, построили специально для киносъемок? — спросила Поппи.
Клаус Юрген рассмеялся.
— Нет, Поппи. Этот замок воздвиг баварский король Людвиг Одиннадцатый. Он был мечтателем и большим чудаком, его недаром называли сказочным королем.
— И правда сказочный замок, — залюбовался Доминик.
— Сказочному королю хотелось отгородиться от страшной, безрадостной действительности, вот он и построил этот романтический рыцарский замок. Правда, на строительство ушло все его богатство, он лишился не только своего состояния, но и трона, и даже жизни. Он утонул в озере. И никому до сих пор не известно, было ли это самоубийство или его утопили.
Перед входом в крепость толпились туристы, но их сегодня не пускали, чтобы они не мешали съемкам.
Клаус Юрген показал на входе пропуск и сказал:
— Мы участвуем в съемках!
Когда Доминик увидел на съемочной площадке множество прожекторов, в голове у него мелькнула мысль… Однако он ни с кем ею не поделился.
— Привет, козявки! — раздался вдруг голос неподалеку от кникербокеров.
Загадочное существо с синими волосами, огромными небесно-голубыми ушами и носом, похожим на сливу, улыбаясь, подходило к ним.
— Аксель, это ты? — ахнула Поппи. — Ужас, ну и маска у тебя! Кого это ты играешь?
— Я инопланетянин, который перенесся в прошлое, посетил короля Людвига и по недосмотру прихватил его с собой в наше время, — объяснил Аксель. — Каждый день я играю в новом гриме, но завтра будут снимать мое настоящее лицо!
— То-то все ужаснутся! — пошутила Лило. — Ты должен уговорить режиссера отказаться от этой безумной затеи.
К сожалению, у Акселя не оставалось времени, чтобы поболтать с друзьями: съемка уже начиналась. Кникербокерам разрешили остаться на площадке.
Это произошло как раз в тот момент, когда режиссер Урс Лоцвальд что-то объяснял актерам, — стоявший возле Доминика прожектор вдруг накренился и начал падать. Доминик хотел подхватить его, но не смог удержать тяжелую штангу в руках. Прямо рядом с Акселем с оглушительным звуком взорвалась лампа. Осколки разлетелись во все стороны, поднялся вверх столб белого дыма, запахло озоном.
— Парень, ты что, совсем спятил? — напустился на Доминика мужчина в синем комбинезоне. — Ты же его чуть не убил!
И сгоряча даже отвесил мальчику звонкую затрещину.
— Но я… я… — хотел оправдаться Доминик. Слезы брызнули у него из глаз, он схватился за горевшую от удара щеку. Такого позора ему еще не приходилось сносить — на глазах у всех!.. — Я хотел удержать этот софит!
Но техник-осветитель по-прежнему злобно смотрел на него.
— Это ты его опрокинул. Я своими глазами видел, — произнес кто-то за спиной мальчика.
Доминик обернулся, чтобы узнать, кто это говорит. Лицо показалось ему знакомым. Ну конечно, он уже видел его на площадке в прошлый раз. Или в гримерной…
— Ты его толкнул, и он упал, — настаивал этот человек.
— Так оно и было, господин Шламицки, — подтвердил техник-осветитель.
Урс Лоцвальд, бородатый режиссер в маленькой кепочке, был краток:
— Детей с площадки долой! Мы и без того потеряли уже три съемочных дня. У меня нет никакого желания снимать эту серию вечно.
Тут запротестовал Аксель:
— Это мои друзья! Я хочу, чтобы они остались!
— О бог мой! — взвыл Лоцвальд. — Свяжите этих типов! Угомоните их! У меня больше нет сил!
Тут Доминик поймал на себе враждебные взгляды Лило и Поппи, и ему стало не по себе.
— Что же, по-вашему, я такого сделал? — растерянно спросил он.
— Завистник несчастный! — сощурившись, сказала Лизелотта. — Тебе покоя не дает, что снимают Акселя, а не тебя! Так и норовишь ему навредить!
Доминик сначала побледнел, потом покраснел от гнева.
— Ты действительно обо мне так думаешь?
Лило упрямо кивнула.
— Поппи, и ты?.. — Доминик глядел на девочку, и на глазах выступали слезы обиды.
— Не знаю, Доминик, но… все твое поведение… — лепетала Поппи.
Будь у Доминика что-нибудь в руках, он бы швырнул оземь этот предмет, чтобы дать выход своей ярости: его лучшие друзья считают его негодяем и завистником! Но в руках у него не было ничего, и он круто развернулся и зашагал прочь со съемочной площадки. Ему хотелось забиться в какой-нибудь укромный уголок подальше от людей и выплакать свою обиду. Он вбежал внутрь замка.
«Сегодня же уеду из Мюнхена! Домой! Пусть остаются без меня! — Его переполняли горькие мстительные мысли. — Они еще пожалеют! Они еще узнают!»
Он бежал по ступеням парадной лестницы, сам не зная куда.
Вдруг до него донесся голос Акселя. «Вильма! — кричал тот. — У меня отклеилось правое ухо!»
Только теперь Доминик заметил в вестибюле у окна стол с высоким зеркалом. Там работала гримерша. Вернее, не работала, а стояла за колонной, обнявшись с господином Шламицки. Доминика они не видели. Лишь заслышав зов Акселя, Вильма неохотно высвободилась из объятий и шагнула к своему столу.
Аксель уселся в кресло перед зеркалом. Он подставил Вильме свое ухо, и она осторожно сорвала с него каучук.
