— Но не хочешь же ты убить своих дядю и тетю, а?
— Нет, конечно. Ты права. Я настолько от всего этого ужаса одурел, что и сам не знаю, что говорю. Просто я подумал, что…
— Придумала! — вдруг воскликнула Ханна, меня за руку. — У меня есть план.
Я слышал, как ходили в гостиной тетя и дядя. За окном светила полная белая луна. Она уже поднялась над деревьями. Клочья разорванных туч извивались вокруг нее, словно змеи.
Ханна поманила меня в глубь комнаты.
— А что, если мы спрячем шкуры? — возбужденно прошептала она.
— Спрячем? — также шепотом переспросил я. — И что будет?
— Тетя и дядя не смогут найти их. Ночь пройдет, и они не смогут превратиться в волков.
— То есть если они останутся ночью без своих шкур, это может исцелить их! — понял я.
Ханна кивнула головой.
— Во всяком случае, почему бы не попробовать. Вдруг да поможет и… — Она остановилась. — Стой. Придумала. Еще лучше. Мы их наденем!
— Чего-чего? — опешил я. — Наденем? Зачем?
— Да потому что тетя и дядя будут всюду искать их. Они обшарят сверху донизу оба дома, оба гаража, все дворы. Но им в голову не придет, что шкуры на нас. Об этом они просто не подумают!
— Дошло, — закивал я. — А мы всю ночь будем на Хэллоуине, и они увидят нас только под утро.
На самом деле я не был уверен, что наш план удастся. Мы с Ханной были так перепуганы, что плохо соображали.
Кто знает… а вдруг да получится… а вдруг мы вылечимм дядю Колина и тетю Марту, если спрячем их шкуры до утра.
— Что ж, попытка не пытка, — согласился я.
— Давай, — обрадовалась Ханна. — Надевай свой пиратский костюм. Тетя с дядей не должны ничего заподозрить. А пока ты переодеваешься, я залезу в дом Марлингов и натяну одну шкуру.
Она подтолкнула меня к груде старого тряпья, наваленного на кровать.
— Наряжайся поскорее, а то уже поздно. Встретимся за гаражом. Я принесу и твою шкуру.
Ханна убежала. Я слышал, как она попрощалась с дядей Колином и тетей Мартой в гостиной и сказала им, что будет ждать меня на.
Входная дверь хлопнула. Ханна отправилась в соседий дом за волчьими шкурами. Я быстро натянул порванную в клочья рубашку, разорвал штанины на старых брюках. Затем обвязал голову платком.
Звук открывающейся двери поверг меня в панику. Я круто повернулся.
— Тетя Марта! — вскрикнул я.
Она стояла в дверном проеме и с недовольным видом рассматривала меня.
— Нет, — бросила она, качая головой, — так дело не пойдет.
— А что такое? — опешил я.
— Алекс, это не пойдет, — с недовольным видом повторила она.
Тетя стремительно вошла в комнату. Я застыл на месте. Бежать было поздно.
— Нет, Алекс, так не пойдет. Чего-то не хватает — говорила тетя Марта, негодующе качая головой. — Нужен грим. Тогда костюм заиграет. Пятна грязи на лице или что-нибудь в этом роде. Лицо не должно быть таким чистеньким.
Я стал истерически смеяться. Я-то подумал, тетя разгадала наш с Ханной план. А она-то лишь хотела улучшить мой пиратский вид!
Сделать подходящий, на ее взгляд, грим тете оказалось парой пустяков. Это заняло всего несколько минут. Потом она заглянула в ящик комода, вытащила из одного золотую сережку колечком и прицепила мне ее на ухо.
— Ну вот, совсем другое дело, — довольная собой, заявила тетя. — А теперь беги. Ханна небось заждалась тебя.
Поблагодарив ее, я побежал к выходу. Ханна действительно ждала меня. За гаражом. И уже в волчьей шкуре.
У меня челюсть отвалилась, когда я увидел ее в таком наряде. Так странно было видеть глаза Ханны, поблескивающие в глазницах волчьей головы.
— Ты чего так долго? — спросила она. Голос у нее был глухой и незнакомый, так меняла его волчья голова.
— Да это тетя Марта, — объяснил я. — Ей хотелось довести до совершенства мой пиратский вид. — Я, прищурившись, посмотрел на Ханну. — Как себя чувствуешь в ней?
— Как в шубе. Душно и все чешется, — пожаловалась она. — Вот возьми. — И она вручила мне другую волчью шкуру. — Поторапливайся. Надевай и пошли. А то твои тетя и дядя скоро хватятся их.
Я взял шкуру. Рука утонула в пышной шерсти. Я развернул шкуру и поднял над головой.
— Вот все и сходится, — прошептал я. — Я же говорил, что хочу быть на Хэллоуин оборотнем. Вот мое желание и сбылось.
— Поторапливайся, поторапливайся! — подгоняла меня Ханна. — А то они поймают нас.
Я натянул шкуру на голову и затем надел поверх пиратского костюма. Она была мне как раз, даже слишком плотно сидела. Особенно в ногах. А пасть и глаза пришлись точно впору.
— Ой, ты права, — вздохнул я, — все начинает зудеть. Она мне так тесна… Даже не знаю, смогу ли ходить в ней.
— Она скоро растянется, — прошептала Ханна. — Ну пошли. Быстро уходим отсюда.
Она пошла через задний двор. Потом мы свернули и побежали вдоль боковой стены ее дома и прямо на улицу.
В соседнем квартале слышались голоса мальчишек и девчонок. Это команды ребятишек с мешками обходили дома, выпрашивая сладости.
— Давайте, а не то хуже будет, — кричали они. — Кидайте сладости, а то устроим вам гадости! Будет вам беда вместо радости!
— Нам лучше затесаться в чью-нибудь ком-до, — предложил я. — Так нас труднее будет найти.
Это мысль, — согласилась Ханна. Мы перебежали улицу.
Под шкурой становилось действительно жарко. По лбу у меня струился пот.
Мы прошли несколько кварталов. Но большинство детишек, промышляющих по домам, были гораздо младше нас. Никого подходящего мы не встретили.
Мы повернули за угол и прошли еще несколько кварталов до следующих домов.
— Ой, смотри, кто там! — крикнула Ханна, хватая меня за руку.
Я посмотрел туда, куда она устремила свой взгляд. На лужайке перед фасадом дома стояли, протягивая свои хэллоуинские мешки, мумия и робот.
— Да это же Шон и Арджун! — воскликнула Ханна.
— Давай побираться с ними, — предложил я и побежал по траве, махая им своей лапой. — Эй, ребята, эй!
Шон и Арджун повернулись и уставились на нас.
— Погодите! — кричал я из волчьей пасти.
Оба в один голос завопили, побросали свои мешки и припустили что есть духу, крича «Караул!».
Мы с Ханной остановились на обочине подъездной дорожки, с недоумением глядя им след.
— Мы, похоже, напугали их, — со смехом бросила она.
— Есть немного, — весело подхватил я.
И мы от души расхохотались.
Только недолго мы веселились.
Я услышал тяжелый топот у нас за спиной.
Я обернулся и невольно охнул: по тротуару, не чуя под собой ног, неслись мои тетя и дядя.
— Вон они! — закричал дядя Колин, показывая рукой на нас. — Хватай их!
Я оцепенел от ужаса при виде тети и дяди, несущихся в нашу сторону, словно за ними гналась стая собак.
— Стойте! — взывала к нам тетя Марта. — Отдайте наши шкуры!
Я не мог сдвинуться с места. Но тут Ханна дала мне хорошего пинка, и мы помчались прочь.
Мы не бежали — летели через лужайки, не разбирая дороги. Мы пробегали через дворики у домов и ныряли в окна живых изгородей.
Дядя и тетя не отставали от нас и непрерывно взывали в один голос:
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Их отчаянные вопли звенели у меня в ушах, словно заклятие.
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Мы бежали и бежали. Мимо домов, дворов и лужаек. Все стало сливаться в сплошное неразличимое пятно. Мои тяжелые волчьи задниe лапы колотили по земле. Я с трудом сохранял равновесие. Под жаркой шерстью по моему лицу струился пот.
Еще поворот. Снова темные задние дворы. А потом над нашей головой сомкнулись извивающиеся ветви деревьев. Мы бежали по лесу, лавируя между вздымающимися стволами деревьев, продираясь сквозь непролазный бурьян и кустарник. А тетя и дядя не отставали от нас ни на шаг и жалобным голосом скандировали одну и ту же фразу:
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Мы стали взбираться на невысокий холм, окаймленный вечнозеленым кустарником. Под ногами хрустели и катились в разные стороны сосновые шишки. Ханна вдруг остановилась, рухнула на колени и на четвереньках продолжала карабкаться на вершину холма.
— Отдайте наши шкуры! Отдайте наши шкуры!
Голоса становились все тоньше и все пронзительнее.
И вдруг все смолкло.
Будто земля внезапно остановилась.
Будто все застыло на вершине холма, и даже ветер перестал дуть.
Тишина была физически ощутима.
Дядя Колин и тетя Марта прекратили свою несмолкаемую молитву.
Тяжело дыша, мы с Ханной обернулись и взглянули на них.
— Луна… — еле слышно прошептала Ханна и показала рукой наверх. — Полная луна, Алекс. Она так высоко. Она, очевидно, в апогее.
Она еще шептала эти слова, а тетя и дядя рухнули на колени. Головы у них запрокинулись. На освещенных лунным светом лицах читались скорбь и отчаяние.
