«Зачем ей песок?» — размышляла Люська, наблюдая за управдомшей. Кроме Люськи за ней наблюдали многие — и дети, и взрослые, но никто не бросался помогать нести ведро.
— Теть Свет, давайте помогу, что ж вы одна такую тяжесть тащите! Так себе и желудок сорвать недолго!
С такими словами Люська кинулась на помощь к управдомше.
— Спасибо, золотко, — растрогалась Света, ощущая, что ведро, после того как за него ухватилась Люська, стало значительно легче. — Вот, решила я деткам песочницу организовать, а то во всех дворах песочницы есть, а в нашем нету.
— Ну, дом-то еще новый, — заметила Люська. — Это все со временем делается.
— Ну вот время и подошло.
Малышня расступилась, давая дорогу к песочнице, и Люська увидела, что именно управдомша переоборудовала под песочницу.
«Совсем, что ли, крыша поехала?» — глядя на гроб, который ей сегодня принесли утром, озадачилась Люська. «Песочница» была уже почти наполнена и стала причиной неимоверной радости десятка детей.
— Теть Свет, вы что, шутите? — изумилась Люська.
— Ты о чем?
— О гробе! Это же гроб! А вы его в песочницу превратили… — Люська просто слов не находила от возмущения.
— А что тут такого? — Управдомша деловито высыпала в гроб ведро песка. — Вижу, валяется на лестнице никому не нужный, сиротливый такой гроб, я и взяла его, — объяснила она, и привела свой коронный аргумент: — Не пропадать же добру, правильно?
— Не правильно! Это не по-божески как-то! Противно будет в этой «песочнице» лазить!
— А тебе никто и не предлагает в ней лазить, — невозмутимо сказала управдомша. — Это для детей. А ты уже взрослая.
Вот тут-то Люська и поняла, что закончилось ее детство. Закончилась та беззаботная пора, когда можно было целый день сидеть в песочнице, а потом приходить домой и мыть голову, полную песка. Закончилось то время, когда вечером мама выходила на балкон и кричала: «Люська, иди купаться!», закончилось то время, когда ее можно было назвать ребенком. Теперь она взрослая. Теперь возиться в песке, по меньшей мере, странно (конечно, если не возишься там вместе с каким-то ребенком под видом того, что помогаешь строить ему замки).
— Не пойму, откуда в тебе столько предрассудков. — В грустные мысли вплелся голос неутомимой управдомши, и она снова посоветовала: — Не будь бабкой старой!
А Люська пообещала:
— Хорошо, не буду.
— Вот и ладненько. Подумаешь, был гроб, а стал песочницей. Идем песок таскать.
— Теть Свет, вы хоть разрешения спросили у хозяина песка?
— Конечно, я же не воровка какая-нибудь! — не моргнув глазом, соврала управдомша. — Идем.
И Люська отправилась за песком. А когда несла уже третье ведро, на середине пути вспомнила, что вообще-то она шла к тете Яде.
— Все, я побежала! — опомнилась Люська и, оставив удивленную управдомшу с ведром песка, смоталась по своим важным делам.
Она чувствовала, что сегодня произойдет что-то необычное. Еще необычней, чем то, что произошло в эти дни. И оказалась права. Но об этом позже.
Дверь ей открыла тетя Ядя. Люська сразу поняла, что не ошиблась в своих чувствах. Такой серьезной Иркину матушку она еще никогда не видела.
— Проходи, — сказала тетя Ядя бесцветным голосом и отошла в сторону.
Люська шмыгнула в квартиру и хотела пройти в гостиную, но тетя Ядя ее остановила:
— Идем ко мне в комнату. Нам надо серьезно поговорить.
— Но девчонки и так все знают, — возразила Люська, приветливо кивая девчонкам, которые сидели в гостиной и пили чай с разными вкусностями.
— Люся… Иди в спальню.
Вот теперь Люська поняла, что действительно происходит что-то из ряда вон выходящее. «Люся» — так ее называли в исключительных случаях. Такое бывало очень редко. Все Люська да Люська, а тут — Люся… Есть над чем задуматься.
Она прошла в комнату тети Яди. Вообще-то это была не только комната тети Яди, но еще и комната ее мужа, то есть Иркиного отца, Игоря. Но дома он бывал очень редко, потому что вечно пропадал на разнообразных рыбалках и мероприятиях, связанных с рыбалкой. Летом он уезжал на дачу в деревню к пруду, зимой ездил туда же, но не к пруду, а на пруд — долбил во льду лунки и удил сонную рыбу. Там, возле пруда, вся его жизнь и проходила. Жена с дочкой посылали ему в деревню свои фотографии, и он так узнавал, как внешне меняются его родные. Если я не ошибаюсь, он даже не знал, что его жену теперь зовут не Ирина Тропинкина, а Яздундокта-Розамунда Третья, и что она работает уже не в цехе швеей-мотористкой, а ведьмой в своем собственном магическом салоне. А может, если даже и знал, то уже забыл об этом — ведь все его мысли были заняты рыбалкой. Но надо заметить, увлечение его было не бесполезным. Отнюдь не бесполезным! Тропинкин-старший выкупил у деревенских властей пруд, заселил его различной живностью и наладил свой собственный бизнес, который приносил очень неплохой доход. Совместил, так сказать, приятное с полезным. К его пруду на Крещение едут люди со всех близлежащих населенных пунктов, чтобы набрать в полночь воды из проруби и поучаствовать в веселых гуляниях. Летом, на Ивана Купалу, снова едут, веселятся там от души — через костер прыгают да венки на воду пускают. Ирка с мамой и подружками тоже приезжают иногда на каникулы, и только тогда он видит своих родных вживую. В шумный, пыльный город его и пряником не заманить. Короче говоря, город был ему до лампочки, и жена-ведьма переоборудовала одну из комнат в свой рабочий кабинет.
Итак, Люська прошла в спальню-кабинет и уселась у стола, на котором стоял чайник, лежали пирожные и… фотоальбомы.
«Не поняла», — подумала она.
Тетя Ядя плотно закрыла за собой дверь.
— Да ты кушай, кушай, угощайся.
Люська угостилась.
Тетя Ядя стояла, опершись о стену и скрестив руки на груди.
— Я видела передачу, — сказала она после продолжительного молчания.
— И что вы об этом думаете? — спросила Люська с набитым ртом.
— Много чего думаю. А ты?
— Тоже много. Теть Ядь, именно эта тетка вчера мне всего наговорила, пообещала с меня страшное проклятие снять и венец безбрачия, а сняла серьги золотые. Я не пойму, чего ей от меня надо! Почему она именно ко мне прицепилась, а не к кому-то другому? Я совершенно ничего не понимаю! Со-вер-шен-но! Ой, а может, она маньячка? Сейчас же маньяков как собак нерезаных! Везде одни маньяки! Изо всех щелей лезут.
— Нет, она не маньячка, — покачала головой тетя Ядя и налила себе чаю. — И выбрось из головы мысли о страшном проклятии и венце безбрачия! Неужели ты думаешь, что я не заметила бы, если бы они на тебе были?
— А почему я тогда одинокая? — задала встречный вопрос Люська.
— Потому что не встретила еще своего принца, — пожала плечами тетя Ядя. — Но скоро ты встретишь его, я тебе гарантирую.
— Правда? — зажглась надеждой Люська.
— Да.
— А откуда вы знаете?
— В хрустальном шаре видела.
— Прикольно! Буду ждать! — обрадовалась Люська.
По виду тети Яди было заметно, что она Люську позвала вовсе не для того, чтобы о парнях поговорить. И Люська сказала:
— Теть Ядь, так зачем вы меня позвали?
— Я кое-что выяснила, — откусывая кусочек эклера, произнесла тетя Ядя.
— Что же? — подалась вперед Люська.
Тетя Ядя помолчала, а после этого поделилась:
— Знаешь… Так все запутано… В голове не укладывается… Я ничего не могу понять, ничего… Никак не получается связать между собой. Чушь! Бред! Ахинея!
— Да о чем вы? — нетерпеливо поинтересовалась Люська.
— Не хочешь фотки посмотреть? — спросила вдруг ведьма.
«Совсем уже тетка, — подумала Люська. — Моя жизнь летит под откос, а она мне фотки сует. Самое, блин, время!»
— Просто до смерти хочу, — ответила Люська, хотя фотографии ее сейчас волновали в последнюю очередь.
Тетя Ядя придвинула к ней старый альбом синего цвета. Сверху он был покрыт бархатом, и на бархате шла надпись золотом: «Фотоальбом».
«А мы бы прямо не догадались», — критически подумала Люська и раскрыла фотоальбом.
Страницы его были не такие, как в современных фотоальбомах, а толстые, картонные, с прорезями, куда следовало помещать уголки снимков, но этими прорезями тетя Ядя пренебрегла — все фотографии были намертво приклеены к картонным страницам.
— Раньше фотографии были в дефиците, их почти все приклеивали, а то стырить могли, — объяснила тетя Ядя, заметив скептический Люськин взгляд.
— Да я знаю, — сказала девчонка, — у нас дома у самих в старых альбомах все фотки так приклеены, что гвоздодером не отдерешь.
— Это неинтересно, — говорила тетя Ядя, пролистывая страницы, к которым были присобачены журнальные вырезки о музыкальных ансамблях прошлых лет, — это я раньше по ним фанатела, а сейчас уже пересмотрела свои вкусы. О! Вот то, что нам надо!
