И он, не хуже сестры, устремился на этот больничный тревожный запах, пока не зажег лампу на письменном столе уже в Машиной комнате. Вся комната тотчас наполнилась уютным янтарным светом. Никита увидел раскинувшуюся на постели сестру. В одежде, вымазанная чем-то коричневым, что при ближайшем рассмотрении оказалось йодом, с забинтованным коленом левой ноги и ступней правой, Маша выглядела жутко. И это от ее бинтов пахло больницей и несчастьями.
Понимая, что Маша крепко спит и что будить ее сейчас жестоко, Никита позвонил Сашке с Сергеем и дал отбой:
— Все нормально. Она жива-здорова… — здесь он сделал паузу и вздохнул: — И уже спит. Завтра она нам все расскажет.
После этого прошел на кухню, подогрел себе ужин, съел и затем вымазал в подливе еще одну тарелку, чтобы было видно, что ужинало два человека. Сложил грязную посуду в раковину и только тогда заперся в своей комнате и уселся с фотоаппаратом на подоконнике.
«Еще рано. Вот часика через два-три можно будет снимать…»
Глава 7
РОЗОВЫЙ ФЛАМИНГО. ЗОЛУШКИНЫ НОЖКИ
Никитку разбудили родители. Они явились («Не запылились!») ровно в полночь, как вампиры. Для Пузырька, трепетно относящегося ко всему мистическому и таинственному, полночь являлась точкой отсчета того паранормального, с чем ему приходилось сталкиваться в реальной жизни. Полночь — время ведьм и всей их кровососущей и смертоносной братии. Полночь — время приземления инопланетных кораблей. Полночь — это и пора появления в родном дворе «каждой твари по паре», как в Ноевом ковчеге.
Вот и сейчас случилось так, что в полночь появились родители. «Может, они тоже представители другой цивилизации и только делают вид, что они — земляне?» — подумал Никитка, когда, проснувшись от характерных звуков отпираемой двери, понял, кто его разбудил.
Понятное дело, родители, чувствуя свою вину перед заброшенными детьми, ходили по квартире на цыпочках, боясь потревожить сон родимых чад. Но и не заглянуть в комнаты к своим детям они тоже не могли.
— Я не сплю, — прошептал Никита, увидев в оранжевой щели приоткрытой двери мамин силуэт. — Вы торт принесли?
— Принесли, сынок, принесли… — обрадовалась мама, что хотя бы он не спит, и она успеет еще выплеснуть на него немного своей материнской любви.
Никита, который не помнил, как оказался в постели («вроде бы я сидел на подоконнике»), встал и вышел к маме, обнял ее и, почувствовав тепло ее тела, понял, что она — нормальная земная женщина. Обрадовался и расстроился одновременно.
— Сынок, как прошел день? У вас все нормально?
— Нормально, — он дал себя поцеловать и пошел за мамой на кухню, где уже пахло щами.
Дело в том, что в их семье было заведено, что когда родители возвращаются с какого-нибудь праздника, где подают торт, они всегда приносят по куску детям. Вот только почему после сытного праздничного ужина Пузырев-старший всегда просил перед сном горячих щей — Никитка не понимал.
— Привет, Никита, — папа даже привстал, чтобы по-мужски, крепко пожать руку сыну. — Как дела?
— Нормально, — спокойно, стараясь не выдавать своих мыслей, ответил Никитка, что на самом деле означало: «Нам всем крышка. Ешь свои щи. Там, куда нас в скором времени отправят, вряд ли кто умеет их готовить…»
— А вот и торт, — и мама, отчего-то веселая и счастливая, достала из сумочки пакет с двумя слегка примятыми кусками торта.
— С Машкой все хорошо? — спросил папа, продолжая уписывать щи, да так, что у него на лбу выступил пот.
— Все отлично, — успокоил его Никита. «Хорошо, что я укрыл ее забинтованные ноги простыней, а то бы ты сейчас поперхнулся щами…»
Торт был бисквитный, с розовым кремом.
— Отец, куда ты дел фанту? — спросила мама и, не дождавшись ответа, сама сходила в прихожую и принесла оттуда купленную ими по дороге домой большую бутылку так любимого Никитой напитка. — На, мой дорогой Пузырёчек, запей. А мы с папой так по вам соскучились. Но так все сложилось… — и мама начала довольно пространно объяснять, как же так могло случиться, что дети на весь день остались без присмотра.
«Это вы еще не знаете, что за вашей дочерью следит какой-то странный Гамлет, что целый день она провела неизвестно где и покалечилась…» Он даже немного разозлился на родителей за то, что они, находясь в каком-то радостном возбуждении, даже не заметили зловеще витающего в воздухе запаха больницы, йода.
— Ну все, я пошел спать… — проговорил он, хлопая себя по наполненному тортом животу. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, малышка, — сказала мама в непонятном радостном умилении, обращаясь к Никите, начисто забыв, что перед ней вполне сформировавшаяся личность, способная силой своего интеллекта спасти целую цивилизацию от вымирания.
— Спокойной ночи, — почти символически пожелал он родителям покоя, еще не будучи уверенным в том, что и эта ночь пройдет для всей земной цивилизации спокойно.
Уже в своей комнате, запершись на задвижку, чтобы никто не помешал ему выполнить свой общечеловеческий долг, Никита снова взгромоздился с фотоаппаратом на подоконник и чуть не свалился оттуда сразу же, взглянув вниз…
«Так, спокойно… Возьми себя в руки».
Распахнув пошире окно и свесившись оттуда в ночь, в теплый синий ночной воздух, он смотрел на освещенную лунным светом площадку во дворе и не верил своим глазам. Грациозная, тонконогая красивейшая из птиц, красно-розовая, с длинной шеей, она стояла, выражая своим присутствием полное презрение к тем, кто обязан охранять все живое от вымирания. Фламинго. Посреди московского дворика. Отбор животных продолжался. Невидимые инопланетяне собирали свой Ноев ковчег, чтобы отправить в космос «каждой твари по паре», чтобы «посеять» их на других планетах, как посеяли в свое время на Землю. Но Земля не оправдала доверия, а потому представителям высшей цивилизации приходится теперь, спасая животных и птиц от полного вымирания, переселять их в более благоприятные места во Вселенной.
Никитку от этих мыслей даже затошнило. Он несколько раз зажмуривался, уже даже мечтая о том, чтобы розовый фламинго оказался частью его тревожного сна. Но розовая птица не исчезала. Он щипал себя, и довольно сильно, чтобы проснуться, но ничего не помогало. А ведь прошлой ночью на этом самом месте он видел другое существо, причем не менее экзотичное. И даже заснял его своим фотоаппаратом. Уже завтра пленка будет проявлена и, если получится, то он предъявит ее в качестве доказательства сначала своим друзьям, а потом уже родителям и представителям службы безопасности. Но это будет завтра. А сейчас надо сделать несколько кадров, чтобы обессмертить эту чудесную картинку: розовую птицу на тонких ногах, неподвижно стоящую посреди залитого лунным светом двора.
Несколько раз щелкнув фотоаппаратом, он удовлетворенно вздохнул, как бы прощаясь с заботами минувшего дня, после чего лег в постель и закрыл глаза. Он мечтал проснуться в Москве, на Земле…
Эта ночь оказалась беспокойной и для Сереги Горностаева. Кто бы мог подумать, что в десять часов, вернувшись со службы, отец попросит его о помощи.
— Людмила, освободи пару полок в кладовке, — приказал он тоном, не терпящим возражения, своей жене.
— Олег, что это с тобой? — покачала она головой с каким-то недоверием в голосе. — Первый раз слышу слово «кладовка» из твоих уст, дорогой. И чем это ты решил запастись на ночь глядя? По-моему, хозяйственные проблемы интересуют тебя меньше всего.
— Сказал — освободи полки, значит, надо освободить, — каким-то необыкновенно серьезным тоном ответил ей Горностаев-старший. — Приеду — все объясню.
Сергей, решив, что в данной ситуации бессмысленно спрашивать о чем бы то ни было, молча последовал за отцом вниз, где стояла их машина.
Но и в машине отец тоже молчал. А потом, уже когда они, проехав приличное расстояние, остановились возле супермаркета, работающего круглосуточно, Сергей услышал:
— Чувствую себя последним подлецом, что не могу позвонить и рассказать обо всем, что знаю, своим друзьям, но уже завтра, если повезет, все выяснится.
— Да что случилось? — не выдержал Сергей, выходя из машины.
— Сейчас все поймешь, пойдем. Ты у меня парень крепкий, а потому управимся быстро. Главное, чтобы никто не запаниковал.
Он говорил загадками. Почти как Никита. Сергею ничего не оставалось, как молча подчиняться.
Они вошли в супермаркет, и отец, обращаясь к продавщице, попросил десять пяти литровых пластиковых баллонов с чистой питьевой водой.
Продавщица, в отличие от Сергея, ничуть не удивилась и принялась выставлять на прилавок голубые прозрачные баллоны.
Сергей только успевал относить их к машине.
— Больше не решился, — сказал отец уже в машине, когда они поехали к другому магазину, где купили столько же баллонов.
— Мне ты тоже ничего не объяснишь? — с вызовом спросил Сергей, злясь на отца за такое неуважительное и недоверительное к нему отношение.
