– Да правильно все, правильно, – успокоил ее Саня. – Сами мы запутались. А Канарейкой Пашка этого очкарика прозвал.
– И ни капельки он на канарейку не похож, – проворчала обиженная Анка. – Скорее уж на сову.
Тут вернулся переговоривший с Марксэной Иван Антонович.
– Ты, Санек, не то чтобы на верном пути – об этом пока рано говорить, – сказал он. – Но на правильном. Как вы думаете, есть разница? Верный – это, так сказать, единственно правильный. Ну ладно, к делу. Не упускайте из виду этого паренька. Это внучек Марксэны. Месяц назад перебрался к ней из Ярославля, потому я его и не знаю. Вроде с родителями поссорился да и к работе, говорит, поближе.
«К работе! – подумал Пашка. – Гадать по руке возле памятника – это его работа, что ли?»
– А про голубей вы не спросили? – допытывался Саня.
– Ну нет, так сразу нельзя, – улыбнулся Иван Антонович. – Если бы я сразу сказал, что внучек такими делами занимается, старушке бы «Скорую» вызывать пришлось. И так она причитала, что мальчик ходит куда-то, ни о чем ей не докладывает, даже в комнату к себе не всегда пускает.
– Вот! – воскликнул Саня. – Чего же больше? Он и подкормку такую же швыряет на крышу, какой Марксэна птиц во дворе кормит!
Старик заулыбался:
– Я рад за вас. И рад, что помог вам кое-что выяснить. Но, Санек, должен вас предупредить: все это пока только предположения. Не пойман – не вор. Надо вам, по-моему, еще чуток последить. Тем более, я вижу, вам это занятие нравится. Вот и занимайтесь, – сказал он, как скомандовал. – А мне, извините, пора. Кстати, а где же ваш клиент?
Тут ребята увидели, что Канарейки действительно уже нет во дворе. Марксэна мирно кормила голубей, предусмотрительно привязав дога к дереву, а ее внук исчез!
– Вот те на… – разочарованно протянул Пашка. – Опять проморгали! Где его теперь ловить? Старик улыбнулся, подтягивая к себе поводок Чубика:
– Вам, я думаю, надо сидеть у Санька в квартире. Пока вы еще раз не станете свидетелями охоты. А потом звоните мне. Участковый – мой знакомый. Я его быстренько вызову, а он-то по горячим следам и сцапает голубчика! Ну, все, ребятки, не могу дольше оставаться.
С этими словами Иван Антонович пошел к подъезду «комода», у которого все еще стояла «Газель».
А ребятам было уже не до него. Они так были заняты своими размышлениями, что даже забыли на прощание поблагодарить отзывчивого старика.
– Опять по нулям! – кипел Пашка. – Да я как увидел этого Канарейку, так сразу понял, что с него глаз нельзя сводить!
– Ну и не сводил бы, – отмахнулась Анка.
– Не сведешь тут! Этот ваш Иван Антонович так сладко поет, что все на свете забудешь.
– Ладно, – произнес Саня. – Правильно он все поет. И помог как! Сколько бы мы еще узнавали, кто этот очкарик? А теперь уже многое ясно. Осталось только его застукать во время охоты…
– Когда это еще будет, – разочарованно протянул Пашка.
Тут «Газель», о которой они успели забыть, взревев мотором, исчезла в подворотне. Саня чуть не ахнул.
– Ты хоть номер на этот раз запомнил? – спросил он Пашку.
Тот пожал плечами:
– Ну, запомнил, и что толку? Пустая она укатила.
Анка обиженно взглянула на них, ничего не понимая.
– Опять вы в какие-то свои игры играете? При чем тут эта машина? Ладно, мальчики, я домой поеду. Позвоните, если что.
И, как всегда, не оглядываясь, Анка направилась к остановке.
Крыша дома-«комода» была пустынна. Пашка задумчиво уставился в окно.
– И занавеска в том окне задернута, ничего не видно, – хмуро сказал он.
Саня выглянул из-за его плеча. Ему показалось, что за занавеской страшной квартиры мелькают тени.
– Давай трубу. Там кто-то есть! – скомандовал он.
Но как только они настроили телескоп, заверещал домофон.
– Неужели мама? – недовольно поморщился Саня.
Но это была не мама. Взволнованный Анкин голос отчетливо и поспешно протараторил:
– Он на остановке! Спускайтесь скорее!
Наверное, солдаты по тревоге не одеваются так быстро, как оделись Саня с Пашкой. Им казалось даже, что лифт ползет слишком медленно.
– Пешком надо было бежать! – нетерпеливо приплясывал Пашка.
Саня улыбался. Он-то, несмотря на волнение, помнил, что лифт все же движется быстрее Пашкиных шустрых ног.
Анка отчаянно махала руками, будто уплывала на унесенной ветром льдине. Но стояла она не на льдине, а на каменном барьерчике, отделяющем дворовый скверик от тротуара.
– Вот дура! – выдохнул Пашка. – Взгромоздилась, как памятник. Да на нее уже вся Москва внимание обратила, не то что Канарейка!
– Быстрей, Пашка! Опять упустим! – Саня оглянулся на бегу. – Кстати, памятники руками не машут. И такой зоркостью, как Анка, не обладают.
Не добежав до барьера, ребята увидели, что Анка в отчаянии махнула рукой и спрыгнула на тротуар. Через мгновение послышался звук закрывающихся троллейбусных дверей. Ребята увидели только, как штанги троллейбуса скользнули по проводам и понеслись по Малой Дмитровке к Пушкинской площади.
– Анка с ним поехала! Чтобы не упустить. Вцепилась, как клещ, теперь ни за что не отстанет! – воскликнул Пашка. – А нам что делать? Даже бегом мы до следующей остановки не успеем!
Пашка в расстройстве хлопнул себя по лбу. Шлепок получился звонкий – во всяком случае, громче, чем выстрел из винтовки с глушителем.
Саня нащупал в кармане деньги и, подойдя к краю тротуара, замахал рукой. Первый же «Опель» лихо притормозил, подрезав желтый «Москвич» муниципального такси.
– Быстрей! – не спрашивая, куда надо ехать, махнул водитель «Опеля».
Его поспешность была понятна: из «Москвича» уже вылезал таксист. Лицо его не выражало доброжелательности.
Ребят не надо было уговаривать. Они юркнули на заднее сиденье «Опеля».
– Мы отстали от того троллейбуса, – объяснил Саня, протягивая таксисту десятку. – А в нем маленькая девочка одна осталась. Испугаться может. Так что нам надо на какой-нибудь остановке в этот троллейбус сесть.
Водитель вздохнул. Видно, расстроился, что останавливался из-за такой ерунды. Он газанул так, что ребят вдавило в сиденье, – и через три минуты они уже встречали троллейбус с Анкой и Канарейкой на остановке напротив театра «Ленком».
– Хлеб да соль вам, – поздоровался Пашка, входя в троллейбус.
Анка показала язык.
Наверное, Канарейка спешил. Он часто посматривал на часы, и оглядываться по сторонам у него уже не было времени. Это облегчало слежку. Ребята даже не особенно таились, боясь потерять очкарика из виду. На этот раз его очки сверкали голубыми стеклами.
На эскалаторе метро «Пушкинская», удостоверившись, что Канарейка скользит метрами десятью ниже, Анка стала рассказывать, как она наткнулась на «объект».
– Представляете, подходит мой троллейбус, и вдруг я вижу, что рядом со мной собирается входить… он! Я как увидела его очки, чуть не вскрикнула. И вдруг мои руки сами собой роняют под троллейбус куртку. Я ее сняла, потому что жарко стало, – тараторила Анка. – Так вот, он вниз взглянул, а я руками вот так взмахнула, как будто растерялась, – и очки с него сцарапнула. Очки – вслед за моей курткой. Все кричат водителю: «Стой, стой!» Куртку и очки мы достали, а троллейбус уехал. Он стоит злой, стеклышки в очках проверяет. А я за вами побежала. Еле успела до следующего троллейбуса.
Ребята выслушали Анкин рассказ.
– Ничего себе, у тебя находчивость! – восхитился Саня.
– Да ну, Чибис, какая это находчивость? Для находчивости время нужно, хотя бы секунда. Чтобы сообразить. А ты же слышал: она все делала, не соображая. Это инстинкт. Как у кошки. Когда кошка воробьев ловит, много она соображает? – махнул рукой Пашка, на всякий случай чуть-чуть покосившись в Анкину сторону.
Еще обидится как-нибудь… ярко выраженно. А тут ступеньки вон какие крутые. От незначительного толчка будешь кувыркаться по всему эскалатору. И Канарейку снесешь по дороге, и всех остальных пассажиров.
– А у некоторых даже инстинкта нет. Бегают по дворам, как собаки, только слюну разбрызгивают. Следят за одним, гоняются за другим, а в итоге возвращаются без никого и говорят: да я так, побегать вышел!
Анка произнесла все это нахальным тоном, с полной уверенностью в своем преимуществе. И Пашка, конечно, прикусил язык. Сдержался. А вообще-то, если быть честным, девчонка молодец. Ее даже наградить можно.
«Не буду над ней прикалываться. Минут десять», – решил он.
В метро следить за «объектом» было, конечно же, сложнее. Но интереснее. К тому же можно было не волноваться о том, что Канарейка обнаружит слежку. Куда тут! Столько людей, столько лиц мелькает перед глазами! Толпы народа медленно перетекали в узкие ручейки эскалаторов и в переходы между станциями. При посадке на поезд было еще труднее. Саня предупредил друзей:
– Главное, не торопиться. Он в самую последнюю секунду может передумать. Или не сесть, или хуже того – выйти из вагона перед самым закрытием дверей. Я видел в фильмах, как таким образом отрываются от слежки. А мы запрыгнем в вагон и поедем. Ту-ту-у! До свидания!
