– А если эта Инна Николаевна сегодня не придет?
– А там уже кто-то есть. Смотри! – Ромка указал на свет, пробивающийся из окна мастерской. Но жалюзи на нем сегодня были закрыты наглухо, и он в растерянности притулился к стене. – Блин! Я думал, что она еще не пришла, и собирался встретить ее у входа. А теперь как быть? Придется ждать, когда она выйдет.
Лешка заглянула в окно, не увидела в жалюзи ни единой щелочки и забеспокоилась:
– А если это будет не скоро? Славка же не может гулять с Диком до бесконечности. А если она до глубокой ночи там пробудет? А ты обещал скоро вернуться. А маме с папой что скажем, если пробудем здесь допоздна? Они могут позвонить и потребовать, чтобы мы немедленно шли домой.
Ромка подумал и приблизился к двери:
– Что, если позвонить и попросить ее позвать?
– Ну, позовешь, а что скажешь? Здрасьте, позовите Инну Николаевну, мы хотим получить ее фото на память, да?
– Н-да… А зачем звонить в дверь, когда можно постучать в окно?
Радостно подпрыгнув, Ромка полез в свою сумку и извлек из нее старую, каким-то чудом сохранившуюся маску тигра: в ней он скакал на новогоднем утреннике в детском саду, а еще они с Лешкой играли с ней в «Маугли». Теперь маска стала Ромке мала, и потому он удлинил прорези для глаз, отчего тигр стал отчасти походить на китайца.
Так вот что он так долго искал в шкафах, догадалась Лешка.
А Ромка нацепил на себя тигриную маску, вытащил фотоаппарат, сумку отдал сестре, а сам подкрался к окну мастерской и громко постучал по стеклу.
Через несколько мгновений жалюзи поползли вверх, и из окна выглянуло встревоженное женское лицо. Если художница что и ожидала увидеть, то только не страшный тигриный оскал. Коротко вскрикнув, она отпрянула от окна. Крика ее Ромка с Лешкой, конечно, не услышали, но догадаться было легко. Да и что еще делают люди, когда к ним в окно хочет влезть неизвестное и страшное чудище?
Женщина быстро опустила жалюзи обратно, но Ромка был начеку. Лешка насчитала целых три вспышки его фотоаппарата.
Быстро отскочив за дерево, он сорвал с себя маску, спрятал ее в сумку и прошептал:
– Бежим скорее!
Буквально через три минуты они влетели в метро.
– Уф, дело сделано! – Ромка с шумом выдохнул воздух и показал сестре дисплей фотоаппарата: – Лешк, смотри, как четко вышло! То, что надо для опознания.
Все три фотографии Инны Николаевны получились прекрасно. На первом снимке ее лицо было удивленным, на втором – жутко напуганным, на третьем – слегка повернутым в профиль.
Выйдя из метро, Ромка позвонил Арине.
– Ту женщину, чьи картины продаются на Арбате, зовут Инна Николаевна, она подруга жены Павла Петровича, и мы ее сфотографировали, – скороговоркой сообщил он. – И еще я вот что подумал: а вдруг это и есть та самая подруга твоей Софьи? Только Павел Петрович почему-то утверждает, что они с ней не знакомы. Но откуда ему это знать? Жаль, что мы не спросили у него, была ли Инна Николаевна в Нью-Йорке. Тогда бы все сразу стало на свои места.
– Ну что ж, я могу завтра показать Софье ваши фотографии, – без раздумий ответила Арина. – Подъезжайте после школы к больнице.
Рассказав обо всем Славке и освободив его от Дика, Ромка с Лешкой примчались домой, поужинали, отпечатали снимки и вскоре легли спать. Следовало набраться сил перед завтрашним днем.
У «Склифа» брат с сестрой оказались раньше Арины. Дождавшись темно-синей иномарки, они забрались в машину, а девушка отправилась в больницу. От волнения Ромка не мог усидеть на месте. Он то выскакивал, высматривая, не идет ли она, то залезал обратно, то начинал теребить сестру:
– Как ты думаешь, это та подруга или нет? Неужели моя интуиция меня подведет? Слушай, а даже если это она и есть, то как мы докажем, что именно она подменила картину?
– Не суетись. Потерпи немножко. Арина скоро вернется, и мы обо всем узнаем, – урезонивала брата Лешка, хоть ей и самой не терпелось все поскорее выяснить.
Наконец Арина вышла из больницы. Ромка вылетел ей навстречу:
– Ну что?
Она протянула ему фотографии Инны Николаевны. Ее ответ был краток:
– С этой женщиной Софья незнакома.
– Правда? – убитым голосом сказал Ромка. – А я так надеялся, что это та самая завистница, которая собиралась ее убить. Но ты хоть выяснила, о ком твоя Софья пишет в своем дневнике?
– Да. Она мне рассказала о своей подруге, Оксане Ермаченко. Вместе с ней они жили в Нью-Йорке. Причем у Софьи, хоть она и считала, что дела шли неважно, все же работы покупали некоторые галереи, и результат, как мы с вами знаем, превзошел все ожидания. А Оксане вообще не везло, хотя они обе работали в жанре городского пейзажа. Настроение у подруги, естественно, было отвратительным, она то и дело раздражалась, они без конца ссорились. Наверное, там присутствовала и зависть. Я думаю, в душе Оксана сознавала, что Софья талантливее ее, но не хотела этого признавать. Вот, очевидно, после очередной такой ссоры Сонечка и написала в своем дневнике те гневные строки. Но в целом она к Оксане относится неплохо и желает ей только добра. Да и сама Оксана была очень опечалена, когда узнала, что случилось с ее подругой.
– А сейчас она где, эта Оксана?
– По-прежнему в Нью-Йорке.
На Ромкином лице отпечаталось новое разочарование:
– Как? И она вообще в Москву не приезжала?
– Соня говорит, что нет.
– Во дела! А кто ж тогда преступник?
Арина лишь плечами пожала, а Ромка, поразмыслив, предположил:
– Но, может, эта Оксана каким-то образом связана с Инной Николаевной и подговорила ее подменить картину? – Он схватил девушку за руку: – Мне кажется, что разгадка где-то здесь, совсем рядом. Арин, ну давай прямо сейчас снова съездим в галерею, а? Ну пожалуйста! Ты нам поможешь проникнуть в мастерскую и просмотреть все ее картины. Может, Павел Петрович понятия не имеет, что она там творит?
– Ну что ж, давайте съездим, хоть мне сейчас совсем не хочется его видеть, – неохотно согласилась девушка.
Павел Петрович, увидев Арину и давно примелькавшихся юных посетителей, привстал со своего места:
– Чем могу служить?
– Заехала узнать, нет ли чего нового, – объяснила свой визит девушка. – А они со мной.
– Если ты о картине, то все остается по-прежнему, полиция, по-моему, и не собирается никого искать. Однако в галерее, вернее, вокруг нее, творятся странные вещи. Здесь у меня работает одна знакомая художница, подруга жены, так вот, кто-то вчера поздно вечером ее напугал чуть ли не до смерти.
– Как напугал? – удивилась Арина.
– Какой-то человек со страшным оскалом постучал к ней в окно, после чего ослепил вспышкой. Потом до нее дошло, что неизвестный фотограф был в маске, а в первый момент она не поняла, в чем дело, и чуть в обморок не упала. Бедная Инна никак не ожидала ничего подобного. И я не возьму в толк, кто это мог быть.
С трудом сдержав улыбку, Арина испытующе взглянула на Ромку и сделала ему знак помалкивать. Впрочем, Ромка и не собирался ни в чем сознаваться.
– А чем она здесь по ночам занимается? – спросила девушка.
– Не по ночам, а по вечерам, – ответил Павел. – Пишет кое-что для себя.
– И что, если не секрет? Можно взглянуть? – И Арина, не дожидаясь разрешения, открыла ведущую в студию дверь. Ромка с Лешкой, как приклеенные, последовали за ней.
В мастерской стоял открытый мольберт, а на нем – недописанная белая церквушка на красном закатном небе. Подобную картину брат с сестрой в этой мастерской уже видели, и еще тогда она поразила Лешкино воображение. Но Арина, как ни странно, пренебрежительно махнула рукой:
– Она над этим работает? Кич какой-то. Неужели ты это у себя выставлять собираешься?
– Я? Вовсе нет. Инна пишет на потребу публики. Такие вещи на уличных выставках в один миг разлетаются. А у себя, ты ведь в курсе, я стараюсь выставлять настоящее искусство, по крайней мере, хочется так думать. – Павел Петрович вдруг с обидой взглянул на Арину: – А откуда в тебе такой снобизм? Будто этим никто больше не занимается! Да твоя Софья тоже с Арбата начинала, вспомни об этом.
– А можно я посмотрю другие работы твоей Инны? – миролюбиво спросила Арина и прошлась по студии, разглядывая каждый холст. Ромка тоже не пропускал ни одной картины.
Павел усмехнулся:
– Я, кажется, догадываюсь, что ты хочешь найти. Уж не подозреваешь ли ты, что Инна могла сделать копию и подменить Софьин «Восход»? Вот и Рома мне вчера фотографии какой-то картины показывал и допытывался, чья это работа. Я Инну потом расспросил, она ничего подобного не писала.
Арина кивнула:
– Возможно.
Павел Петрович схватил ее за руку:
– Ты мне не веришь? Обидно и глупо, потому что после пожара и до того момента, как я узнал, что Софьину картину заменили, Инны в Москве не было.
– А мне не обидно! – воскликнула девушка. – Еще раз повторяю – мои друзья не могли этого сделать!
