Сначала оба трудились в полнейшей тишине, нарушаемой только сопением и шелестом переворачиваемых страниц. Первой сделала открытие Яночка.
— Есть! Гляди.
Павлик поглядел и быстренько раскрыл свой каталог на разделе польских марок.
— Вот это да! — присвистнул он. В швейцарском каталоге цена первой польской марки оказалась зачёркнутой, а рядом карандашом были написаны несколько значительно более высоких сумм. То же самое было и с доплатными марками. Напечатанные цены были исправлены мелким почерком на более высокие. В польском каталоге птичками были помечены марки всех образцов, а на полях виднелось множество заметок. Совершенно неразборчивых, ибо сделаны они были карандашом, а потом ещё их пытались стереть ластиком. Не очень тщательно стёрли, но прочесть все равно было невозможно. — Вот и получается, что дело нечисто! — в волнении говорила Яночка, пытаясь сквозь лупу разглядеть надписи на полях. — Наверняка это тот самый Бонифаций…
— Заливаешь? — крикнул Павлик и вырвал у сестры лупу. На полях одной из страниц каталога среди смазанных, полустёртых записей с трудом можно было разглядеть слово «Бонифац». Потом шло грязное пятно от ластика и цифра 30.
— Вот мы и поймали Бонифация! — с удовлетворением произнесла Яночка. — Отдай лупу! Да только не знаю пока, что нам это даст.
— Все-таки какой-то улов, — оптимистично заметил брат. — Там было записано 30? Давай действовать методично. Сначала посмотрим, не номер ли это какой марки.
Под номером 30 фигурировала марка номиналом в 3 геллера с надписью «Польская почта». Из той самой серии за 10 крон. Павлик собирался на этом закончить свои методичные изыскания, но теперь вмешалась Яночка.
— Что-то тут не так. Гляди, после «Бонифац» сколько оставлено места, а там всего-то осталось дописать две буквы. А зато перед 30 совсем нет места на номер. Ведь как он пишется? № и потом цифра, а тут ничего не поместится. Выходит, записано лишь число, без номера.
— Тогда что же он записал за Бонифацием? Бонифаций всплыл совершенно неожиданно и явился превосходным стимулом для последующих изысканий. Ведь недаром же подозрительный Файксат так настойчиво напоминал о нем Зютеку. Яночка с Павликом единодушно решили — в покое Бонифация не оставят! Опять загадка, опять сложность, но ведь им не привыкать. Так и эдак разглядывал Павлик затёртое пустое место между Бонифац и 30 и решил сбегать к дедушке за самой сильной лупой. У него было несколько, и среди них одна с десятикратным увеличением.
С помощью чудесной лупы удалось обнаружить на стёртом месте букву «я». Что бы это значило? «Бонифац» и сразу «я».
— Бонифация! — заорал Павлик. — Улица Бонифация, а вовсе не паршивец Бонифаций. Бонифация, 30, теперь все умещается. Адрес!
— Зачем же было Файксату упоминать это имя? — засомневалась Яночка. — Ты не ошибся, хорошо расслышал?
— Ещё как расслышал! Ведь он орал на лестнице так, что стены тряслись. И не «Не забудь о Бонифация, 30», а «Не забудь о Бонифация».
— Может, специально так кричал, вдруг кто услышит, а Зютек все равно догадается, раз знает, о чем речь. Ладно, давай, пока у нас эта лупа, ещё кое-что попытаемся рассмотреть.
Смертельно обиженный на Файксата Павлик постепенно оттаял и тоже энергично принялся за расшифровку стёртых надписей. К сожалению, прочитать удалось не много. Записи делались мягким карандашом, который не оставлял следа на бумаге. Стирали грязным ластиком, после него остались лишь грязные пятна. Удалось разобрать только одну фамилию, и ту не целиком. Сохранилась лишь надпись «ховск», а впереди большая буква, похожая на «Н». После неё маленький интервал и потом «ховск».
— Голову даю на отсечение, что это Мария Наховская, ведь она и в блокноте фигурирует, — сказала Яночка. — Дедушка считает её очень порядочным человеком.
— Без причины её бы на полях не записывали, — засомневался Павлик. — Видишь, и здесь. Значит, в двух местах. Я бы к ней наведался.
— И что дальше?
— Не знаю, там видно будет. И на улицу Бонифация я бы тоже сходил. Надо посмотреть, что там, в доме номер 30. Кто там живёт…
— ..или кто умер? — подхватила девочка. Подстёгнутое Бонифацием воображение заработало живее. Кое-что прояснилось, наметились какие-то связи между отдельными элементами. А главное, опять появилось поле действий. Яночка снова взяла в руки тетрадь.
— Все запишем, — сухо заявила она. — Что знаем, чего не знаем, что надо сделать и в каком порядке. А также, кто с кем или с чем связан.
На составление такого реестра понадобилось не меньше двух часов. Самые разветвлённые контакты оказались у Зютека: и с Файксатом, и с перессоренными наследниками на Саской Кемпе, с филателистами в Клубе филателистов. И ему все мало, он стремится все к новым, знакомясь с родными усопших коллекционеров. Вот за кем надо особенно тщательно понаблюдать! Следующей по значимости фигурой оказалась пани Наховская. Уж слишком часто её повписывали в разные места. Обязательно следует повидаться с ней. В тетради также были зафиксированы объекты, которые непременно следовало посетить, чтобы установить, кто и когда там бывает, с кем общается и пр. При этом особое внимание следовало уделить адресу на Бонифация, 30.
Заглядывая через плечо сестры в её записи, Павлик предложил:
— Имеет смысл начать с клуба, там есть шансы застать всех сразу. Вот только не уверен, что туда удастся проникнуть с Хабром.
— По-моему, ни в Обществе филателистов, ни в клубе нигде не висит объявления, что вход с собаками запрещён, — сказала Яночка.
— Но ведь клуб в здании школы! — возразил брат.
— Ну и что? По воскресеньям там клуб, а не школа. А Хабр так спрячется, что его никто и не заметит. Зато он тебе кого хочешь унюхает. Но до воскресенья осталось ещё три дня, можно наведаться на Бонифация, посмотреть, что там.
— А Саская Кемпа?
— Там тоже надо побывать.
— Тогда разделяемся?
Яночка подумала.
— Правильно, незачем терять время и всем троим ходить кучей. Ты поедешь на Саскую Кемпу, а я на Бонифация. Сразу два объекта охватим!
* * *
Со своего объекта Яночка вернулась недовольная и разочарованная. В ожидании брата времени даром не теряла. Снова позаимствовала дедушкину лупу, снова рассмотрела сквозь неё неразборчивые записи в каталогах, но теперь уже имея в активе кое-какие сведения. И ко времени возвращения Павлика в голове сложилась довольно чёткая концепция. Недовольство и разочарование как рукой смело!
В отличие от сестры Павлик ворвался в дом счастливый и торжествующий, удовлетворение просто распирало его, и мальчик с трудом дождался конца ужина — хорошо, хоть не опоздал к нему! — когда они с сестрой остались в кухне вдвоём и принялись за мытьё посуды. К сожалению, сегодня была их очередь.
— Ну, я попал прямо в яблочко! — возбуждённо произнёс он, с грохотом поставив у мойки поднос с грязной посудой. — Что там делалось! Содом и Гоморра! Говорю, угодил как раз в подходящий день. А ещё приходилось прятаться от Зютека. Он там тоже был, на стрёме стоял и глазами так и шарил по сторонам.
— Говори по порядку! — одёрнула его сестра. — И не обо всем сразу. Начни с самого начала, я хочу вникнуть И она принялась мыть посуду и подавать брату, который вытирал тарелки и ставил их на буфет.
— Ладно, пусть по порядку. — согласился покладистый брат. — Вхожу я, значит, в подъезд, а там на лестнице полный бардак. И орут, и ругаются, и стучат чем-то. Осторожненько поднимаюсь по ступенькам, чтобы посмотреть, что там, а там, оказывается, Зютек торчит. Я ходу! Меня он не заметил.
— Ты уверен? — пожелала убедиться сестра.
— Уверен. Я не орал и не грохал, тихонечко поднимался, так, знаешь, по стеночке, гляжу, на площадке четвёртого этажа чьи-то ноги. Потом осторожненько и рожу разглядел. Он! Я дальше и не полез.
— Но если рожу… — начала было сестра, но Павлик пояснил;
— Так рожу он не ко мне повернул. Глаз не сводил с того, что происходило на третьем этаже.
Ведь квартира тех наследников на третьем. Вот Зютек и уставился на них, позабыв обо всем на свете. Говорю тебе, было на что поглядеть!
— Ну! — нетерпеливо подогнала сестра, потому что брат не вовремя переключился на вытирание тарелки, а сразу вытирать и рассказывать он не умел. Яночка уменьшила напор воды из крана, чтобы не заглушать слова брата. — Ну же!
— Взломали дверь! — выдал брат потрясающую информацию. — Похоже, два наследника сговорились, два ключа у них было, третий замок отперли с помощью отмычки и проникли в квартиру! А сосед снизу был в сговоре с третьим наследником и поднял шум. И мешал им проникать. И грозился милицию вызвать, а потом помчался звонить — то ли в милицию, то ли третьему наследнику. А те уже комод выносили. И ещё какие-то тюки и корзины. И тут примчался третий наследник с подмогой и с адвокатом…
— Постой, а ты откуда знаешь, что с адвокатом?
— Так они же на всю округу вопили, все в подъезде слышали, что чинится беззаконие, и они с, адвокатом прибыли, чтобы восторжествовала справедливость. Говорю тебе, столпотворение! А как они поносили друг друга! Это надо было слышать. Нет, вовсе не так, как пьяные ругаются или хулиганы, а как-то очень хитро, все слова такие употребляли.., ну вроде как из словаря иностранных слов. И друг у друга выдирали из рук несчастный комод, так что из него все ящики повылетели, один чуть по голове мне не треснул. И другие вещи сыпались вниз.
