Объект № 2 – это Алешка. Он бесцельно перемещался по окрестностям в сопровождении собаки типа Греты назло туповатым операм. Хорошо еще, что не завел их в болото, на коварную изумрудную полянку. Впрочем, кто знает, так ли уж бесцельно он шлялся по участкам и примерял на свою голову глиняный горшок?
А вот объект № 1 весь день бесцельно слонялся по залам музея в поисках подозрительных лиц. Каковых не оказалось. И всяких других лиц почти не было. Местным жителям музей уже стал неинтересен, они приходили только на всякие новые мероприятия в его стенах. А дачники и не такие музеи видывали. Даже в Париже и во Франции.
Правда, после обеда нагрянула экскурсия. Тетя Липа, экскурсовод, взяла ее в свои руки и повела по залам. Тут уж я, пристроившись к посетителям, стал выделять среди них подозрительные лица. Люди были все разные. И старые, и малые. (Про одну такую экскурсию Алешка как-то сказал: «Там было много людей и взрослых».) И все они оказались вне подозрения. Внимательно слушали тетю Липу, вздыхали и ахали, задавали вопросы, экспонаты руками не трогали, старинные пепельницы, портсигары и подсвечники по карманам не распихивали. Все были неподозрительные. Кроме одного.
Вот этот один как раз и принюхивался. Экспонаты рассматривал так, что почти касался их длинным носом. К картинам подходил вплотную и нюхал их, склонив голову к плечу, заложив руки за спину. Он все время отставал от экскурсии, задерживаясь то у походного самовара, то у царской кареты, будто хотел остаться один. Потом он, громко топая, догонял посетителей, а тетя Липа ни разу не сделала ему замечания.
Все ясно! Выбрав хороший момент, я шепнул тете Липе:
– Надо приглядывать за этим дядькой. Он подозрительный. Вынюхивает. Как бы чего не спер.
Тетя Липа сделала большие глаза и тоже шепнула:
– Что вы, Дима! Это прекрасный учитель истории! Он нам дает такие глубокие консультации! Что вы!
Мне показалось, что она сейчас по своей привычке отправится в обморок. Или огладит меня по спине своей длинной указкой.
– А что же он тогда все нюхает?
– Он не нюхает, он разглядывает. У него очень плохое зрение, а носить очки он стесняется.
Маленький облом.
Тетя Липа в обморок падать не стала, а повела группу в большой зал. И я поплелся за ними. Честно говоря, все эти экспонаты потеряли для меня свою свежесть. Надоели, грубо говоря. Кроме оружия, конечно. Оружием можно любоваться бесконечно. Тетя Липа права: совершенство формы, изящество отделки, красота украшения. И страшно подумать, что все это великолепие создано против человека. Оно просто просится в руки. Тетя Липа дала мне подержать одну саблю. И знаете, на чем я себя поймал? Взяв ее в руку, я тут же стал озираться – что бы такое рубануть казацким ударом? Да, оружие красиво, но оно не терпит бездействия. Собственно, как и все, что создано человеком…
А тетя Липа тем временем вещала:
– В этом зале в давнее время давались хозяином дома рождественские балы. Представьте себе: сотни восковых свечей в люстрах, шандалах[1], кенкетах[2]; зеркала, в которых отражались прекрасные уездные дамы в бальных платьях. Фраки с белоснежными манишками, гусарские и уланские мундиры. Звон шпор, стук каблуков. Прекрасная музыка. Вон там, наверху, видите: это так называемые хоры. Там находился оркестр. Обратите внимание на изящную форму балясин, образующих балюстраду…
Не знаю, кто там что изящное увидел, но мне вдруг показалось, что за этой загородкой мелькнула тень объекта номер два.
Когда экскурсанты переместились для обозрения картин, созданных художником Истоминым, этот объект воплотился в Алешку и стал делать мне какие-то знаки. Будто матрос на мачте с флажками.
Я во всяких азбуках Морзе не силен, но вроде бы правильно понял: выходи на улицу и стой там.
Я так и сделал. Через минуту откуда-то из-за угла вылетел Алешка и выдал:
– Я все узнал!
Когда Алешка говорит, что он все узнал или все сделал, мне хочется отбежать от него подальше. Куда-нибудь за пределы звуковой связи. Потому что за этими его радостными словами последуют решительные команды: «Дим, сходи туда-то, спроси то-то, найди кого-то и сделай еще что-нибудь».
Я оглянулся по сторонам – деваться было некуда. Алешка мои оглядки сразу просек.
– Не вздумай! У нас оперативная работа начинается. Я все узнал!
Оказывается, он вовсе не бесцельно перемещался по местности. Оторвавшись от слежки, Алешка пробрался на Лесную улицу, чтобы, как он выразился, пообщаться с дачником, который покупал у бомжей старинную фурнитуру.
Вот как это было.
Лесная улица – вся из старых избушек. Это было когда-то село Лесное, а потом оно примкнуло к поселку и стало его улицей. В этих старых домах жили старые люди. Они брали воду из колодцев и обогревались печками. Колодец был один на всю Лесную, а дрова были сложены в поленницы возле каждого дома. Сейчас, когда до зимы еще далеко, вся улица пропахла свежерасколотыми березовыми полешками. Да еще не отцвели липы, которые тоже стояли парочками возле каждого двора и источали свой свежий аромат.
Алешка напился из колодца, поболтал с какой-то бабушкой Груней и спросил ее про нужный ему дом.
– А! – сказала бабуля. – Это где Боярин живет?
– Какой боярин? Настоящий? – удивился Алешка, который про бояр только в сказках читал.
– Не очень настоящий. По улке идет – ни с кем не поздоровкается. В руку сморкается. Нестоящий боярин. Так, шелупонь. Некультурный. А тебе-то он к чему?
Алешка отхлебнул еще ледяной водицы из ведра, стоящего на срубе, культурно вытер грязной ладошкой губы.
– Посмотреть на него хотел. Ни разу некультурных бояринов не видел.
– Ну иди, милок, погляди. Евойный дом аккурат в конце улки. Забористый такой, не ошибешься.
«Милок» не ошибся. Дом был действительно забористый – за забором из строганых и заостренных поверху бревен. А за бревнами стоял терем со всякими балясинами. С балконом из изящной балюстрады. Калитка, похожая на крепостные ворота, была заперта наглухо. На ней висело большое медное кольцо, до блеска начищенное, наверное, боярскими холопами. Алешка его покрутил, подергал – без всякого результата и с досадой выпустил. Оно гулко ударило в дерево – и тут же в доме отозвалось:
– Кто там?
– Свои! – изо всех сил гаркнул Алешка. – Бояре и дворяне!
– И чего надо?
– Спросить!
На балконе меж балясин появилась фигура в халате с алыми отворотами и с длинной трубкой в руке. «Навороченный мужик», – определил его наряд Алешка.
– Я нынче не принимаю, – сказал мужик и выпустил клуб дыма.
– А тетя Зина сказала: к вам прийти.
– Какая еще тетя? Чья тетя?
– Архитектора. Она наше родовое гнездо будет вить. Дворянское такое.
– Это интересно. Ну, заходи.
– А как? – спросил Алешка. – Дерни за веревочку, да?
– Я сейчас открою, подожди. Вот трубку докурю – и открою.
Важный боярин. Хоть и ненастоящий.
– Чему обязан? – спросил Боярин, отперев через некоторое время калитку.
– Какой у вас дом красивый. – Алешке вдруг показалось, что за окном мелькнуло и тут же скрылось чье-то внимательное лицо. – И большой какой! Вы один в нем живете?
– Прислуги пока не держу.
– А можно внутри посмотреть?
Боярину это явно не понравилось, он даже поморщился:
– Там еще нечем хвалиться. Интерьер не выдерживает критики.
– Ну и пусть не выдерживает. Мы тоже хотим такой дом построить. Со всякими балясинками.
– Похвально. Давно пора возрождать дворянские традиции.
– Папа хочет обычный дом, а тетя Зина говорит, что раз уж мы князья Оболенские…
– Даже так? Приятно удивлен. Стало быть, мы с вами коллеги? Позвольте представиться: граф Мещерский, честь имею.
Ну, насчет чести он хватанул! Честный человек краденое покупать не будет. Да и насчет графа приврал. Позже мы узнали: никакой он не Мещерский, а просто Мещеряков. Сейчас очень многим хочется стать дворянами. Ни у кого сейчас в предках нет ни крестьян, ни сапожников. Все теперь сплошные князья да, как Алешка выразился, «графоманы».
– Так что вас привело ко мне, юный князь?
Юный князь по-дворянски шмыгнул носом, подтянул вечно сползающие шорты и сказал:
– Тетя Зина меня к вам послала. Она сказала, что в нашем доме все должно быть настоящим. Она сказала, что в таком доме каждая дверная ручка должна играть. И чтобы папа ни за что не покупал всякую гламурную фигнитуру.
– Фурнитуру, – улыбнувшись, поправил его граф.
– Я и говорю. Она сказала, что вы знаете, где можно достать дверные ручки, которые должны играть.
Во что должны играть дверные ручки, Алешка до сих пор так и не узнал.
Граф поднял одну бровь и опустил другую.
– Вопрос непростой. Но вы мне симпатичны, и я вам подскажу. Сейчас пойдете направо, до конца улицы. Когда улица кончится, начнется пустырь. Вы не ошибетесь – он весь зарос лебедой. В этой лебеде вы отыщете тропинку, и она приведет вас к хижине…
