Никто ничего не заметил.
— Скорей всего, Джин обозналась, — предположила миссис Уиллоуби. — Мод бывала либо в нашей компании, либо печатала на машинке в своей комнате. Должно быть, писала письма с предложением своих услуг.
Нэнси кивнула и извинилась — ей хотелось погулять и кое-что обдумать, заявила она.
Она зашагала по тропинке, ведущей к реке. Н% листве еще сверкали капельки дождя.
Рассказ Джин не давал ей покоя. «Похоже, что» официантка сказала мне неправду. Зачем? Чего ради ей ставить Мод под подозрение? И почему мои слова о «голубых трубках» встревожили Джин?»
Но тут юная сыщица прервала свои размышления, отвлеченная от них и необычно разлапистой яблоней, и чем-то белым в развилке ветвей. Конверт! Намокший от дождя конверт: то ли его занесло сюда бурей, то ли он оставлен для кого-то. На конверте не было ни марки, ни адреса, только имя — мисс Лилли Мэрриуэзер.
Машинопись на конверте выглядела очень уж знакомой — конечно, буква «а» пропечатана слабо, совсем как на другом конверте, в котором была обнаружена ее собственная кредитная карточка! «Одна и та же машинка!» — взволнованно подумала она.
Конверт почти расклеился от влаги, и Нэнси без труда вынула из него письмо. Почтовая бумага была украшена рисунком сирени в левом верхнем углу. Текст был напечатан на машинке:
«Дорогая Лилли!
Надеюсь, мы скоро увидимся. Я вся в хлопотах, связанных с одним важным делом. Передай привет своему отцу и скажи, что у меня есть для него прелестная голубая трубка. В надежде на скорую встречу, в спешке, но с любовью,
Гэй».
У Нэнси заколотилось сердце: сирень — голубые трубки — второй конверт с одним и тем же машинным почерком — кто эта Гэй? Двойник Нэнси?
«Лилли Мэрриуэзер, Лилли Мэрриуэзер, какое знакомое имя», — размышляла юная сыщица.
Она быстро положила письмо обратно в конверт, а конверт на его прежнее место на дереве. Надо предупредить, чтобы полиция понаблюдала за тем, кто явится забирать письмо.
Торопясь назад в гостиницу, Нэнси вспомнила сообщение миссис Уиллоуби о том, что Мод печатала на машинке в своей комнате. Может быть, рано освобождать распорядительницу от подозрений? «Проверю!» — решила Нэнси.
Поднявшись на второй этаж, она постучалась в дверь Мод. Мод сразу же открыла.
— Что вам? — неприветливо спросила она.
— Можно мне войти?
Мод посторонилась, пропуская Нэнси. В комнате стоял уже почти уложенный чемодан, а на столе — машинка с чистым листом бумаги.
— Итак, Нэнси, что вам нужно? — приступила к ней Мод.
Внимательно наблюдая за лицом Мод, Нэнси ответила вопросом на вопрос:
— Вы давно связывались с Гэй или с Лилли?
— Что? — опешила Мод. — Я не знаю никого по имени Гэй или Лилли! И перестаньте меня выспрашивать, будто я преступница!
— Надо полагать, — ледяным тоном произнесла Нэнси, — что практический шантаж, которому вы подвергли миссис Уиллоуби, не считается преступлением?
Нэнси никак не ожидала, что Мод зальется слезами. Захлебываясь и рыдая, она заявила Нэнси, что и не думала приводить свою угрозу в исполнение.
— Я и сама не знаю, зачем я все это придумала! Хэзел была так добра ко мне! Просто после смерти моего мужа я с ума сходила от вечного безденежья!
Нэнси почувствовала, что она начинает жалеть Мод.
— Что вам известно о бомбе, которая взорвалась в моем коттедже?
— Ничего! — в ужасе вскричала Мод, и Нэнси поняла, что она не врет. — Я вам завидовала, Нэнси, это правда, но я бы не могла и помыслить о таких страшных вещах!
Когда Мод успокоилась и вытерла глаза, Нэнси подошла к ее письменному столу и, как бы в рассеянности, отстучала на машинке свое имя. Все буквы пробивались четко — никакого сходства с надписями на подозрительных конвертах.
Нэнси повернулась к Мод, пожелала ей успеха на новой работе и простилась. Встретившись внизу с Хелен, Диком и теткой с племянницей, она рассказала им о найденном письме и о своей беседе с Мод.
— Я убеждена, — заключила Нэнси, — что Мод больше не доставит нам неприятностей. А теперь, если вы можете сделать так, чтобы никто не прослушивал телефон, я позвоню в полицию с просьбой проверить эту Гэй.
Нэнси как раз положила трубку, когда в холл спустилась Мод. Она выглядела пристыженной и заявила, что не примет никакого чека от Дика.
— Пусть Дик израсходует эти деньги на «Сиреневую гостиницу», — сказала она.
Через несколько минут экс-распорядительница отбыла в такси.
Послышался шум, мистер Дэли пулей выскочил из своего кабинетика.
— Боже мой, что еще произошло? — ахнула миссис Уиллоуби.
— Голубая трубка! Кто-нибудь видел голубую трубку?
— Трубка, которую вы резали из сиреневой ветки? — переспросила Нэнси.
Мистер Дэли только кивнул.
Он закончил работу над этой трубкой, и она пропала. Он все обыскал. Трубка не представляла особой ценности, но мистер Дэли вырезал ее в подарок старому другу.
— Но кому она могла понадобиться? — недоумевала Хелен.
А в памяти Нэнси всплыли строки из найденного письма — «у меня есть для него прелестная голубая трубка». Возможно ли, что неизвестная Гэй имела в виду трубку мистера Дэли, возможно ли, что это она или ее сообщники украли трубку для отца Лилли? В таком случае Гэй связана с «Сиреневой гостиницей» и с ее обитателями!
Дверь в столовую была открыта, Джин Холмс накрывала к ужину столы. Нэнси хорошо помнила, с каким выражением лица смотрела Джин на голубую трубку, когда мистер Дэли показывал ее Нэнси. Уж не официантка ли стащила ее для Гэй? Но с какой стати?
Никого не посвящая в свои мысли, Нэнси спросила своих друзей, не говорит ли им что-то имя Лилли Мэрриуэзер.
— Я знаю, что есть такая актриса, — отозвалась Хелен. — Играет второстепенные роли на Бродвее, но главным образом выступает в разъездных группах.
— Совершенно верно, — подтвердил мистер Дэли. — Кстати, я читал, что она сейчас выступает в Бриджтоне, это миль семьдесят пять отсюда.
— Давай съездим завтра в Бриджтон, Хелен! — предложила Нэнси. — Есть у меня предчувствие, что Лилли Мэрриуэзер поможет нам разобраться в тайнах «Сиреневой гостиницы».
Хелен охотно согласилась отправиться с Нэнси и нанести визит актрисе Лилли Мэрриуэзер.
— Все равно интересно, даже если не откроется никаких тайн! — воскликнула она.
А немного погодя в гостинице появился лейтенант Брайс в сопровождении еще одного полицейского. Они уединились в кабинете Дика, где Нэнси и рассказала им о письме Гэй и о том, как найти яблоню.
— Будем вести наблюдение, — обещал офицер.
Он что-то шепнул на ухо второму, тот отсалютовал и вышел.
— Что касается бомбы, то пока что ничего нового обнаружить не удалось, — сказал лейтенант Брайс. — Что, однако, любопытно, — заметил он, — так это необычный глушитель на бомбе. Именно поэтому, Нэнси, вы начали слышать тиканье уже перед самым взрывом.
Он рассказал и о том, что, кроме красного грузовика, угнали еще несколько машин в округе.
— Другие машины мы уже нашли, а вот красный грузовик исчез бесследно. Будем искать дальше, — сказал он.
В воскресное утро девушки встали пораньше, собираясь в церковь и Бриджтон. Однако велико же было их изумление, когда, явившись после завтрака на стоянку, они не увидели там машину Нэнси.
— Вот это да! — вскричала Нэнси, роясь в сумочке в поисках ключей. — И я еще оставила ключи в машине! Вот это да!
— Твою машину тоже угнали! — простонала Хелен.
Джон Мак-Брайд вкатил на стоянку в своем джипе.
— Привет! — помахал он девушкам. — Почему траурное настроение?
Узнав, что пропала машина Нэнси, Джон предложил им сесть в джип и поискать машину, прежде чем сообщать в полицию.
— Может, решили подшутить и спрятали машину где-нибудь неподалеку! — предположил он и добавил: — Сегодня день автомобильных огорчений. Я только что менял колесо!
Минут через двадцать машина Нэнси обнаружилась в посадках кукурузы, через дорогу от яблоневого сада. Все было в полном порядке, ключи на месте.
— Не очень-то это похоже на шутку! — пробормотала Нэнси.
Но если это не шутка, то что? Попытка сорвать ее поездку в Бриджтон? Или все-таки угон машины, которому помешали?
Девушки уселись и сообщили Джону, куда они едут.
— Ни пуха! — помахал он вслед.
Ехать до Бриджтона было часа полтора, не больше, так что девушки успели к службе в стройной белой церкви восемнадцатого века. Затем они отправились в кафе обедать.
— Не скажете ли, где нам найти мисс Мэрриуэзер? Театр сегодня закрыт? — спросила Хелен, когда им принесли счет.
Выяснилось, что весь театральный народ живет в гостинице «Монро».
— Совсем рядом, в двух кварталах отсюда, — объяснили им.