Мой голос дрожал, когда я рассказывала Сабрине, как у меня ушли все силы на то, чтобы запихнуть кричащую маску обратно в шкатулку. Она не переставала кричать, пока я не заперла крышку. И к тому времени, как я, шатаясь от усталости, поднялась по лестнице наверх, до похода в школу оставались считанные минуты.
К концу своего рассказа я тяжело дышала. И чувствовала, что лицо по-прежнему горит от стыда.
Сабрина положила ладонь мне на руку. Покачала головой.
— Послушай меня, Карли Бет, — прошептала она. — Тебе необходимо убрать эту мерзость из своего дома. Ты не на шутку меня пугаешь.
Я сглотнула. Ужасно вдруг пересохло во рту.
— Но куда же я ее дену? — спросила я. — Мне совсем не хочется, чтобы ее кто-нибудь нашел.
— Да куда угодно, — сказала Сабрина, сжав мою руку. — Зарой в лесу. В речку выкинь.
— Но… что если она всплывет? — возразила я. — Что если кто-нибудь решит порыбачить и выудит ее? Я не могу допустить, чтобы это случилось с кем-то еще, Сабрина. Это же просто чудовищно! Когда я ее надела, она изменила меня. Ты ведь помнишь. Я стала злой и жестокой. Мы не могли ее снять. Она приросла к моей коже!
— Тс-с-с! — Она прижала палец к губам. — Разумеется, помню. — Она подняла обе руки. Ее пластиковые браслеты забряцали. — Смотри. Я дрожу. Я вся дрожу. Вот почему ты должна немедленно убрать эту дрянь из своего дома.
На меня нахлынули гнетущие воспоминания.
— Снять ее можно лишь символом любви, — пробормотала я.
— Что? — вытаращилась на меня Сабрина.
— Помнишь? — сказала я. — Я нашла символ любви. Это единственный способ снять маску и остановить зло.
Сабрина вздрогнула:
— Давай не будем об этом? Ты не на шутку меня пугаешь. Сменим тему. Я хочу услышать больше о Гэри Стедмэне.
Но меня уже понесло.
— Я могу сказать лишь одно хорошее о прошлом Хэллоуине, — сказала я. — Маска Одержимости изменила меня. После всего этого кошмара я стала совсем другим человеком.
Сабрина картинно закатила глаза.
— Честное слово! — настаивала я. — Ты же помнишь. В классе я слыла отчаянной трусихой. Шарахалась от собственной тени. Правда. Но победив маску, Сабрина, я изменилась. Мне теперь ничего не страшно.
И вот тут-то нечто сухое и теплое обвилось вокруг моей шеи.
Сверкая желтыми глазками, по моему горлу скользила змея. Она подняла голову и широко раскрыла пасть…
Змея отвела голову назад и щелкнула челюстями.
За спиной послышался смех.
Я обхватила змею пальцами и бережно сняла ее с шеи. После чего повернулась к мальчишкам, сидевшим позади меня.
— Напугали тебя! — провозгласил Чак Грин. Он и его закадычный дружок Стив Босуэлл радостно загоготали и стукнулись кулаками.
Я ласково провела пальцами по телу змеи, поглаживая ее. Затем вручила ее Чаку.
— Я знала, что ты собирался принести Герби на урок естествознания, — сказала я. — Тоже мне, удивил. — Я повернулась на сиденье так, чтобы лучше видеть этих двоих. — Шуточки у вас никудышные. Бросьте, ребята. Больше вам никогда меня не напугать.
Почему-то мои слова привели их в еще больший восторг.
— Лыбитесь, как два бабуина, — проворчала Сабрина.
Они принялись чесаться подмышками и визжать «их-их-их!», точно обезьяны.
Чак и Стив не родственники, но похожи, как родные братья. Оба высокие и худые, с прямыми каштановыми волосами, темно-карими глазами и одинаковыми дурковатыми ухмылочками.
Они даже одеваются одинаково. Всегда носят мешковатые выцветшие джинсы и черные футболки с длинными рукавами. Почему — не знаю. Но их хлебом не корми — дай напугать меня до визгу. Им до сих пор невдомек, насколько я изменилась.
Стив подался вперед и взъерошил мне волосы.
— Скоро Хэллоуин, — сказал он. — Собираешься отсидеться под кроватью, пока все не закончится?
Чак опять загоготал. Как будто это была действительно смешная шутка.
Мы с Сабриной дружно закатили глаза.
— Видела я тут сейчас кое-что реально жуткое, — сообщила я.
— А именно? — спросил Стив.
Я показала в окно:
— Не твой ли там дом мелькнул, квартала три-четыре назад?
— Что?! — Они вскочили, похватали рюкзаки и бросились к кабине водители. — Эй, остановите! ОСТАНОВИТЕ!
Мы с Сабриной покатились со смеху, глядя, как они вывалились из автобуса. Когда автобус тронулся, мы помахали им из окна.
— Никак не повзрослеют, — резюмировала Сабрина. — Слушай, может их снова в четвертый класс отправить, а?
Я пригладила волосы обеими руками. Затем устроилась на сиденье поудобнее. Я до сих пор ощущала на шее прикосновение змеиной чешуи.
Сабрина помахала кому-то в окно. Ее пластиковые браслеты снова брякнули. Потом она повернулась и принялась о чем-то оживленно болтать.
Но я не слышала ее. Ее голос звучал где-то далеко-далеко. Ее голос был для меня сейчас как эхо от эха.
Тонул в пронзительном, душераздирающем вопле.
Вопле Маски Одержимости.
Я пыталась слушать Сабрину, но не могла заставить утихнуть истошный вой маски. Не могла заставить его утихнуть. Не могла заставить его утихнуть. Я зажала уши, надеясь, что он прекратится сам.
— В чем дело, Карли Бет? — Сабрина схватила меня за руки и хорошенько встряхнула. — В чем дело?
— Ты тоже слышишь это?! — воскликнула я.
Она прищурилась:
— Слышу что?
Нет. Нет. Неужели маска проникла в мою голову?
Что же мне делать?
Мы вылезли из автобуса на конечной. Вопль, звучавший у меня в ушах, постепенно утих, но голова кружилась, и было как-то не по себе.
Я с наслаждением вдохнула полной грудью. Здесь, на окраине города, воздух благоухал свежестью. Пахло скошенной травой, осенними листьями и цветами.
Мы с Сабриной зашагали по усыпанной гравием дорожке к высокому белому фермерскому дому. Окно на фасаде светилось багрянцем в лучах заходящего солнца.
Вокруг дома раскинулось просторное зеленое пастбище. На краю пастбища был разбит роскошный яблоневый сад.
Под ногами похрустывал гравий. Мы миновали табличку с надписью «Обветшалая Ферма». Табличка покачивалась на холодном октябрьском ветру.
Стая черных дроздов облюбовала огромную спутниковую тарелку за домом. Высоко в небе парил красный ястреб — он то пикировал вниз, то вновь взмывал в вышину. Ветер колыхал высокую траву на лугу из стороны в сторону.
— Скоро Хэллоуин, — пробормотала Сабрина, согнувшись навстречу ветру. — Надо бы придумать по такому случаю какие-нибудь забавы для зверенышей.
Наша внеклассная работа заключалась в том, чтобы помогать миссис Лэнг заботиться о восьми малышах из детского садика — владелица Обветшалой Фермы тесно сотрудничала с нашей школой.
— Не называй их зверенышами, — сказала я с упреком. — По-моему, они милые.
— Милые?! — темные глазищи Сабрины гневно сверкнули. — По-твоему, запихивать в нос цветные мелки — это мило?
— Это делал только Джесси, — сказала я. — И мы же их вытащили, в конце концов, он даже почти и не плакал…
— А миссис Лэнг, между прочим, говорит, что одна паршивая овца все стадо портит, — заявила Сабрина.
Я покачала головой:
— Джесси — не паршивая овца. Ему же всего пять!
— Вот Колин — мой любимчик, — сказала Сабрина. — Прямо миниатюрный пожилой джентльмен. Скажешь ему что-нибудь сделать — он отсалютует и сделает.
— Колин до сих пор сосет большой палец, — напомнила я.
Она пожала плечами:
— Никто не совершенен.
— Анджела совершенна, — возразила я. — С этими своими рыжими кудряшками и зелеными глазками могла бы стать детской супермоделью.
— Суперцацей, — сказала Сабрина. — Разве не она постоянно просится на коленки?
— Она милашка, — не сдавалась я. — Тебе просто завидно.
Мы поднялись на деревянное крыльцо и вытерли ноги о половичок. Из дома доносились детские голоса, визгливые и сердитые. Очевидно, у них там разгорелась перепалка. Я слышала, как Джесси пытается перекричать остальных.
Обветшалая Ферма — одна из старейших ферм во всем штате. Папа рассказывал, что когда-то это была действующая ферма, где выращивали картошку, помидоры, кукурузу и множество других культур. Но семья, владевшая фермой, продала ее и уехала много лет назад.
Сейчас это место люди посещают по выходным. Прямо как парк аттракционов. Тут имеются яблоневый сад, домашний зоопарк, пара ресторанчиков, художественная галерея, большая сувенирная лавка, катание на тракторе и детский клуб.
Я распахнула дверь, и мы вошли в переднюю. Теплый воздух сразу обдал мое лицо. Я вдохнула его полной грудью. В доме пахло шоколадом: по пятницам миссис Лэнг всегда печет печенье.
— Отдай! Отдай! — донеслись из игровой комнаты яростные вопли Джесси.
Мы сбросили рюкзаки и куртки на скамью возле двери и поспешили в игровую. Первой, кого я увидела, была Анджела — она сидела на столике для рисования и плакала. Перед ней лежала на боку опрокинутая чашка. По столу расползалась большая лужа шоколадного молока.
