В одной из ниш она заметила Валерку. Он сидел на широком подоконнике и задумчиво смотрел на скрипку.
Кондрашова забилась в крепких руках тех, кто ее нес.
— Пустите! Валерка! Прекрати играть! Гребешков проводил ее равнодушным взглядом и поднял скрипку.
— Нет!!!
Холодный пол, низкий потолок, мокрые стены — все завертелось перед глазами Кондрата. Происходящее в голове никак не укладывалось. Еще с утра была школа, музыкалка, занятия у тетки, вечерняя улица, трамвай. Час назад все было мирно и спокойно. И того, что происходит сейчас, просто не могло быть. От беспомощности что-либо изменить и понять Любка заплакала и вцепилась зубами в руку, держащую ее за плечо.
В ответ она получила увесистый пинок.
— Не ведьма я, не ведьма! — закричала Кондрашова, отчаянно брыкаясь.
Помогло это мало. Ее грубо толкнули. Любка упала лицом в гнилую солому. За спиной лязгнул засов.
Кондрашова подняла голову и лоб в лоб встретилась с хищным взглядом маленьких злых глазок-бусинок.
Мама! Крысы!
Подвал, куда приволокли Любку, был сырой и промозглый. Выход из него перегораживала решетка. За ней ступеньки вверх. Оттуда неслись возбужденные голоса.
— Пустите меня! — Кондрашова заколотила по решетке. — Вы не имеете права! В нашем веке так не поступают! Детей надо любить! А вы давно уже все померли!!!!
Как только Любка упомянула покойников, по лестнице стали спускаться. Сначала появились кроссовки, потом джинсы, следом помятая, местами порванная рубашка. Все это оказалось надетым на призрак Гошки Снежкина. Он подошел вплотную к решетке, взялся руками за прутья.
— Ты чего орешь? — хрипло спросило привидение.
От страха у Любки подкосились ноги. Она упала на солому.
С писком бросились во все стороны возмущенные крысы.
И Кондрат поняла, что она пропала. Окончательно и бесповоротно.
— И чего ты здесь сидишь? — спросило Гошкино привидение.
— Я умру, да? — заикаясь, пробормотала Любка.
— Почему умрешь? — нахмурилось привидение.
— Раз ко мне покойники являться стали, значит, умру-у-у… — На этих словах Кондрашова не смогла сдержать рыданий.
— Где покойники? — беспокойно завертел головой призрак.
— Как где? — удивилась Любка. Неужели все мертвецы такие несообразительные? — Ты же помер!
— Сейчас как дам в ухо, — вполне живым голосом ответил Гошка. — Сразу узнаем, кто здесь помер. Кончай реветь и говори, что здесь происходит!
— Георгий, ты жив?! — взвизгнула Любка, теперь уже от счастья. — А разве…
— Чего разве? — снова стал злиться Снежкин. — Вылезаю я из-под шкафа, отряхнулся от нот, а вместо комнаты окно впереди. И больше ничего нет. Куда все делось?
— Это все старик противный, — затараторила Любка. — Специально все подстроил. И скрипку подложил тоже он. Говорит, ей пища нужна. Думал, взрослому она достанется, а тут Валерка подвернулся. И не скрипка это вовсе, а штука черная какая-то. Короче, нет у нее полости и никакую записку сын этот, ну, как его там, оставить не мог. Я только кусочек нот нашла. Обрывок какой-то партитуры. И больше ничего нет. Ни словечка.
— Ну а это средневековье откуда? — кивнул головой Гошка в сторону лестницы. — Я, когда здесь оказался, подумал, что от удара у меня в башке что-то заклинило и мне можно прямиком в психушку топать.
— Скрипка все это проклятая! — снова зарыдала Любка. — Пока Валерка на ней играет, она возвращается к своему первому хозяину, к Юстину, к моменту его смерти. Здесь и Валерку убьют, и нас.
— Что за чертовщина?
— Я пыталась его остановить, — продолжала выть Любка. — Но он упертый. Вцепился в свою скрипку и не выпускает из рук. — Кондрашова замолчала. Тихо всхлипнула. — Гошенька, сделай что-нибудь. Они меня сжечь хотят.
— А фифа эта где? — С каждой секундой лицо Снежкина становилось все мрачнее и мрачнее. — Куда Наташка делась?
— Сбежала она, — вновь зачастила Любка. — Как тебя завалило, так она и сбежала.
— У, кикимора болотная, водокачка дырявая, — сжал кулаки Гошка. — Заварила кашу и в кусты… — Настроение у Снежкина было такое, что, если бы Наташка оказалась рядом, он бы ее точно прибил. Но Цветочницы поблизости не было, поэтому Гошкин воинственный пыл быстренько улетучился. — Короче, — начал Снежкин более миролюбиво, — что нужно сделать? Опять у этого ненормального Гребня скрипку отобрать?
— Нужно, чтобы он перестал играть.
— Ну, это легко сделать, — довольно потер руки Снежкин, словно Валерка стоял уже около него, — А потом-то что? На той бумажке точно ничего такого не написано?
Кондрат покопалась в карманах, достала измятый листок.
— Тут пять нот.
— И что это за тарабарщина? — Гошка бросил взгляд на закорючки.
— Ми, ля, ре, соль, ми.
— Музыканты! — с горечью протянул Гошка. — Вечно у вас все не как у людей! Ладно, постараюсь что-нибудь сделать. А ты не реви! — прикрикнул он на вновь начавшую подвывать Любку. — Мне только твоих слез тут не хватает. Вон, отвлекись, с мышками поиграй, — кивнул он в сторону крыс, вернувшихся после панического бегства.
— Не уходи, — попросила Кондрат, хлюпая носом. — Вдруг они вернутся, — она кивнула в сторону лестницы.
Гошка нервно почесал нос. Не умел он разговаривать с женщинами. Еще эти их слезы, истерики… Ну как объяснить Любке, чтобы она его немного подождала, что он вернется и все будет хорошо.
— Не придут они, — буркнул он. — А даже если и придут, бояться их нечего. Они все призраки.
— Как это? — Кондрашова размазала грязь по лицу. Толкались эти призраки очень больно, поэтому в их нереальность верилось с трудом.
— Да им уже лет по пятьсот, — как можно убедительней стал объяснять Снежкин. — Сейчас у нас какой век?
— Двадцать первый. — Мысль о том, что замок и библиотека находятся в разных веках, Любке и в голову не приходила.
— Ну вот! — обрадовался Гошка. — А они веке в пятнадцатом или четырнадцатом. Их кости не просто сгнили. Их давно слопали червяки, переварили и выплюнули.
— А если они все-таки живые, тогда мы кто? — прошептала Любка.
Снежкин снова потерялся. Вместо того чтобы делом заниматься, она вопросы задает.
— Вселенная, — брякнул он первое, что пришло в голову. — Какая разница? Кого-то из нас нет. Ты есть?
Любка кивнула.
— Значит, их нет. Так что сиди и жди.
Гошка с облегчением развернулся и начал подниматься по лестнице.
— А если Валерка умрет до того, как убьют нас, — ему в спину спросила Кондрашова, — мы сможем вернуться или навсегда останемся здесь?
Снежкин бросил взгляд через плечо.
— Следи за крысками, а то они разбегутся, — коротко бросил он.
Гошкины шаги стихли.
Больше ничего слышно не было. Только крысы деловито шуршали в соломе.
Сколько Кондрашова ни прислушивалась, музыки не было. Любка вытерла слезы.
Возможно, Валерка одумался, понял, что попал куда-то не туда, и хотя бы на время перестал играть. Тогда скоро все закончится.
По ступенькам запрыгали мелкие камешки. Снежкин возвращался.
— Георгий! — обрадовалась Кондрат. Никогда и никому она так не радовалась. — Послушай!..
Но перед Кондрашовой остановился не Гошка. Это был кто-то в длинном сером плаще и с палкой на плече. Вошедший подошел ближе, откинул капюшон, и у Любки перехватило дыхание.
Перед ней стояла Смерть. Грязная седая старуха с изможденным лицом и крючковатым носом. Она поправила на плече железную косу и криво усмехнулась.
— Все умрут, — прошамкала она.
— С чего вы взяли?
— Так заведено. Надо только подождать.
Серый силуэт растаял в подвальном полумраке.
Любка нервно передернула плечами. Становилось холодно.
«Еще немного беготни и волнений, и я похудею», — подумала она машинально.
Очередное появление застало ее врасплох. Шагов она не слышала. Существо в темной шляпе и плаще, сгорбившись, замерло около решетки. Потом оно резко выпрямилось, взмахнуло руками под плащом, расправив их как крылья. Рваные края его одежды просвистели в воздухе. Шляпа съехала на затылок, оголяя треугольное лицо. Клюв раскрылся, выплевывая противное карканье. Превратившись в черную ворону, тварь вылетела из подземелья сквозь потолок.
— Чего они меня пугают? — пожаловалась Любка ближайшей крысе. — Мне и без них плохо. Скорее бы пришел Георгий…
А Гошка в это время крался по коридорам. В голове у него не было ни одной идеи — куда идти, кого искать, что делать. Даже если он найдет Валерку… Ну, не убивать же его в самом деле!
С этой мыслью он Гребешкова и встретил.
Гребень сидел все в той же нише. Скрипка лежала на коленях. Смычок медленно полз со струны на струну, из-за чего получался тягучий противный звук.
— Не устал, сосед? — остановился около приятеля Снежкин.
