— Это хоросо, сто не маньяк. Все, иди. Когда буду готова — позову.
Только я собрался выйти из комнаты, как мой взгляд сам собой уткнулся в табличку, которая висела на стене.
— А это что? — спросил я.
Люба пожала плечами, и мы подошли поближе. Оказалось, что там были написаны правила пользования солярием.
— Интересно, — протянула Люба. — Видис, написано, сто во время сеанса нельзя, стобы на теле были металлисеские веси.
— Да на тебе их и нет…
— Как это нет? — изумилась Люба моей непонятливости и широко открыла рот, продемонстрировав свою мощную брэкет-систему. — А это сто, не металл?
— А… Так он же не на теле, а как бы в теле. Думаю, ничего страшного не будет, если ты с брэкетом позагораешь.
— А вдруг меня током ударит? Или сто там с этим металлом мозет сделаться? — озадачилась Люба и рассудила: — Раз снять брэкет я не могу, он зе приклеен к зубам, знасит, придется загорать вместе с ним.
— А как они действуют, брэкеты? — не к месту поинтересовался я.
— Ну, к каздому зубу приклеена маленькая штуська, а врась надевает на все эти штуськи металлисескую дугу, которая сделана так, сто как бы ее ни согнули, она будет стремиться принимать презнее полозение. Поэтому зубы и ровными становятся — дуга их под себя, то есть под правильную форму подстраивает, — объяснила Люба. — Так, ну все, а теперь иди, а то, сюствую, это затянется надолго.
Я вышел из комнаты и тяжело вздохнул, приготовившись стоять в карауле пять минут. И вдруг оттуда послышался страшный крик. В мгновение ока я метнулся обратно и увидел Любу… Она стояла посреди комнаты и, зажав рот ладонями, вопила. В ее глазах читались дикий страх и боль.
— Что случилось?!
Вместо ответа Люба вновь закричала и… открыла рот. Меня чуть не стошнило. Такого ужаса я еще не видел. Любкина металлическая дуга ожила и сжималась, сдавливала ее зубы. Они не выдерживали давления и с неприятным хрустом ломались.
— А-а-а-а! — орала Люба, засовывая в рот пальцы и пытаясь отодрать от зубов дугу, но куда там!
Белые обломки зубов висели на дуге, а некоторые зубы выламывались из «гнезда» прямо с корнем, и из дырок капала кровь на пол.
— А-а-а-а!
Я не мог помочь Любе. Не знал как. Я будто впал в ступор. С ужасом смотрел на ломающиеся зубы и не мог ничего с этим поделать.
Тем временем из Любиного рта посыпались зубы, и она упала в обморок…
— Я готова! Влад, блин, ты глухой? — завопила Люба.
Я вздрогнул и очутился словно в другом кадре. Люба спокойно смотрела на меня и крутила у виска.
— Влад, ты думаес выходить из комнаты? Я зе сказала, сто буду загорать в сем мать родила.
С тупым видом я уставился на девчонку.
— А зубы?
— Сто — зубы?
— Твои зубы сломала ожившая дуга!
Люба открыла рот и показала целые зубы.
— Иди, Влад, иди! Тебе тосьно голову напекло. После, когда меня посторозис, поднимесся к себе в комнату и отдохнес.
— Но зубы… — пробормотал я.
— Ты хосес тозе носить брэкеты? — поняла по-своему Люба. — Потом я тебе дам адрес моего врася.
Она вытолкала меня наружу, а спустя минуту крикнула:
— Я готова!
Я вернулся в комнату и нажал на кнопку. Послышался негромкий шум, затем изнутри кабинки засветился синий свет. И тут я подумал: «Зачем было все это устраивать, если можно сначала нажать на старт, а потом лечь загорать?»
Отставив Любу нежиться под синими лампами, я принялся сторожить ее покой.
И как мне все это понимать? Я только что видел очередной глюк? Похоже, да, ведь Любкины зубы целые и невредимые…
Пять минут прошли незаметно. Никто в подвал не спускался, все было хорошо. Вскоре из комнаты вышла Люба.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Загар, я слысала, в тесении сетырех сясов проявляется. Завтра надо будет есё сюда прийти. Ну, идем.
Только я сделал первый шаг, как черт дернул меня позагорать в солярии. Очень уж мне было интересно, что там да как происходит.
— Стой. Я тоже хочу.
— А тебе засем? — удивилась Люба. — Ты за день загорел так, как я за месяс не загорю! Надо зе, всего день просел, а ты загорел так, словно неделю тут был…
— Мне интересно, я никогда не загорал в солярии.
— Ну, как хосес. Я подглядывать не буду.
— Да я не стеснительный…
Я сам нажал на старт. Потом открыл крышку солярия и лег на стеклянную поверхность, под которой проходили длинные лампы наподобие ламп дневного света, надел защитные очки и закрыл застекленную крышку, под которой тоже были лампы.
Они светились синим светом, но из-за защитных очков выглядели красными. Немножко пекло кожу. У ног располагался вентилятор, он гонял по всему пространству кабинки горячий воздух. Было немного душно и горячо, а в общем-то приятно и довольно необычно.
По моим подсчетам, пять минут прошли. Я ждал, когда лампы потухнут, вентилятор проветрит кабинку и механизм перестанет работать, как это было написано в инструкции.
Однако… Лампы не гасли.
«Наверное, еще время не вышло», — подумал я.
Волноваться начал, когда в кабинке стало очень душно, а на коже выступил пот.
«Жарко что-то. Фиг с ним». Я снял очки и открыл крышку солярия. Вернее, попытался ее открыть. Она не открывалась. Ее заело.
Вентилятор заработал с утроенной силой, лампы засветились ярче, буквально сжигая кожу, дышать было совершенно невозможно. Синий свет сводил с ума, специфический запах солярия въедался в легкие, пот скатывался с меня градом на стеклянную поверхность, я, колошматя руками и ногами кабинку, скользил в ней на собственном поту и пытался выбраться наружу. Это было ужасно.
— Люба! Выпусти меня! — закричал я, когда стало совсем невмоготу. Кожа страшно покраснела, цветом я был как вареный рак. На ней начали вздуваться волдыри и сразу же с противным звуком лопаться. Теперь жидкость из волдырей смешивалась с потом.
Мне казалось, что солярий взбесился, сошел с ума и не хочется меня выпускать из себя.
— Выпустите меня-а-а! — надрывался я, пытаясь открыть треклятую крышку кабинки. — Выпустите! Я умираю!!!
Вентилятор загудел сильнее, лампы засветились так, что в глазах заломило. Кожа стала похожа на печеную картошку. Волдыри без остановки вздувались, лопались, истекая липкой жидкостью, и образовывались снова. Дыхание перекрыло.
— Откройте крышку!!! Откройте эту чертову крышку!!
В какой-то момент ужас достиг вершины. Я перестал ощущать боль и жжение по всему телу. В глазах была темнота. Я их открывал и закрывал, но ничего не видел. Неужели я ослеп?
Вдруг я услышал тихий стук. Он послужил как будто нашатырным спиртом, приводящим людей в сознание. Я вздрогнул и открыл глаза. Лампы не светились. Вентилятор не работал. Было прохладно…
— Владик, ты скоро там? — пролетел по комнате шепот Любы. — Пять минут истекли. Ты сто, заснул?
Не отвечая, я осмотрел себя. Никаких волдырей, подо мной не было пота.
— Отвернись, я вылезу, — проговорил я, не веря, что мне все показалось.
— А говорил, не стеснительный, — съязвила Люба и вышла из комнаты.
Я, словно пришибленный, открыл крышку солярия и спешно выбрался из него, я не хотел ни секунды в нем задерживаться. Оделся. Покинул «комнату страха».
— Ты бледный какой-то, — забеспокоилась Люба.
— Идем отсюда, — бросил я. — Да, бледный… Не зря врачи говорят, что загорать в солярии вредно.
— Ну, с одного разика-то нисего не будет.
— Для кого как…
Мы шли из подвала наверх, на первый этаж. Люба о чем-то без остановки трещала, а я думал о своем. И вдруг девчонка схватила меня за локоть.
— Тс-с, — приложила она палец к губам. — Слысыс?
— Нет, — прислушался я. — А что я должен слышать?
— Ну, звуки. Во, опять! Слысыс?
Я замер и старался не делать лишних движений, чтобы не шуметь, даже не дышать. И в самом деле услышал…
— Как будто кто-то стеклянными банками стусит, — сказала Люба.
— Может, здесь что-то заготавливают на зиму? — предположил я.
— Не знаю. Но мне интересно… Идем посмотрим.
Люба меня куда-то потащила, потом выяснилось, что чем дальше мы бежали по плохо освещенному коридору, тем тише становились звуки. Мы вернулись обратно и обнаружили, что звук стукающихся друг об друга стеклянных банок раздается из-за одной совершенно незаметной, если не присматриваться, двери. Стены коридора были отделаны белым пластиком, и дверь, тоже им отделанная, сливалась в одно целое со стеной. Наружной ручки у двери не имелось, и поэтому создавалось впечатление, что дверь будто специально замаскировали.
— Эти звуки оттуда, — шепотом проговорила Люба, пристраиваясь ухом к замочной скважине. — Да, тосьно оттуда. Не пойму, засем там стусят банками?
— Говорю ж: может, заготовки на зиму закручивают? — напомнил я свою версию, чем рассердил вспыльчивую, но, в общем-то, чем-то даже притягательную девчонку Любу.
