ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Ренц наблюдал за учениками, спешащими по своим классам, знакомая тоска охватила его. Нахлынули воспоминания молодости. Он прижался спиною к кафельной стене, вспоминая…
Если бы только он был в силах отмотать время назад! Назад к тем светлым, безоблачным дням за два столетия до сего дня, когда они с Лаурой Гановер гуляли по полям ее отца в крохотном городке Темные Родники.
Лоренцо Анжелини проводил свою жизнь будто в тумане, одержимый жаждой и страстями. Все эти годы он только жаждал — жаждал воспоминаний, жаждал крови, жаждал вновь найти прекрасную, потерянную Лауру.
Эти желания определяли все течение его жизни. Так долго он был вампиром, столько крови употребил, что стал неподвластен возрасту. Он выглядел молодым и полным сил. Он мог ходить при ярком свете дня, не страшась, что солнце испепелит его.
Однако между ночью и днем не было для него никакой разницы. Он не жил, но выживал во тьме, окружавшей его во всякое время суток. Он жил лишь для того, чтобы найти Лауру.
Лауру с ее кремово–белой кожей, ее высокими, аристократичными скулами, ее искрящимися глазами, зелеными, как трава на высокогорных пастбищах, по которым они гуляли вместе.
Ее голос… ее чудесный смех…
Ренц больше не мог их слышать. Неумолимое время отняло их у него. И теперь ему стоило больших усилий удержать в памяти ее улыбку, вспомнить сладкий цветочный аромат ее духов. Ему приходилось приложить все силы, чтобы вспомнить ее летящую походку, юбки, колышущиеся над землей…
Той ночью, на аллее в Нью — Йорке, вампир изменил его жизнь навсегда. Теперь его окружала вечная зима. Вечная зима… пока он не увидел Лауру.
Серый осенний день. Он был в бегах, спасался из растревоженных городов, и краденая куртка из бобрового меха прикрывала его оборванный черный костюм.
— Что это за город? — спросил он у владельца обветшалого двухэтажного пансионата. Темные Родники, отвечал тот. Лоренцо снял комнату за полдоллара в неделю. Когда неделя подошла к концу, он не стал платить. Вместо этого он прокусил старику горло и высосал его досуха. Кровь была кислой, слишком старой, испорченной, словно перебродившее вино.
В тот день он впервые увидел Лауру. День был базарный, жители толпились на узенькой Главной Улице и маленькой площади. Лаура помогала отцу, несла к прилавку корзину картошки.
Их глаза встретились.
Он смотрел во все глаза. Она не отвела взгляд. Он испытывал непривычное чувство — влечение. Неужели и она испытывала то же самое? Он не мог определить этого по ее томной полуулыбке.
Он собрал все свое мужество и подошел к прилавку. Он знал, что уже любит ее. Он знал, что должен завоевать ее и держать при себе — всегда.
Он должен будет сделать ее такой же бессмертной.
Она смеялась, когда он поддразнивал ее насчет картошки. На одной из картофелин он нарисовал сердитую рожу, и сказал, что это портрет ее отца. Она выхватила у него картофелину и запротестовала:
— Ну и как я теперь ее продам? Ступай. Ты нас разоришь.
Но по тому, как зарделись ее щеки, по блеску в ее глазах он понял: она не хочет, чтобы он уходил.
Лоренцо знал о своем очаровании. Множество юных женщин влюблялись в него, сраженные его типично итальянской красотой, его волнистыми волосами, таившейся в его черных глазах загадкой. Множество юных женщин влюблялись в него… и это стоило им жизни.
Но только не Лаура, решил он. Лаура будет жить вместе со мной веками.
Вскоре он уже совершал вместе с ней длительные прогулки по симпатичному маленькому селению, вместе с нею смеялся… целовал ее, поначалу нежно, потом уже не скрывая страсти. Что за восторг он испытал, когда она ответила ему со страстью не меньшей!
Увидев его драную одежду и, возможно, заметив дикое выражение в его глазах, отец Лауры ополчился на Ренца. Влюбленным приходилось тайно встречаться либо в городе, либо возле родников, что пробивались в тени скалистых холмов за городом.
Однажды, теплой летней ночью, когда в воздухе разливался аромат календулы и сосновой хвои, а полная луна сияла высоко в безоблачном небе, Лоренцо заключил Лауру в нежные объятия, приблизил лицо к ее лицу и прошептал:
— Я хочу, чтобы ты была со мною всегда.
К его удивлению, она высвободилась.
— Отец никогда этого не допустит, — сказала она, нервно одергивая длинные рукава блузы. — Он настроен против тебя, Ренц. По причинам, которых я понять не могу. Он не позволит нам пожениться, и пусть это разрывает мое сердце надвое, я не могу пойти против родного отца. Мне ничего не остается, кроме как покориться его воле.
Лоренцо ничего иного и не ожидал. Фермер Гановер был крупный мужчина, отличался крутым нравом и скоростью на расправу. Как–то раз он в припадке бешенства метнул вилы в странствующего коммивояжера и чуть не убил беднягу. Лоренцо однажды довелось видеть, как Гановер схватил сбежавшего борова, весившего больше ста килограммов, и швырнул его обратно в загон.
Этот человек был словно бешеный лев с прелестной, нежной ланью в качестве дочери.
Лоренцо смотрел на изжелта–бледную полную луну, в то время как Лаура откинулась ему на руки. Слезы бежали по ее щекам и пятнали плечи ее рубашки.
— Я не желала бы ничего другого, — всхлипывала она, — но нам придется и дальше встречаться тайно. Если отец узнает, не знаю, что он сделает. Он может убить тебя, Лоренцо. Если его ярость возьмет верх над разумом, он будет на это способен.
— Я знаю, как мы можем быть вместе всегда, — прошептал он. — Это причинит тебе некоторую боль, но лишь ненадолго. И после этого мы будем жить вдвоем целую вечность.
Она смотрела на него, ее мокрые от слез щеки покраснели, прекрасные зеленые глаза вновь наполнились слезами.
— Лоренцо, мой дорогой, о чем ты говоришь? Я же тебе объяснила, что отец никогда не позволит…
— Твой отец не сможет нас остановить, Лаура, — сказал он. А после он уже не мог ждать, ибо полная луна достигла пика. Его кривые клыки выскользнули из десен. — Не обращай внимания на боль, любовь моя. После этой ночи нас ждет одно лишь блаженство.
Он погрузил клыки глубоко в ее горло.
Она издала испуганный вздох, но не завизжала, не завопила. Она не сопротивлялась ему и не пыталась вывернуться из его рук.
Упиваясь ее горячей, сладкой кровью, он знал, что Лаура принадлежит ему.
То был счастливейший момент в его жизни.
Когда он закончил, она вонзила зубы в его грудь и напилась его крови.
Кровь была смешана, когда полная луна стояла в зените, подумал он. И отныне Лаура принадлежит мне.
Кровь капала с их губ, когда они целовались.
Ренц услышал гневные крики, но ему не хотелось разрывать объятия. Чьи–то руки грубо схватили его и оттащили от Лауры.
Он повернулся и увидел багровую физиономию ее отца, грудь его тяжело вздымалась под черным сюртуком, руки были сжаты в кулаки. Все его тело дрожало от бешенства.
По бокам от него стояли два угрюмых бородача в долгополых жилетах. Ренц опустил глаза на мушкеты с длинными штыками, которые они сжимали в руках.
— Убейте его, — распорядился Гановер.
Мужчины послушно вскинули мушкеты.
Лаура выбежала перед Ренцем и отчаянно завопила. Отец грубо оттолкнул ее, и она распростерлась на траве.
Тогда двое мужчин схватили Лоренцо за руки. Они удерживали его на месте, в то время как Гановер занес свой гигантский кулачище и с размаху вогнал его Лоренцо в лицо.
Я чувствую боль, с изумлением понял Лоренцо.
Кулак опустился снова, на сей раз удар пришелся Лоренцо в левое ухо.
Он слышал, как снова завопила Лаура.
Еще один мощный замах, и на сей раз кулак угодил ему между глаз. Боль взорвалась у него в голове.
Со стоном Лоренцо поднялся на ноги. Он вырвался из рук державших его мужчин, увернулся от очередного удара пудового кулака — и со всех ног помчался в лес.
Пригнув голову навстречу ветру, он петлял между деревьями. Он слышал топот сапог преследовавших его мужчин. Но они не могли так ловко огибать препятствия, как он. Когда он достиг леса, его тело начало уменьшаться, принимая новую форму, и он полевой мышью юркнул в траву.
Однако думал он отнюдь не о бегстве. Он думал только о Лауре.
Ее отец подоспел слишком поздно. Теперь он не сможет нас разлучить. Теперь он не сможет лишить нас друг друга. Ибо я испил ее крови, а она испила моей, при свете полной луны.
Лоренцо юркнул в глубокую нору в земле. Он слышал, как мужчины искали его среди деревьев, изрыгая проклятия. Он ждал, пока их шаги не стихли вдали.
Лаура, я приду за тобой этой же ночью. Я приду за тобой, когда твой жестокий отец будет спать. И тогда я заберу тебя отсюда, заберу далеко–далеко, где тебе не придется больше дрожать от страха перед ним.
