Мы слушали, разинув рты, периодически хихикая и обмениваясь понимающими взглядами. Вот это да! Вся история началась с очередной байки Виссариона Севериновича!
— А он сам не пробовал искать этот ход? — спросил я.
— Может, и пробовал, — ответил смотритель. — Я-то, после всех тех событий, вновь его встретил лет через двадцать, году этак в… да, во второй половине семидесятых, не раньше. Крепкий ещё был мужичок. Поболтали минут пять и разошлись. Типа «как дела? — как дела?» А что скажешь, после стольких-то лет? Я, мол, на маяке промышляю — а я, мол, так и кочую между рестораном и тюрьмой… И потом… Да, он ведь разика два ко мне чаю попить заглядывал, году в восемьдесят пятом и, затем, то ли в девяносто втором, то ли в девяносто третьем, о воровских своих подвигах рассказывал. Да я и без того был о них наслышан, ведь слухом земля полнится.
— А вы знали, что Гришка был его учеником? — спросил Ванька.
— Вот уж… Если и знал, то забыл, из головы выкинул. Хотя, вроде, говорил мне кто-то. А может, нет, не упомню уже.
Мне вдруг пришла в голову новая мысль.
— Скажите, а когда он у вас чаи распивал, вы ему маяк показывали?
— Разумеется, показывал, — сказал Виссарион Северинович. — Всем интересно поглядеть, как маяк работает, даже знаменитому вору.
— А спрятать он на маяке ничего не мог, незаметно от вас? — бухнул мой братец.
Виссарион Северинович расхохотался.
— Так вот куда вы клоните! Сами надумали или Гришка какой намёк обронил?
— Сами надумали, — сказал я. — Ведь этот, которого мы поймали, он сразу после смерти Пельменя из лагеря бежал, и к Гришке собирался наведаться, после того, как маяк навестит. Вот мы и сложили все вместе…
— …И получилось, что Пельмень перед смертью дал им какую-то наводку на маяк: мол, там посмотрите и поищите? — подхватил Виссарион Северинович.
— Ну да, что-то такое.
— А кто его знает! — огоньки в глазах смотрителя разгорались все ярче. — Не думаю, конечно, но… Но искать всегда интересно! Давайте поищем. В конце концов, времени зря не потратим — даже если ничего не найдём!
Глава ДВЕНАДЦАТАЯ. СЫР В КОНЦЕ И В НАЧАЛЕ
— Давайте! — горячо поддержал Ванька. — С чего начнём?
— Со всех укромных мест, — ответил Виссарион Северинович. С тех, в которые я годами могу не заглядывать. А если и загляну, то всё равно не обращу внимания, если там что-то изменилось.
— И много таких мест? — спросил я. Я, хоть и сам выдвинул эту идею, теперь сомневался, так ли уж стоит затевать большие поиски. Подозрение у меня витало… Насколько я знал Виссариона Севериновича, он мог специально подсунуть нам какую-нибудь странную штуковину, а потом торжественно уверять, будто он в жизни её не видел, и что, конечно эту вещь оставил Пельмень. Так бы заморочил нам головы, что мы бы не знали, что думать — он ведь это умеет!
— Не так, чтобы очень, — ответил Виссарион Северинович. — Где на маяке взяться укромным местам? Но ведь надо поглядеть и снаружи! Вдруг он под фундаментом что-то спрятал, с внешней стороны? А для того, чтобы это проверить, придётся расчищать снег вокруг маяка.
Огоньки в его глазах стали совсем дьявольскими, и я стал уверен почти на все сто, что он уже придумал, какую штуку нам подсунуть, и теперь соображает, как бы её половчее и понезаметнее подсунуть в «тайник», чтобы мы её «нашли»!
Или он просто хочет, чтобы мы расчистили снег вокруг маяка? Ведь одно дело — если бы он просто попросил нас расчистить снег, и другое — если мы расчищаем снег по пути, в поисках украденного.
В общем, я думал о том, что мы можем зря потерять кучу времени. А терять время нам было никак нельзя! Но и проверить, не спрятано ли что на маяке, ведь тоже надо… Вот тут пойди и сделай правильный выбор!
— Давайте начнём! — подскочил Ванька. — Чего мы сидим?
Я понял, что моего братца теперь с маяка не утащишь.
Впрочем, я сообразил, как поступить.
— Давайте так, — предложил я. — Вы с Ванькой начинайте искать, а мы с Топой быстренько пройдёмся в одно место, а потом присоединимся к вам.
— Куда это ты намылился? — поинтересовался Ванька.
— До бомбардировщика прошвырнусь, для порядка, — ответил я.
— А, до бомбардировщика… Валяй! — Ванька не проявил никакого интереса к этому. Понятно, мы ведь пришли к выводу, что искать возле бомбардировщика — бесперспективно. А вот на маяке перспектива была! Светила, во всяком случае.
— Я быстро, — заверил я, надевая куртку и шапку.
— Давай быстрее! — отозвался Ванька. — А то ведь без тебя все найдём!
Я спустился вниз, вышел, свистнул Топе, и мы, спустившись на лёд, потопали вчерашним маршрутом в сторону бомбардировщика. Но, на самом деле, в моих планах было пройти ещё дальше, к валунам. Теперь, когда я точно знал, что возле валунов есть вход в подземелье, я просто обязан был его найти!
Пока я шёл, я пытался ещё раз представить себе, как и что могло произойти.
Вот Пельмень умирает… Кстати, не худо было бы спросить, какие у него были имя и фамилия, а то все Пельмень да Пельмень…
Но, в общем, перед смертью он успевает рассказать Петько и Скрипицыну, что у него есть такие-то и такие-то тайники, которыми сам он уже не воспользуется, а если они пропадут — жалко. Выходит, перед его смертью Петько и Скрипицын должны быть при нём, рядом с ним. А умирает Пельмень в лагерной больнице — в лазарете, так ведь она называется? Выходит, Петько и Скрипицын тоже должны быть в этой больнице. Они не болеют, поэтому, получается, их в санитары определили или в нечто подобное, за хорошее поведение и за «выслугу лет». Вон ведь сколько они уже сидят!
И, кстати, поэтому, наверно, им и удалось так легко уйти в бега. Работающим в больнице даётся больше свободы, я читал об этом. А если ещё Петько и Скрипицыну поручили похоронить Пельменя, то, тем более, чего им было не слинять, когда конвоир зазевался, устав ждать, когда они выроют могилу в мёрзлой земле?
То есть, как хоронят в лагерях, я не очень-то представлял, но мне этот вариант казался вполне логичным. Как бы ещё им удалось дать дёру на следующий день после смерти Пельменя. Вот конвоир и двое, несущих (или везущих на тачке?) гроб проходят на лагерное кладбище, которое, конечно, охраняется хуже, чем другие места — и расположено отдельно от всех других мест. Вот Петько и Скрипицын долбят и долбят землю, а конвоир в конце концов принимается ворон считать или просто кемарит. Вот они переглядываются и перешёптываются…
Прав я или не прав, это, в конце концов, неважно. Главное — они решили не упускать свой шанс.
Я поднялся к бомбардировщику, позвав Топу, чтобы он шёл следом.
Снег так и был наполовину раскопан, из снега торчали изогнутые куски металла. Будто скелет динозавра, честное слово!
— Ну, Топа! — сказал я. — Смотри, что тут мог искать Петько. Мы ведь тысячу раз здесь проходили — и ты ничего не чуял, так? А теперь напрягись, прошу тебя!
Топа понял. Он с недоверием обнюхивал вчерашние следы Петько и палки, которыми тот пользовался, и пару раз рыкнул, узнавая запах нехорошего человека, с которым он вчера так здорово разобрался. Потом он стал водить носом активнее и активнее, закружил по снегу — и, остановившись у одной из дырок, проткнутых в снегу корявой палкой, прямо-таки влез носом в эту дырку. Скосив на меня глаз, он коротко тявкнул — и принялся копать снег!
Я чуть не упал на месте. В итоге, мы что-то всё-таки нашли! Но что?
— Копай, Топа! — проговорил я, задыхаясь от волнения. — Копай! А я тебе помогу!
Я опустился на колени и стал энергично рыть снег, не щадя своих варежек.
Чтобы докопаться до земли и расчистить весь снег на полметра вокруг, нам понадобилось минут пятнадцать.
И я увидел в земле, среди вечно зелёных и глянцевых листьев брусники, небольшое отверстие. Чуть больше мышиной норы. Да это и была, наверное, мышиная нора.
— Топа! — я не знал, смеяться мне или плакать. — Мы ведь не мышей ищем!
Топа поглядел на меня с таким видом оскорблённого достоинства, что я понял: тут что-то не так. Я ткнул палкой в нору — и услышал глухой скрежещущий звук: дерево царапнуло по металлу.
— Вот оно что! — присвистнул я. — Интересно! Но… Но, Топа… — я опустился на колени и приглядывался. — Эта труба — меньше десяти сантиметров в диаметре. В неё даже карлик не пролезет! И уходит она далеко… Скорей всего, в никуда. Скорей всего, это какая-то из трубок бомбардировщика, которая вот так, под углом, ушла в землю. Быть входом в подземелье она никак не может.
Топа поглядел на меня с таким видом, что, мол, сам знаю, не держи меня за дурака. Никто и не собирался пролезать в эту штуковину, она нужна для другого.
— Для чего, Топа? — спросил я.
И тут мне почудилось, что из трубы отдалённо доносятся какие-то голоса.
— Топа!.. — прошептал я. — Топтыгин, дорогой!.. Кажется, сегодня ты получишь премию — здоровый кусок лосятины!..
И я приник ухом к трубе.
— …спятить… Да хоть полгода… никто не найдёт… Чугунка, дрова, уголь… Тушёнки, тушёнки!.. Шкатулка, белого металла… Восемь паспортов… Куда угодно…
