— Оказывается, имею.
— Ах, все-таки имеешь?
— Сейчас расскажу, как все получилось. Ты только послушай. В воскресенье вечером отец принес их домой и положил в коридоре на стопку старых газет. Я уже спал. А в понедельник он ни свет ни заря улетел в командировку. Наш класс в тот день сдавал макулатуру. Пластины были завернуты в газету. Я спросонья ничего не заметил, положил сверху другие газеты, все перевязал и отнес в школу. Сегодня отец вернулся их командировки, и они с мастером начали искать пластины. Тут я все и понял.
Значит, они с Димкой правильно распутали этот клубок. Провели ювелирную работу. Душа Олега ликовала. Однако своей радости он постарался не выдать — уж больно огорченный вид был у Кольки.
— Отец здорово ругал тебя? — сочувственно спросил Олег.
— Обещал, если я не верну пластины, выпороть как сидорову козу.
— Неужели так сильно?
— Да. Но мне чихать. Пусть порет! — с отчаянной решимостью вздохнул Колька. — Главное, чтобы в классе не подумали, будто я нарочно подложил металл и побоялся признаться. Это хуже любой порки.
Олег сделал успокаивающий жест рукой:
— Не подумают. Я все расскажу.
— Спасибо. Тебе поверят. Лихо ты все разузнал.
— Не я один, — Олег скромно потупил глаза. — Одному тут сто лет чикаться. Мне многие помогали. Особенно Полкило. Давай сходим сейчас к нему.
— Пойдем.
И несмотря на мамины увещевания, что, мол, уже поздно, ребята побежали к Димке.
Изварин сдержал свое слово. Меньше чем за сутки он сделал новую мемориальную доску, причем без единой грамматической ошибки. Поэтому торжественное открытие состоялось в назначенный срок, в день рождения Михаила Агафоновича.
По просьбе сына Антонина Ивановна пригласила на открытие весь шестой «А». Класс пришел в полном составе, даже Витька Худояров явился.
Честно говоря, Витька в последнее время изменился к лучшему. Раньше его вечно шпыняли и дома, и в школе, он ни от кого слова доброго не слышал. Поэтому и злился на всех. А недавно его впервые похвалили. Это случилось, когда Витька заваливал подкоп. Хороших камней поблизости не нашлось, ходить за ними пришлось очень далеко. И он так устал, что на новые пакости «следователям» просто сил не хватило. Вот только и сумел завалить подкоп. Для этого он притаранил очень много камней с какого-то пустыря. Эти камни должна была убрать дворничиха, да у нее никак руки до них не доходили. И вдруг она видит, что незнакомый пацан за полдня полностью очистил пустырь от камней. Радость ее была безгранична. Она сказала Витьке: «Хорошо ты, мальчик, очистил территорию. Большое спасибо. Хвалю. Мне тут теперь делать нечего. Я на неделю к сестре в Пензу поеду».
Дворничиха хотела даже заплатить ему десять рублей. Но Витька не взял. В нем неожиданно проснулась гордость. Вот как важно говорить людям приятное.
Но не Витька, конечно, находился на открытии в центре внимания. Главными фигурами на торжестве были приехавший из Италии внук писателя и Владимир Михайлович, сделавший новую доску. Иначе бы торжество сорвалось. А ведь синьор Кренкино ехал в такую даль. Ему было бы обидно съездить впустую. Поэтому он без устали благодарил Изварина. Чуть ли не сутки итальянец просидел у него дома, наблюдая за работой. Потом он сказал Владимиру Михайловичу:
— Я восхищен вашим мастерством. Когда вернусь в Милан, обязательно напишу о вашем умении в газете, расскажу по радио и по телевидению. Пусть все знают, какие виртуозы живут на моей исторической родине.
Изварин даже разгорячился от большого количества похвал. Он был очень наряден, гладко выбрит. Поскольку в этот день его смена была выходная, на открытие пришла вся бригада.
Андрей Лукомский рассказал Олегу и Димке, что после того как Изварин перестал сотрудничать с бронежилетным комбинатом, он словно ожил.
— Видимо, те шальные деньги его тяготили, — сказал Андрей. — Сейчас Владимир Михайлович преобразился. И вообще, ребята, после вашего расследования многие перестали жульничать. В городе больше порядка. И главное, не надо никого наказывать. Вы как бы предупредили преступление. Народ перестраивается добровольно. Так вы всех напугали своей дотошностью. Правда, мало кому известно, что это были вы. Большинство людей уверено, что действует налоговая полиция. Ну и ладно. Не будем их разубеждать, — рассмеялся он и, посерьезнев, сказал: — А сыщицкая хватка у вас есть. Может, вы в самом деле разберетесь, что происходит в нашем Фонде ветеранов. Скоро каникулы, появится свободное время. Возьметесь?
— Подумаем, — сказал Олег.
И Димка поддержал друга:
— Подумать надо.
Эпилог
Падение синьора Квазолини
В Теремковске Мануэлю Кренкино некогда было скучать. Все наперебой приглашали его в гости. Ребята хотели устроить для него концерт художественной самодеятельности. Отец Юры Зрачкова предлагал совершить однодневную прогулку на теплоходе «Новый быт» с высадкой на остров. Обещали угостить там итальянца тройной ухой. Это было заманчивое предложение. О прекрасном русском блюде, тройной ухе, часто вспоминал дедушка. Он даже писал о ней в одном из своих романов.
Но синьор Кренкино отказывался от любых предложений. Он предпочел сидеть на кухне у Изварина и наблюдать за работой Владимира Михайловича.
Внук писателя Крынкина сдержал слово. Вернувшись в Милан, он опубликовал в местной газете статью «Теремковский виртуоз», где подробно описал все события, связанные с установкой мемориальной доски на доме, в котором родился дед.
Сообщение о том, что русский умелец на газовой плите в эмалированной кастрюле смог за одни сутки изготовить такую же доску, какую хваленый синьор Квазолини делал в заводских печах почти месяц, повергло миланцев в уныние. Многие не скрывали своих слез.
Жизнь металлурга Квазолини в одночасье изменилась. Отныне он регулярно ужинал дома, на банкеты его не приглашали. Так же, впрочем, как не приглашали на театральные премьеры, художественные выставки и кинофестивали. Как-то раз он захотел пойти на конкурс красоты, так пришлось покупать билет. В свое время ему присуждали много премий, одну из которых он даже не успел получить. Хотел получить сейчас, а ему сказали, мол, поезд ушел. Ее уже отдали кому-то другому. Скульпторы больше не ваяли его бюсты, поэты не посвящали ему стихи, спортсмены — рекорды. Стихи и рекорды теперь посвящались синьору Изварину. Если раньше водители возили синьора Роберто на такси бесплатно, то теперь не соглашались везти даже за деньги. Папа Римский перестал ему звонить ежедневно. Звякнет для приличия раз в недельку, и на том спасибо.
Огорченный всеми этими неурядицами синьор Квазолини начал потреблять популярное итальянское вино кьянти в таком большом количестве, что вскоре его за прогулы уволили с работы.
Теперь миланцы по-прежнему гордятся лишь всемирно известным оперным театром «Ла Скала» и трапезной монастыря Санта-Мария делле Грацие, которая украшена росписью Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».
