– Не волнуйся. Сделаю, как в лучших домах Вашингтона.
Алешке это не очень понравилось, но возражать он не стал. Алешка всегда знает меру своему нахальству.
– Вам мат, Славик.
После чая Славик вручил Алешке сочинение. Оно начиналось словами: «В романе два главных героя. Один – это война, другой – мир…»
Но самое интересное было дальше. Наш Бонифаций, учитель русского языка и литературы, собрал сочинения, но проверить их не успел. Приболел слегка – то ли корью, то ли аппендицитом.
Вы только не смейтесь! Проверять сочинения пришлось… Славику. Он заменил Бонифация на его посту. И сам себе за «мое» сочинение поставил «тройку». Да еще и дописал: «Сумбурно и неубедительно. Не написано, а накатано».
Еще время прошло. В один прекрасный день ребята под руководством Васька сложили крылья своего самолета и выкатили его из здания школы на стадион. Там они поставили крылья на место. Заправили двигатель.
Сбежался весь район. Даже Полпалыч пришел, почему-то с большой коробкой. Пришли даже механики из мастерской, во главе с бригадиром. Среди них был и Князек. Но, как только он увидел Алешку, тут же слинял обратно во второй бокс и туго запер за собой и ворота, и калитку.
Васек надел шлем, уселся в кресло пилота и пристегнулся ремнями. Семен Михалыч скомандовал на весь стадион:
– Разойдись!
Вся публика послушно переместилась к забору и, затаив дыхание, смотрела на маленький самолет. Он был такой маленький, что, когда взревел двигатель и самолет побежал по дорожке, казалось, что Васек просто раскинул руки и взмыл в небо.
Все ахнули. Самолетик набрал высоту, сделал круг, другой, зашел на посадку и, плавно приземлившись, прокатился немного и застыл на месте. Только крылья у него чуть-чуть подрагивали. Не налетался.
Зрители хлынули к самолету. У Васька было такое счастливое лицо, словно… словно он выиграл у Галкина миллион. Нет, я не прав – такое счастье ни с каким миллионом не сравнишь…
Первым, однако, подбежал к самолету наш участковый и строго сказал:
– Что вы себе позволяете? Вы знаете, что полеты в черте города запрещены? Я вынужден принять меры!
По-моему, он просто позавидовал Ваську. И сам с удовольствием совершил бы запрещенный полет. В черте города.
Но ситуацию мгновенно «разрулил» Алешка. Он стал за спиной участкового и вполголоса сказал:
– В девяносто седьмом доме, в пятом подъезде, сломали домофон и выносят вещи.
Участковый вздрогнул… Кажется, он что-то понял. Потому что спросил:
– Сергей Александрович дома?
– Папа в командировке, – сказал Алешка с хитрой рожицей. – Пожалуйтесь на нас письменно.
А праздник продолжался. Полпалыч раскрыл свою коробку и достал из нее большой вертолет.
Он поставил его на землю и дал Алешке пульт. Объяснил, как им пользоваться. Алешка нажал на главную кнопку.
Лопасти вертолетика завертелись и превратились в сплошной сверкающий круг.
– Давай! – скомандовал Полпалыч.
Вертолет поднялся, завис на мгновение в воздухе, а потом начал такое выделывать над стадионом, что все вороны в панике сорвались с деревьев и умчались в парк.
Васек с интересом наблюдал за полетом игрушки, а потом сказал:
– Здорово! И я так умею.
Вот и эта история подошла к своему благополучному завершению. Все встало на свои места. Викина мама вернулась на родину и воссоединилась со своей семьей. Теперь эта семья ходит к нам в гости. Две мамы и Вика тренируются в кухне, а Лешка беспощадно обыгрывает Славика в шахматы. Изредка заходит Полпалыч. А Васек не заходит. Он выздоровел, оформил все свои дела и улетел на своем самолете в далекую Сибирь, где гибнут от холода вражеские шпионы.
Сначала Васек, правда, хотел подарить самолет нашей школе, но Семен Михайлович категорически от такого дара отказался:
– Еще чего! Они у меня в первый же день разлетятся во все стороны! Собирай их потом. Особенно – Оболенских. (Это он про нас с Алешкой.)
С отлетом Васька испортилась погода. Похолодало, затянулось серой пеленой небо, заморосили осенние дожди.
Алешка заскучал. Однажды он стоял у окна и вздыхал от скуки. Потом вдруг встрепенулся:
– Дим! Из пятого подъезда что-то странное вынесли. Что-то большое. Ни на что не похожее. Что-то тут не так! Я сбегаю, посмотрю.
Ну вот, все сначала!
Я вас умоляю…
