Я осторожно завернул за угол. Так и есть: неугомонные рабочие при слабом свете переносной лампочки продолжали трудиться в яме.
Подошел поближе. Заглянул вниз. И машинально спросил:
– Все вкалываете? А где Витек?
Они, как по команде, задрали головы и уставились на меня, как на заморское чудо. А один из них сердито спросил:
– Ну я Витек! Тебе чего?
– Ничего, – разочарованно вздохнул я. – Мне другой Витек нужен.
– Других не держим, – ответил Витек. – Иди отсюда. Не мешай.
Что мне оставалось?
Я вернулся к машине. Сообщил о том, как изменилась ситуация. О том, что в коллектор к «муникациям» путь для нас закрыт. (В глубине души я был рад этому. Безмерно.)
– Надо их выманить оттуда, – сказал Алешка. – На минутку всего.
– Чем выманить? – разозлился я. – Пивом? Сходи и вымани. Там, кстати, твой Витек копается.
Когда Лешка что-то затевает, он не знает преград. Преодолевает их, как говорит мама, легко и изящно.
Он что-то шепнул водителю. Тот подумал и кивнул.
– Пошли, – скомандовал нам Алешка и спросил меня: – Фонарик у тебя? – Потом протянул таксисту какую-то бумажку: – Сто баксов. За риск. Как договаривались.
Я только рот разинул. А водитель проехал немного вперед, стал разворачиваться и забуксовал в канавке.
– Порядок! – выдохнул Алешка и повернулся к нам: – Растворились!
Мы «растворились» за большим дубом. Ленка уложила Норда, и мы уселись на нем, как на диване. От него разило, как от ларька с моющими и другими химсредствами.
Водитель еще немного побуксовал, вышел из машины, зло хлопнул дверцей и зашагал к яме.
Он что-то стал горячо и жалобно говорить рабочим. До нас долетали обрывки его умоляющей речи:
– Грязища… Развезло… Толканите, ребята… Что вам стоит?
Ребята нехотя согласились и один за другим вылезли из ямы. Пошли к машине.
– Вперед! – скомандовал Алешка.
Норд раньше всех выполнил команду, и мы кулями скатились с него на землю, когда он с готовностью вскочил на свои громадные лапы.
Через секунду мы были в коллекторе, и нас, как старых друзей, радостно приветствовали подземные «муникации» вонью, плеском грязной воды и крысиным писком.
Мы прошли немного вперед, миновали проход в подвал зайцевского дома и свернули в боковую ветвь коллектора, где нас ждал замаскированный микрофон. Здесь мы выбрали местечко почище, Ленка расстелила предусмотрительно захваченный кусок пленки, и мы на него сели, приготовились к тревожному ожиданию.
В подземной тишине журчала бегущая и капала падающая со свода вода, стучали и шлепали лапами неугомонные крысы. Которые все нахальнее приближались к нам. Наконец Норд не выдержал и коротко рыкнул. По коллектору словно прокатился весенний гром. Крысы шарахнулись и где-то затаились. Стало совсем тихо, и в этой тишине до нас донеслись голоса рабочих. Они, наверное, вытолкнули наше такси и вернулись к своим прямым обязанностям.
Мы сидели молча, соблюдая конспирацию. Сначала было тревожно, даже страшновато, но вскоре, особенно после того как Норд пуганул крыс, мы успокоились и даже немного заскучали.
– Терпение, Ватсон, – прошептал Алешка. – Терпение, миссис Хадсон. Скоро вам станет очень весело.
Как в цирке, подумал я. Под куполом. Без сетки. В клетке с голодными львами.
Вдруг Норд поднял голову, насторожил уши. Ленка положила руку ему на холку и прошептала:
– Молчать, Норд. Место.
И мы тоже услышали какие-то тихие звуки. А немного погодя мимо нас, хлюпая сапогами, молча прошли Лисовский и Кислый с чемоданами в руках. И вскоре они затерялись в мутной дали коллектора.
– Давай фонарик, – шепнул мне Алешка. И отдал его Ленке: – Ты все поняла?
Ленка молча кивнула.
– Зарядишь Норда и ждешь сигнала. Пошли, Дим.
– Вы там осторожнее, – сказала Ленка вслед. – Не перепачкайтесь.
Вот уж этого я меньше всего боялся.
Шли мы очень осторожно, чтобы раньше времени не спугнуть жуликов. А потом посмотреть им в глаза и сказать все, что мы о них думаем.
Последние десятки метров до подвала мы крались, как индейцы за скальпами. На цыпочках.
Дверь в подвал была прикрыта. Но не плотно. За ней слышались какая-то возня и напряженные голоса. Мы подобрались к самому входу и одновременно приникли к дверной щели. Моя голова в ней торчала повыше, Алешкина – пониже. Четыре любопытных глаза и четыре настороженных уха.
А картина была интересная.
В потолке зияла круглая дыра, в которой мелькали физиономия Кислого и его жадные руки. Под дырой стояла складная стремянка. Рядом с ней, среди бетонной крошки и обломков, валялся опрокинутый домкрат и лежали раскрытые чемоданы.
Лисовский, стоя на стремянке, принимал от Кислого полиэтиленовые пакеты, набитые разноцветными «блестяшками», спускался на одну-две ступеньки и укладывал их в чемоданы.
– Живей, живей! – шепотом приговаривал он.
Мы, насладившись этим зрелищем, отступили на шаг от двери, переглянулись. И я рывком распахнул дверь.
– Лежать! – завопил Алешка, врываясь в подвал. – Руки за голову!
Лисовский от неожиданности и от испуга грохнулся со стремянки. Кислый выпустил из рук пакет, и на пол хлынул драгоценный водопад из всяких колечек, браслетов и сережек.
Это было незабываемое зрелище!
Ради него стоило, конечно, потрудиться…
– Лиса! – вдруг завопил Кислый. – Это пацаны! Вставай! – И он стал торопливо протискиваться в дырку. – Держи их!
Лисовский, придерживая руками поясницу, медленно поднялся на ноги. В глазах его вместо страха зажглась лютая злоба. Кислый повис на руках, спрыгнул и встал рядом с ним, подхватив с пола увесистый железный лом.
Не сговариваясь, они медленно, угрожающе пошли на нас, оттесняя в дальний угол. А мы медленно пятились, спотыкаясь о куски кирпича и другой хлам. И странно – совсем не было страшно. Было здоровое нормальное чувство злости. Злости на взрослых негодяев, которые жестоко, безжалостно расправляются с беззащитными людьми. Выгоняют их из домов, силой или хитростью отбирают у них последние деньги. Издеваются, оскорбляют. Когда знают, что они сильнее, что отпора им не будет.
Но зато как они трусливы, когда против них – сила!
– Чего приперлись? – сквозь зубы спросил Лисовский. – Чего надо?
– Надо, – спокойно сказал Алешка, – чтобы вы аккуратно разложили все обратно по полочкам. Чтобы вернули дом Зайцевым. Чтобы вежливо и культурно извинились перед ними.
– И выплатили им компенсацию, – добавил я. – А потом добровольно явились в милицию. Чего еще? – спросил я Алешку.
– Еще чтоб сказали: "Мы подлецы и негодяи. Мы больше не будем".
– Все? – усмехнулся Лисовский. – "Мы подлецы и негодяи". Довольны? Тогда я еще скажу. Сейчас мы вычистим этот магазин до донышка и уедем в теплые страны. "И больше не будем". Нам хватит. А вы останетесь здесь. И вас скушают крысы. Живьем.
– Во дурак-то! – искренне изумился Алешка.
Но тут вперед выдвинулся Кислый.
– Замолкни! – и он взмахнул ломом. – А то – вот!
– А то что? – дерзко и насмешливо спросил Алешка. – Под ногти его загонишь?
– По башке дам.
– Только попробуй, – пригрозил я. – Наш отец – полковник милиции. Он вам все ваши головы поотрывает.
– Да ну их, Дим, – сказал Алешка. – Я ща как нашу собаку свистну! Как она им уши надерет!
– Свистни, – ухмыльнулись оба жулика. – Свистни. А мы пока чемоданчики заполним.
Алешка свистнул. Он умеет свистеть. Он свистнул так, что жулики даже присели, вздрогнув.
И тут, словно в ответ на этот свист, раздался в глубинах коллектора жуткий угрожающий вой. И, нарастая, понесся к нам, как взбесившиеся "муникации".
У бандитов подкосились ноги, они схватились за свои уши. Но это были еще цветочки.
Тотчас же за воем послышались какие-то тяжелые шлепки – все ближе и ближе. Будто скакало по грязной воде какое-то неведомое чудовище.
Лисовский выглянул за дверь… И окаменел. В дальних глубинах, мерцая потусторонним светом, мчалась на него огромная собака. Из ее пасти валил голубой дым, ее шерсть переливалась желто-зелеными сполохами.
Завидев застывшего в ужасе Лисовского, собака снова взвыла. Злорадно и беспощадно.
Лисовский – гроза и ужас беззащитных детей – опять грохнулся на пол. На этот раз – в обморок.
А Кислый, бросив лом, пытался взобраться на стремянку. Но ноги его раз за разом срывались со ступенек, и он раз за разом бился лбом об лестницу.
– Я больше не буду! – вдруг искренне, с надеждой на пощаду завопил он. Не слабее собаки Баскервилей.
– Штанишки намочил? – с презрением спросил Алешка.
Глава XVIII
Капитан Коржик
Но вот что интересно. Когда мы облепили скотчем все руки и ноги задержанных, в магазине, над нашими головами, вдруг послышался всякий разнообразный шум. Вроде звона и топота, вроде грохота, лая и возгласов. А в потолочной дырке вспыхнул яркий свет.
– Спецназ! – послышалось оттуда. – Всем оставаться на местах!
