Больше им поговорить не удалось, потому что Борис Вениаминович пошел совсем рядом. Петька насупился и шагал молча. До самой ямы они не проронили ни слова.
Потом все вместе обедали. Андрей принес откуда-то несколько больших красивых плоских рыбин и сам жарил их на вертеле. Пекли картошку, пили чай. Борис Вениаминович обратил внимание, что дров у ребят маловато, и дал указание Андрею позаботиться о дровах. Андрей обещал. Потом Борис Вениаминович долго и много рассказывал, вспоминал всякие случаи из своей жизни археолога. Да оказалось, что он не только археолог, он еще и в геологоразведочных партиях работал, и какие-то лекарства выпускал, и даже в молодости был жокеем — наездником. Слушать его было действительно потрясающе интересно. Ушли они с Андреем только тогда, когда время уже было садиться ужинать.
— Борис Вениаминович, — задержал шефа экспедиции Федя, когда тот уже висел на веревочной лестнице. — Борис Вениаминович, вы про то, что мне позвонить завтра надо, не забудете?
— Помню, помню, — отозвался тот, — решим это дело, решим.
Петька сам подошел к Феде, как только ребята остались в своей пещере одни. Они уже могли с полным правом называть эту пещеру «своей». И потому, что обжили ее, проведя в ней половину ночи, и потому, что другой пещеры для них подготовлено не было, а из этой они сами не могли выбраться.
Итак, Петька подошел к Феде, когда последнее эхо шагов взрослых смолкло под сводами их пещеры.
— Так что ты там мне по пути про Бориса Вениаминовича рассказывал?
Вообще-то Феде не хотелось заводить этот разговор в присутствии Мишани. Сашку-то можно считать проверенным человеком, в вот Мишаня?.. Но и ждать, когда племянник Бориса Вениаминовича уснет, терпения не хватало. Откладывать же эту беседу до лучших времен, пожалуй, и вовсе уже было нельзя. Федя просто не предполагал, что они так быстро отыщут сокровища. Вдруг действительно в этой пещере лежит клад Митридата и завтра или послезавтра они его достанут? Что тогда? Федя не мог себе этого даже представить, но Борису Вениаминовичу он все-таки не верил. И как видно, только он один.
Так что Федя подмигнул Саше и просто отвел Петьку в дальний от Мишани уголок ямы, чтобы тот не слышал.
— Ну что вы там узнали в этой академии? — теребил его Петька.
— Узнали, что Борис Вениаминович в ней не числится, никаких машин от Украинской Академии наук в Крым в эти дни не уезжало, и за нами никто никаких машин не посылал, и на горе Митридат никакого Бориса Вениаминовича тоже никто не знает.
— С чего ты взял, что никто?
— Ну, этот бородатый археолог сказал…
— Во-первых, — Петька перешел на очень язвительный тон, — вы только с этим бородатым и разговаривали. А может быть, остальные археологи очень даже неплохо знают Бориса Вениаминовича. И во-вторых, вы — лопухи. Этот громила с горы Митридат наверняка тоже прекрасно знает о Борисе Вениаминовиче, иначе почему он сразу после разговора с вами, уже на следующий день, сам полез в каменоломни?
— А машина?
— И машина тоже наверняка была. Просто, если хочешь знать, насчет машины Борис Вениаминович мог договориться и в частном порядке. В той же академии. По знакомству, да мало ли… Шофер приехал на вокзал, а вас на месте и нет. Ведь не было вас, а?
Федя хотел возразить, что их на месте не было как раз из-за Петьки, но не успел вставить слово. Впрочем, какое это теперь имело значение…
— Шофер покрутился, покрутился на площади да и уехал обратно в гараж. И мы вас тоже не нашли, — завершил Петька свою версию событий.
Собственно говоря, в логике ему отказать было трудно. Могло случиться и так. Федя только плечами пожал: его ладно выстроенная гипотеза трещала по всем швам.
— Спорим на рубль, что ни машины, ни экспедиции никакой от академии не было, — неожиданно вмешался Сашка. Он, оказывается, уже давно подошел и стоял, прислушиваясь, за спинами спорящих. — Не может быть, чтобы была экспедиция от Академии наук и никто о ней не знал ничего. Вон, когда Янтарную комнату разыскивают, об этом на каждом углу трубят. И по телевизору, и в газетах. А тут клад Митридата.
— Вот именно, Пушкин, что клад Митридата, — язвительно зашипел Петька. — Мало кто в него верит, в этот клад. И знаешь, как трудно было Борису Вениаминовичу пробить эту экспедицию, чтобы ее разрешили!
— А ты откуда знаешь?
— Он мне по дороге из Киева рассказывал.
— Все равно не верю, — мотнул головой Сашка, — зачем он тогда нас тут как будто взаперти держит?
— Да пойми ты, — заговорил Петька другим тоном, каким говорят взрослые с неразумными детьми, — он боится, что нас люди заметят и тоже полезут сюда клад искать. Ну зачем это надо? Разве пару дней нельзя потерпеть?
— А ты не думал, Петр Ильич Чайковский, — Саша, видно, тоже решил не остаться в долгу, — что, может быть, он нас для того в таком секрете здесь держит, чтобы легче было потом избавиться? Достанет сокровища, а нас в этой яме оставит, и кранты. Что тогда? Никто ведь не знает про то, что мы с вами здесь сейчас находимся. Я у бабушки, вы у дедушки.
— Ну ты офигел! — возмутился Петька. — Кто это тебя тут оставит? Да Борис Вениаминович… Да в конце-то концов, что он, своего племянника здесь бросит? Ты хоть об этом подумай.
Федя бросил короткий взгляд в сторону Мишани. Тот сидел у тлеющего уже костра, уныло повесив голову, и ничего не делал. Что у него там творилось в этой повешенной голове? Трудно сказать…
— Да, — вдруг вырвалось у Феди, — возможно, Мишаня — гарант нашей безопасности.
— Гранат? — переспросил Петька. — При чем тут гранат?
— Я говорю — гарант, — пояснил Федя, более начитанный, чем его друг. — Его присутствие здесь гарантирует, что с нами ничего не случится.
— Вроде заложника, — нашел нужным добавить Сашка.
Это было, конечно, не совсем одно и то же, но Федя уточнять не стал.
— Ну вот. Тем более, — совсем успокоенно согласился Петька. — Сами же и говорите.
— И все-таки не нравится мне все это, — произнес Сашка фразу, которая становилась у него уже традиционной.
Среди ночи ребят разбудил свет фонарика и многократно отозвавшийся эхом оклик Андрея. Он принес и сбросил в яму новую партию дров. Это были все те же доски. Старые, иссохшие, некоторые подгнившие, с гнутыми ржавыми гвоздями. В свете двух фонарей ребята потратили немало времени, собирая их и относя в один угол. За этой работой Федю посетила идея, которую он решил пока приберечь про себя.
— Отряхнись, — посоветовал Борис Вениаминович, когда чуть-чуть привыкли глаза и уже не надо было прикрывать их рукой от до боли давящего яркого солнечного света.
Федя перестал щуриться, убрал от лица ладонь и впервые за сутки с лишним увидел Бориса Вениаминовича не в свете фонарика. Он сразу понял, почему ему надо отряхнуться. Борису Вениаминовичу и самому не грех было бы заняться тем же самым. Казалось, что за это недолгое время сивый археолог поседел окончательно, и вообще с ног до головы его словно сахарной пудрой обсыпали. Конечно же, и Федя выглядел не лучше — мелкая белая пыль из каменоломен не оставила на них ни одного чистого места.
И еще одна деталь сначала удивила Федю: стекла очков археолога потемнели так, что почти не стало видно его проницательных глаз.
«Хамелеоны, — догадался Федя, — как у мамы, только еще темнее». У мамы даже на ярком солнце стекла очков становились лишь серыми с фиолетовым отливом, линзы же у Бориса Вениаминовича сделались почти синими.
Пришлось чиститься и вытряхивать одежду довольно долго, однако избавиться от въедливой пыли оказалось непросто. Даже через десять минут интенсивной обработки одежда еще не утратила полностью следов недавнего пребывания в каменоломнях.
Борис Вениаминович безнадежно махнул рукой.
— Может, искупаемся? — предложил Федя, глядя на мучнистые волосы и такое же лицо шефа.
Тот оглянулся в сторону моря, до которого было рукой подать, немного подумал, еще раз махнул рукой, буркнул: «Некогда», — и быстро зашагал вниз с холма.
На обочине дороги их дожидалась машина, все те же красные «Жигули» с Сергеем Сергеевичем на месте водителя.
— На телеграф, — кратко распорядился Борис Вениаминович.
Всю дорогу молчали, Сергей Сергеевич вообще не производил впечатления многословного человека, а Федя не выспался после ночной уборки дров, да и разбудил его Борис Вениаминович очень рано, в половине пятого. Глаза сами собой слипались.
На улицах города было еще немноголюдно, а в помещении телеграфа, куда Федя зашел в сопровождении Бориса Вениаминовича, сидело на скамеечках в ожидании переговоров всего два человека да один стоял у окошечка оператора.
— Иди заказывай, — подтолкнул Федю в спину Борис Вениаминович.
