Петя чуть тронул меня локтем, но промолчал.
– Дело в том, Аркадий Агеевич, – продолжил следователь, – что горничная, принеся заказ, обнаружила на дверях табличку «не беспокоить». Еще ночью она имела возможность познакомиться с крутым нравом хозяйки этого номера и пришла в замешательство. Не передать заказанные пирожные и потревожить госпожу Козловскую выглядело одинаково неприятным.
– И как же она поступила? – спросил художник с любопытством.
– Она постучала, но ответа не было. И уже после этого она удалилась, более или менее успокоившись. Не входя сюда.
– К чему вы мне об этом говорите? – заволновался Аркадий Агеевич.
– К тому, что, видимо, вы также немало натерпелись от норова вашей заказчицы?
– Так и есть. Очень своенравна и крута!
– Не ссорились?
– Не хочется об этом говорить, но вы ведь преступление расследуете. Мы ссориться не могли. Кто я для нее таков? Она просто меня отчитывала. Изредка, правда, приходила в прекрасное расположение духа и начинала восхищаться. Я в такие моменты пытался объяснить, как было бы лучше и правильнее написать ее портрет. Она даже соглашалась, но вскоре заставляла уже сделанное переделать и вернуться к тому, что сама требовала, исходя из неких своих пониманий. А я терпел! Ругань терпел и, что хуже, исполнял ее требования.
– Нуждались в деньгах?
– В больших деньгах! А кроме как с нее, получить их было не с кого.
– Много она вам обещала?
– Мы точно не договаривались. Но она заплатила мне аванс и купила две мои картины. Уже этих денег достало бы, чтобы при моих скромных запросах прожить год, а то и больше. Но не на мои замыслы!
– Вы что-то желаете спросить? – обратился Дмитрий Сергеевич ко мне.
– Да. Отчего госпожа Козловская называла вас Мишель?
Мне был не особо интересен ответ на этот вопрос, куда интереснее было встретиться с господином художником взглядом, когда он станет на него отвечать. Но он ответил, глядя в сторону.
– Ей мое имя казалось, уж простите, каркающим! Вот и придумала мне новое.
В который уже раз в двери постучали. На сей раз мы услышали голос господина Уварова, который он не посчитал нужным понизить.
– Дмитрий Сергеевич, за вами прислали из управы, срочно требуют.
– Раз требуют, значит явимся.
– Дмитрий Сергеевич! – сказал, выходя из спальни, дактилоскопист. – Я свою работу закончил, так что поеду с вами.
– Я тем более закончил и тоже могу ехать, – сказал Андрей Иванович, неожиданно для меня появляясь вслед за дактилоскопистом из спальни. Интересно, чем он там был занят столько времени? Обыскать спальню, в которой ее хозяйка провела несколько часов, приехав сюда без вещей, достало бы и нескольких минут. Просто не хотел помешать следователю вести допрос?
– Тогда поступим следующим образом, – сказал господин Аксаков. – Вы, Андрей Иванович, возьмете с собой господина художника и в управлении снимите допрос с соблюдением формальностей. Уж извините, Аркадий Агеевич, но чем быстрее мы это сделаем, тем лучше будет для всех.
– Коли нужно… – вздохнул художник и встал со своего стула.
Бросил взгляд на полотно и скорбно покачал головой.
– С вами, господа, я прощаюсь, – обратился Дмитрий Сергеевич к нам с Петей. – Не завтра, так послезавтра нам нужно будет встретиться, а пока до свидания.
– А мне, как понимаю, нужно опечатать номер? – спросил Михаил Аполлинарьевич.
– Конечно. И закончить опрос прислуги. Ну и, возможно, господин Уваров кого-то дождется до вашего ухода, вы уж и с теми людьми побеседуйте. Мы ушли.
Едва двери затворились, Михаил повернулся к нам и широко улыбнулся.
– Отчего-то меня совсем не удивляет наша встреча здесь и сейчас!
Мы невольно рассмеялись. Не громко, вполголоса.
– Что за смех?
– Михаил, получасом ранее точно те же слова произнес Дмитрий Сергеевич! – объяснил Петя. – Мы шли к Светлане Андреевне.
– Не иначе в связи с вопросами постановки спектакля?
– Э-э-э… Почти.
– Да-с! А тут такое вот происшествие печальное! И что вы об этом думаете?
Петя сделал умное лицо и весомо произнес:
– Для выводов у нас недостает достоверной информации. Возможно, вы с нами поделитесь?
– Раз Дмитрий Сергеевич разрешил вам присутствовать при допросе…
– Хотя и прочел перед этим нотацию!
– А я его понимаю. Впрочем, я вас отчитывать не стану. Что вас интересует?
– Все, – сказал Петя. – Помимо допроса художника и того факта, что произошло преступление, мы ничего не знаем.
– Знаем, – поправила его я. – Знаем, что госпожа Козловская перебралась сюда среди ночи, но это будет все.
– Ну да, а то с чего бы вы пошли сюда, – согласился Михаил. – Коротко о событиях можно рассказать следующим образом. Около двух часов дня сюда пришла горничная убитой. Принесла из особняка личные вещи. Дверь была не заперта… Дальше понятно – крик, слезы, прибежали служащие, сделали звонок в полицию. И вот мы здесь.
– Подозреваемые есть?
– Как сказать, – чуть неуверенно произнес Михаил. – Прислугу можно исключить с огромной долей вероятности. Все работают здесь давно, все люди проверенные. И ко всему привычные, нужно это подчеркнуть. Из-за вздорности постоялицы никто бы за нож не схватился. За кисти с красками – тем более. Посторонних в это время не было, и этому можно верить. Из числа постояльцев в гостинице находились лишь несколько человек. Алиби имеется у всех, помимо одного.
– Его фамилия не Гурьев? – невольно вырвалось у меня.
Михаил очень удивился, но, секунду подумав, погрозил нам пальцем и ответил:
– Нехорошо подозревать знакомых! Или вы за него беспокойство проявляете? В таком случае успокойтесь, у Анатоля Гурьева лучшее из возможных алиби – я сам! То есть я сам вожу знакомство с компанией, к которой он прибился. И сегодня в то самое время, когда могло произойти убийство, находился с ним и еще с несколькими молодыми людьми. Едва мы расстались и я пришел в управление полиции, меня направили сюда. Дмитрий Сергеевич с нашей командой выехали примерно за полчаса до того. Вот! Так что без алиби у нас совершенно другой постоялец. Кормильцев Юрий Мефодьевич. Из шестнадцатого номера. Кстати, он единственный, с кем я еще не общался. Ушел он из гостиницы почти следом за господином художником, то есть теоретически мог совершить убийство. Равно как и сам господин Аркадий Агеевич Ольгин. Вот наши два подозреваемых! Очень надеюсь, что иные уже не объявятся!
– Неужели сюда так сложно попасть постороннему?
– Сложно! – отрезал Михаил. – Входов-выходов несколько. Но они либо закрыты и ими пользуются лишь свои, либо под постоянным и, я бы сказал, неусыпным присмотром. После кражи из номера одного московского гостя строгости здесь особенно усилились. Удовлетворены? Ну-с, какую выгоду я могу извлечь для следствия за этот рассказ?
Петя собрался что-то сказать, но я его опередила.
– Петр Александрович полагает, что художник сказал неправду!
– Когда я это говорил?
– Вы не говорили, вы меня локтем толкали.
– Ах, да. Господин Ольгин – так, кажется? – сказал, что на нанесение на холст этих устрашающих картинок потребны не менее получаса.
– Он сказал про четверть часа!
– Да и этого много. Если краски и кисти под рукой, берусь повторить рисунок за пять-семь минут.
– Но он же сам выписывает все очень скрупулезно и, видимо, неспешно, – глубокомысленно произнесла я. – Вот и назвал такое время.
– А мне показалось, – с еще более умным видом возразил Петя, – что он прекрасно понимает, что проделать все возможно заметно быстрее.
– Не спорьте! – засмеялся нашей перепалке Михаил. – Я это ваше замечание запомню и в случае нужды использую его.
– А отчего вы с ним вместе пришли?
– Меня за ним послали, едва удалось установить его личность и адрес. Проживает он неподалеку, но мне и половины пути пройти не пришлось, как он мне навстречу попался. Не узнать такого даже по описанию труднее, чем узнать. Ну я и решил, прежде чем задерживать, посмотреть, куда он направляется. Оказалось, что сюда. Что вы о нем самом думаете?
– Умен, – ответила я. – Очень самолюбив, и… ну мне так показалось, был он готов к разговору. Очень продуманно все выглядело. Как бы очень нехотя сознался, что терпел унижения ради заработка. Весь такой чувственный и погруженный в искусство, но ведь не стал отрицать, что работу эту выполняет лишь ради денег! Но отчего не сразу заметил испорченную картину, хотя должен был бы в первую очередь посмотреть именно на нее. После свою рассеянность подтвердил тем, что отказался замечать вот эти часы! Следом еще заявил, что чашек вроде бы прежде не было.
– Увлекся работой, не заметил служанку, – пожал плечами Михаил.
– Это могло быть. Но чашки пусты. Не стояли же они здесь с утра, при таком-то обслуживании? Кто пил?
– Ну конечно, пить могла лишь госпожа Козловская! Этого не заметить было невозможно, она же позировала!
