– Точно говорю: становится парень человеком, – солидным тоном сказал Пашка. – Перестает увлекаться всякими глупостями.
– Придумали что-нибудь? – спросил Мифа. – Даже жалко, что вы зря головы ломали. У меня созрел самый простой план. Называется «Тринитротолуол».
Пашка ухмыльнулся:
– Хорошее название. Ты что, взорвать его хочешь?
– Да нет, почему взорвать?
– А зачем этот… тол? Так же взрывчатка называется!
– Ну, это так, дань прошлому… И, как поется в одной старой песне, чтоб никто не догадался. А вообще-то я решил: ничего ни для кого никогда красть не собираюсь. Даже вслух произнес. Вот и услышал эти три «ни». А «тротолуол» добавил просто так!
– Молодец, смешно придумал, – похвалил Пашка. – Только сложно очень.
– А участковый? – напомнила Анка.
Мифа махнул рукой:
– Лучше я за старые пакости отвечу. Но новые делать не собираюсь.
Пашка тихонько подтолкнул Саню. Такие планы Мефодия их не очень-то устраивали.
– Отдай ему эти часы, мы очень тебя просим, – тихо сказал Саня.
У Мефодия отвисла челюсть.
– Вы что… – прошептал он. – Заодно с ним?!
– Как ты мог подумать! – возмутилась Анка. – Заодно с ним! Думать надо, а потом говорить. А ты, Чибисов, тоже молодец. Начал с самого конца. Объяснить же надо!
Знакомая скамейка на бульваре пустовала, словно ждала их.
– Давай, Чибис, объясняй, – сказал Пашка. – Ты все придумал, тебе и уговаривать.
– …и ты получаешь обратно Марксэнины часы, – завершил Саня свое объяснение.
– А вдруг… – начал было Мефодий.
– Никаких «вдруг», – перебил его Пашка. – Мы все продумали. До мелочей.
Мефодий все равно задумался. Потом хмыкнул:
– Да кто мне их вернет?
– А никто и не собирается тебе их возвращать, – сказал Пашка.
При этих словах Мефодий заморгал глазами, как птица филин, именем которой его дразнили в детстве.
– Часы-то не твои, – продолжал Пашка. – Их и вернут владелице, Синицыной Марксэне. Так сказать, по адресу, который написан на обратной стороне крышечки. Забыл, что ли, гравировку? А мы – вот ты, Саня, Анка и я – спокойненько объясним, как задумали и провели операцию. Тебе еще орден дадут.
– Да не надо мне ордена!
Мефодий почему-то совсем не понял, что Пашка шутит насчет награды. Просто он не заметил Пашкиного юмора. Хотя этот юмор был не такой уж и тонкий, чтобы его не заметить.
– Мне бы только, чтоб все хорошо закончилось, – мечтательно проговорил Мефодий. – Началась бы новая жизнь…
– Начнется! Обязательно начнется твоя новая жизнь! – воскликнула Анка. – Да что ты мечтаешь о ней, как преступник какой-то? Ты нормальный человек, даже… хороший!
И тут Мефодий покраснел. Наверное, он сильно пожалел, что нет при нем его волшебных очков. Уж точно он за ними спрятался бы.
– Ну что? – спрашивал Пашка, сопя и пошатываясь.
Пошатывался он потому, что на его шее сидел Саня и смотрел в высокое окошко, выходящее с лестничной площадки во двор.
– Беседуют. Мефодий голову опустил, словно провинился, а Иван Антонович его отчитывает. Да, Пашка, умеет этот старик мозги пудрить! Интересно, в какой спецслужбе он работал? Конец бы Мифе-Канарейке, если бы не мы…
– Дай и мне посмотреть! – прыгала рядом Анка.
– Цирк тут, что ли? – бурчал Пашка. – Акробатический номер: пирамида из двух с половиной сыщиков.
– Все, разошлись они! Мифа сюда идет, а старик в подворотне исчез, – сообщил Саня.
И сразу обрушился вниз.
– Ты что! Осторожней! – воскликнул он.
– Шея не казенная. – Пашка потирал эту самую шею. – Отъелся ты, Чибис, с лета. Раза в два тяжелее стал!
По лестнице бегом поднимался Мефодий с Джоем на поводке.
– Все, отдал. – Он махнул рукой, будто завершил какое-то трудное дело. – Вот гад! Еще и лекцию на прощание прочитал про то, как надо любить животных! Деньги куда девать? А то еще… потеряю.
На его ладони лежала смятая стодолларовая купюра.
– Я возьму пока, – осторожно, за кончик, взяла бумажку Анка. – И завтра в милицию сдам. Как вещественное доказательство. Жалко, что она не помечена специальным составом. Ну, все равно, пусть знают: ничего ты не воровал, мы действовали по заранее составленному плану.
Мефодий с благодарностью посмотрел на нее.
– Что ж, – посмотрел на часы Саня, – теперь остается только ждать. И не опоздать завтра.
– Знаете что, – предложил Мифа, – пойдемте погуляем. Просто так, без всяких там размышлений… Весна ведь все-таки!
Весна действительно вступила в свои права так быстро, что занятые расследованием ребята этого даже не заметили. Асфальт совсем высох, унылые сосульки растаяли на солнышке. В кроне еще голого тополя пробовала голос какая-то робкая городская птичка.
– Пойдемте в Парк Горького, – предложила Анка. – Уже, наверное, колесо обозрения работает.
Но Пашке было не до аттракционов.
– Расслабляться еще рано. – Он назидательно поднял вверх палец. – Все может быть! Увидит Антонович нас вместе, обязательно что-нибудь заподозрит. Гулять завтра будем. Ну ладно, Анку домой проводим, – смягчился он. – Только без Мифы.
– Смешной этот Мифа, – сказала Анка, когда они уже шли по Большой Дмитровке. – И так быстро изменился…
– Изменишься тут! Конечно, повезло ему, что мы на пути попались, – рассудительно заметил Пашка. – А то бы точно преступником стал.
– А кем ты хочешь стать, Пашка? – спросила Анка.
– А ты?
– Я? – Анка представила, какой поток дурацких шуточек обрушится на нее, если она скажет правду, и ответила: – Ну-у… Учительницей.
– Бедные детки! – хмыкнул Пашка. – Отец тоже хочет, чтобы я учителем был, как он. Нет уж, только сыщиком!
Саня промолчал. Хорошо Пашке: он всегда во всем уверен, на любой вопрос отвечает не задумываясь. И как это можно знать, кем ты захочешь быть через пять лет?
Ваня то и дело поглядывал на часы: «А вдруг опоздаем?» Хорошо, Иван Антонович проговорился, что летит в Португалию. Рейс на Лиссабон – они специально звонили в справочную – был всего один, так что перепутать было невозможно. А вот опоздать – очень даже просто. Еще собирались ехать в Шереметьево на автобусе! Хорошо, что Мифа повез их на такси.
– В таких делах экономить ни к чему! – сказал он. Конечно, ребята согласились.
Всю дорогу Саня вспоминал свой последний утренний разговор с Иваном Антоновичем. Да и не разговор, а так – несколько реплик. Не хотелось ему разговаривать с этим человеком…
Пока Бармалей и Чубик бегали где-то по кустам, Иван Антонович стоял посреди двора и смотрел вверх.
– Да, погодка, Санек, самая… перелетная! Птицы возвращаются из теплых краев, а я, наоборот, туда. И всякая живность ищет, где лучше.
– Так вы что, насовсем уезжаете? – спросил Саня.
– Зачем? – усмехнулся старик. – Погощу у своего знакомого, посмотрю белый свет – и обратно. В гостях хорошо, а дома лучше. А знаешь, что мне дома больше всего нравится? Люди. Таких людей, как у нас, нигде нет. Доверчивые, как… голуби.
Почему старик сказал о голубях? Наверное, потому что в этот момент они весело слетели с крыши «комода», будто кто-то сыпанул горсть конфетти.
Почему-то эти слова задели Саню.
«Доверчивые! – подумал он. – Наверное, о Мефодии говорит. Насмехается! Раз люди доверчивые, так их поэтому обманывать надо? Мефодия вообще чуть преступником не сделал…»
А больнее всего было то, что Иван Антонович обманул его, Саню. Ведь Саня так доверял ему, у него первого спросил совета! А этот добрый старик оказался обыкновенным… мошенником. Что же, после этого Сане Чибисову всем людям не доверять? Как говорится, доверяй, но проверяй? Какая же у него жизнь тогда будет?
Поэтому Саня не хотел разговаривать со своим соседом. Попрощался и ушел. Да и в Шереметьево пора было собираться. Не пропадать же Марксэниным часам! И, наверное, много чему еще… Пасхальным яйцам Фаберже, например. А что там в других фигурах, и сколько их вообще, этих фигур? Ребята постеснялись спросить об этом художника. Наверняка ведь тот не знает, какие тайники оборудовал в его скульптурах заказчик. Не зря Иван Антонович на птичьих чучелах натренировался…
Саня все поглядывал на часы. Даже водитель на него покосился:
– Опаздываете, что ли? Так скажите, поддам газку.
– Самолет захватить собираемся, – ляпнул Пашка с заднего сиденья. – Боимся, улетит без нас.
Опять он со своим юмором! Водитель посмотрел в зеркало заднего вида и мрачно сказал:
– Вот так и с моим приятелем пошутили… Так он этого шутника прямо к милиционеру подвез. Получите, говорит.
– Извините… – смущенно пробормотал Пашка. – Не надо к милиционеру.
Впервые в жизни Пашка понял, что переборщил со своими шуточками. Мог ведь всю операцию провалить. Хоть и не живи тогда на белом свете! А Анка потом вообще не даст рта открыть за такую шуточку.
– Ну что, все вместе пойдем? – спросил Мефодий, когда они выбрались из машины.
