Я позволяю отвести себя в спальню. Да, позволяю ему и это. В голове все еще пульсирует танцевальный ритм. Кажется, под ногами качается пол.
Вы к этому готовы?
Вы все к этому готовы?
Он начинает меня раздевать.
— Клэй, пожалуйста…
Неуклюжими медвежьими лапами он срывает с меня одежду.
Я не сопротивляюсь. Да, да, я знаю. Нужно брыкаться, кричать, сопротивляться. Но я ему позволяю.
Мой блестящий топ. Черная мини-юбка. Клэй хватает юбку, тянет вниз и склоняется надо мной, толкая на нерасправленную кровать.
— В последний раз, — жарко и влажно шепчет он мне на ухо. Темные глаза неистово вращаются. — Ну, пожалуйста, Элли… Последний раз.
— Нет, это неправильно. Хватит, Клэй.
Я сказала это вслух или только подумала?
Его рука у меня между ног. Он стягивает мои черные трусики.
— Нет, Клэй! Прекрати!
Эти слова — всего лишь мои мысли?
Я позволяю ему… не сопротивляюсь. Трусики спущены ниже колен, он валится на меня. И вот он во мне. Еще… еще… еще… еще…
Что он говорит?
Он что-то бормочет, он — сверху, двигаясь во мне, говорит без остановки. Но я его не слышу.
И еще раз… Теперь вместо него я вижу светловолосого парня.
Еще раз, во мне — светловолосый парень, а вовсе не Клэй. Прелестный светловолосый парень, легкий, светлый, как изящный олень.
И вовсе не Клэй. Не толстый, неуклюжий Клэй.
Со мной светловолосый парень, а Клэй исчез. И понемногу, понемногу, понемногу я проваливаюсь в мир снов. Я не засыпаю до конца, потому что понимаю, что делаю.
Я понимаю, что занимаюсь любовью вовсе не со светловолосым парнем.
Светловолосый парень — призрак.
И все же мне все равно. Я хочу, чтобы он был со мной. После стольких лет я хочу, чтобы он был со мной.
После стольких лет…
Все кончено. Я слышу, как Клэй стонет и слезает с меня.
Почему я позволила ему? Трусики до сих пор спущены ниже колен. Не хочу даже находиться здесь.
Я позволяю ему… не сопротивляюсь…
Клэй ложится рядом. Горячие губы касаются моей щеки.
Я делаю глубокий вдох. Неизвестно, смогу ли я здесь дышать.
— Клэй, это было в последний раз, — бормочу я.
Пылающие губы шепчут мне на ухо:
— Ты не можешь бросить меня, Элли.
— Клэй, послушай…
— Мать твою, ты не можешь меня бросить! Я тебе не позволю.
Меня здесь уже нет.
Я сказала это вслух? Или только подумала?
На следующее утро, в серую ветреную субботу в конце мая, я позвонила маме.
Я звоню маме раз в неделю, и звонки всегда удивляют ее — будто я звоню ей раз в год.
Сначала мы обсудили погоду.
— У нас в Нью-Йорке ураган, мама. Совсем не похоже на лето. Наверное, пойдет дождь. А как погода в Мадисоне?
Ну конечно же, холодно. В Мадисоне всегда холодно. Разумеется, кроме тех нескольких месяцев, когда стоит ужасная жара, а испарения от озера практически не дают дышать.
Потом я спросила про моего кота Лаки. Я так по нему скучаю! Я взяла его, когда мне исполнилось двенадцать. Однако после переезда в Нью-Йорк кота пришлось оставить у мамы.
— Мам, как там Лаки?
— Все в порядке. Да что ему сделается?
Потом я выслушала все новости о Венди, моей успешной, трудолюбивой, замужней, почти богатой старшей сестрице. Чертова яппи, в тени которой выросла я, вечная неудачница. Милая мама не забывает мне об этом напомнить.
— Венди и Ной купили «БМВ». Такая симпатичная игрушка с откидным верхом. И не спрашивай меня, сколько он стоит!
Ну говори же, говори, у тебя же язык чешется!.. Потом она спрашивает, как мои дела, и ее голос меняется, словно мать наступила на собачье дерьмо.
— Элли, милая, как ты? По-прежнему заменяешь ту девушку на бирже?
— Я до сих пор работаю временно, но с биржей покончено. Нужно искать что-то новое.
— Мне казалось, что у тебя там есть подруга. Ты ведь рассказывала о какой-то Терезе или как ее там… Она же собиралась подыскать тебе хорошее место?
— Тереза — просто секретарь, мама. У нее нет связей, чтобы найти мне работу.
— Ясно. Не думала, что у тебя такие подруги. А сама ты не можешь найти что-нибудь подходящее?
— Ну… Мне нравится и временная работа, мама… Правда. И я… Я пытаюсь что-нибудь придумать.
— Все не можешь расстаться с прошлым? Ты это пытаешься сказать?
Боже, какой сейчас год? Что, время потекло назад? Это реальность или ужасный фантастический фильм, где я обречена переживать один и тот же эпизод снова и снова?
— Мама, хватит. Я позвонила не для того, чтобы ругаться.
— Что было, то прошло.
— Мама…
— Почему ты не сделаешь татуировку, как все твои сумасшедшие ровесники? Напиши на лбу: «Что было, то прошло». Ты ведь сбежала в Нью-Йорк, чтобы обо всем забыть?
— Я не сбегала. Просто приняла решение и переехала сюда. Дай мне отдышаться, мама. Я пытаюсь что-то сделать.
— Пытаешься… Нет, ты не пытаешься, а испытываешь мое терпение!
— Ха-ха! Мама, мне просто смешно.
— Тогда почему мне хочется плакать?
— Пожалуйста, я действительно пытаюсь покончить с прошлым. Мне нужны перемены, ты ведь знаешь. Нужно все начать с нуля.
— Элли, тебе двадцать четыре года. Сколько можно начинать все сначала?
— Спасибо за поддержку, мама.
— Послушай…
— Мама, прости, звонит другой телефон. Иногда я так говорю, просто чтобы повесить трубку. Но на этот раз второй телефон и правда звонил.
— Элли, я не успела рассказать, как папа ходил к стоматологу. Ему чистили каналы. Три часа в кресле. Ты не поверишь, сколько боли и страданий перенес наш бедный…
— Мама, пожалуйста, телефон звонит. Я должна ответить. Пока!
Я повесила трубку, хотя дребезжащий, скрежещущий от курения голос матери будет еще долго звенеть в ушах.
— Алло?
— Привет, детка! Это я, Клэй. Давай встретимся сегодня вечером.
В следующую субботу позвонила Тереза. Мы договорились вместе пообедать. Я не видела ее с той ночи в Пляжном клубе.
Что мне сказать, если она спросит про Клэя? Рассказать все как было? Нет, слишком неловко.
Надев голубые брюки, темно-синюю рубашку-поло и кое-как пригладив волосы, я вышла на улицу и пошла по Вест-Энд-авеню. Стоял по-настоящему летний день, теплый и солнечный — к нам наконец-то пришло лето.
На чьем-то подоконнике легкий теплый ветерок колыхал поздние нарциссы. Вдоль дороги под деревьями росли красные и лиловые тюльпаны. Мимо пронеслись два светловолосых парня на мотоциклах. Их куртки развевались на ветру словно флаги.
Откуда мне было знать, что именно в этот день начнется ужас?
Тереза живет на Западной Восемнадцатой улице, в двух шагах от кондитерской, где пекут восхитительные рогалики. Кондитеры работают круглые сутки; дивный аромат свежих рогали, ков плывет по всему кварталу и, конечно, прямо в Терезины окна. Она ни за что не уедет отсюда?
Тереза снимает трехкомнатную квартиру вместе с двумя другими девушками. Дом очень старый, с мраморной лестницей и лифтом, который со стоном и скрипом едва доползает до восьмого этажа. Тереза и ее соседки обклеили стены плакатами, мебель куплена в основном в «ИКЕА», несколько старых стульев нашли на улице. В центре гостиной стоит массивный кожаный диван, и никто не помнит, откуда он взялся.
Кухня по размерам напоминает пенал, и я нисколько не преувеличиваю. Девушкам приходится заходить туда по одной, чтобы не столкнуться. Но, как и в большинстве домов Вест-Сайда, в квартире высокие потолки, большие окна, а остальные комнаты — просторные и уютные.
Дверь открыла Сара, одна из Терезиных соседок.
— Уже ухожу, — пробегая мимо меня, сказала она. — Тереза у себя в комнате.
Тереза сидела боком на кровати, нога на ногу, облокотившись на стену. На ней был бело-зеленый полосатый топ и вытертые джинсы. Волосы убраны наверх, вокруг головы — зеленая бандана. Она еще не успела накраситься, и на бледном лице зеленые глаза казались ярче, чем обычно.
Тереза подняла глаза от книги Мэри Хиггинс Кларк.
— Привет, Элли. Читала это?
— Нет, я не читала ничего со времен романов о Нэнси Дру.
— Ты читала такие книжки? — захихикала Тереза. — Они ведь старомодные и примитивные!
— Знаю. Только меня это не волновало. Я прочитала все книжки из цикла. Просто обожала их, так здорово раскрывать преступления быстрее Нэнси. И мне всегда мешала мама — она говорила, что пора взяться за настоящую литературу.
— Ну, вот это — неплохой детектив, — заявила Тереза. — Я уже почти дочитала, но не могу понять, кто так упорно преследовал девушку.
Я, конечно, тут же вспомнила Клэя.
— Эй, на работе мне тебя не хватает, — сказала Тереза, отвлекая от мыслей о Клэе. — Мы ведь виделись каждый день. Вместе обедали, и все такое. В агентстве есть для тебя что-нибудь новенькое?
